- Совсем ничего? – уточнил врач – кто же еще, конечно, врач.
- Совсем, - прошептала я.
- А как вас зовут?
- Наверно, Марина.
- А фамилия?
- Не помню.
- А сколько вам лет? У вас есть родные?
- Не помню.
- А как вы здесь оказались?
Я молчала. Сколько можно повторять одно и то же. Не помню!!! Не знаю!!!
- Типичная ретроградка. Не волнуйтесь, у вас ретроградная амнезия. Это часто бывает после черепно-мозговой травмы. Со временем вы все вспомните. Как в сериале. А пока отдыхайте.
Отойдя от кровати, врач жестом поманил медсестру в коридор.
- Вот что, Галина Степановна, - сказал он, прикрыв дверь в палату, но нисколько не заботясь о том, чтобы хоть немного понизить свой трубный глас. – Где-то милиция нам телефон оставляла. Позвоните им и скажите, что больная в себя пришла, но кроме имени ничего не помнит, приезжать и допрашивать нет смысла. Да, и скажите, что ее действительно зовут Марина, тот билет в кармане все-таки ее.
- Знаете, Игорь Палыч, - голос Галины Степановны звучал сконфуженно, - я пару раз назвала ее Мариной, так что она могла просто это с моих слов запомнить.
- Вот как? – хмыкнул врач. – Ну, тогда не говорите. Скажите, что вообще ничего не помнит.
- Да, но зато сегодня в справочное звонил какой-то мужчина и спрашивал, как ее самочувствие. И назвал имя и фамилию, которые на билете.
Врач помолчал немного. Мне показалось, что он непременно должен в этот момент нахмуриться и качнуться пару раз с носка на пятку.
- Вот об этом обязательно расскажите. Он что-нибудь еще говорил? Может, кто он такой – ну там, родственник, сослуживец?
- Нет, просто спросил, в каком состоянии Марина Слободина.
- Могли бы меня позвать хотя бы.
- Вы были на обходе.
- В конце концов! – взорвался врач по имени Игорь Палыч. – Больная без сознания, в тяжелейшем состоянии, ее никто не опознал, никто не ищет. Звонит человек и интересуется ее состоянием, и никому нет дела.. У меня просто слов нет, одни буквы... нехорошие. Могли бы попросить его приехать, что ли. Передайте им, если еще раз позвонит...
- Я поняла, - вздохнула медсестра. – Передам. Сейчас позвоню и скажу…
Недослушав ее причитания, врач куда-то пошел по коридору, а Галина Степановна вернулась в палату. Почему-то мне не хотелось, чтобы она поняла, что я слышала их с врачом разговор. Поэтому закрыла глаза и сделала вид, что сплю. И незаметно уснула на самом деле.
11
После возвращения из Парижа Денис нет-нет да и ловил себя на мысли о Вере. Впрочем, это и мыслями-то назвать было трудно. То вдруг вздрагивал, увидев идущую по улице темноволосую худощавую женщину. То улыбался, наблюдая за деловито семенящей таксой. А потом наткнулся на Верин адрес электронной почты в контактах. Посидел, подумал, кликнул мышкой на кнопку «Создать» – появилось окошко сообщения.
Он набрал «Привет!» и мучительно замер. Прошло пять минут, по экрану монитора поплыли яркие рыбки. Сердито толкнув мышку, Денис вернул окно почты и... выключил программу.
О чем писать-то?
И вообще, раньше надо было думать.
Эта мысль его даже испугала. Вот как, значит, дело обстоит...
Вера и Инна...
С одной стороны, не мешало бы хорошенько поразмыслить. А с другой, думать в этом направлении совершенно не хотелось. Действительно, поздновато. Как в анекдоте: умерла так умерла.
Или все-таки не поздновато?
Бред какой-то!
Денис полистал снимки в фотогалерее и нашел тот единственный, на котором была Вера. Она вообще не любила фотографироваться или сниматься на камеру. Тогда они ездили с друзьями на пикник в Кавголово. Веру с превеликим трудом удалось втащить в кадр. Вот и получилась она такая – то ли сердитая, то ли смущенная. Волосы растрепаны, в руках бутылка, из которой поливала угли на мангале. Вопреки утверждению, что шашлык дело мужское, в их компании лучше Веры никто с этим не справлялся. Она вообще умела многое из того, что обычно свойственно мужчинам, да и характер у нее был скорее мужской. И при все этом Вера оставалась очень женственной и привлекательной.
Увеличив снимок, Денис рассматривал Верино лицо и вдруг понял, что, хоть внешне Инна ничуть на Веру не похожа, но все-таки, все-таки... Определенно что-то общее есть. Может, поэтому его так сразу к Инне и потянуло?
Странно это все, очень странно. Никаких особо пылких чувств он к Вере не испытывал, скорее дружеские. Ну да, любовью, к обоюдному удовольствию, занимались, и вообще им было хорошо вместе. Но, к примеру, жениться на Вере Денису и в голову не приходило.
А зря, наверно, не приходило. Она-то к нему относилась гораздо серьезнее, чем он к ней, хотя старалась этого не демонстрировать. Может, и на работу во Франции согласилась с такой готовностью, потому что понимала бесперспективность их отношений? С глаз долой...
Он тогда особо и не переживал. Да что там, вообще не переживал. Согласилась – и молодец. Хорошие деньги, хорошие возможности. И письма, если вспомнить, писала ему Вера, а он только отвечал. Так уж его с детства приучили: «Ведь принято обычно на письма отвечать», как в старой глупой песенке про практикантку Таню, получившую письмо от двоечника Егоркина. А потом он – Денис, а не Егоркин – как-то не ответил, так уж вышло, и все... И эта прошлогодняя встреча в Париже – Денис долго сомневался, стоит ли вообще звонить. Он даже дома у Веры не был, просто гуляли, сидели в кафе. Обещал написать, но...
Вот дурак-то!
Он подумал, будто у Веры и Инны есть что-то общее? Да нет, скорее уж было. Инка после свадьбы изменилась так, что ни в сказке сказать... Кстати, о сказках. В детстве он никак не мог понять, почему сказки обычно кончаются свадьбой. А дальше-то что? Ну, как что, пожимала плечами бабушка, стали они жить-поживать, добра наживать. А как поживать-то, настаивал Денис. Да кто же их знает, наверно, хорошо.
А может, и не хорошо, а совсем даже наоборот. Зачем сказку-то портить. С этим люди и в действительности столкнутся. Была сказка, а стала неприглядная, непричесанная действительность. Была невеста-принцесса, а превратилась в... Ну, замнем для ясности, в кого.
С Инны будто лак сползал потихоньку. Она стала какой-то грубой, бесцеремонной. Вульгарной? Нет, пожалуй, нет, до этого еще не дошло. Но от некоторых ее словечек и поступков Дениса буквально коробило. Он снова и снова задавал себе вопрос: что произошло. Видел ли он Инну теперь во всей красе, без розовых очков – или она просто перестала притворяться?
То же самое сказала и Яна. Неделю назад они с Инной были на дне рождения отца. И все, вроде, шло чинно и благопристойно. Инна сидела, скромненько помалкивая, опустив глаза в тарелку, но Денис чувствовал какую-то неловкость и тихо злился. А когда вышел на кухню покурить, за ним в дверь скользнула сестра. Поморщилась, открыла форточку, села за стол и спросила в лоб:
- Ну?
- Что «ну»? – попытался отвертеться или хотя бы потянуть время Денис.
- Как протекает жизнь счастливого молодожена?
Голос Яны звучал, вроде, с ехидством, и Денис, наверно, огрызнулся бы, если б не было, кроме ехидства, еще и сочувствия. Неожиданно для себя он, совсем недавно разругавшийся с сестрой из-за Инны вдрызг, вдруг начал плакаться ей в жилет. Хотя и понимал, что поступает не слишком порядочно, не по-мужски как-то, жалуясь на жену, с которой прожил всего два месяца.
Яна слушала молча. Она, конечно, могла сказать что-то вроде «ага, я же говорила», но не стала.
- Знаешь, - вздохнула она, - когда я ее в первый раз увидела, она мне не слишком понравилась. Но я сказала себе, что сама виновата. Ну, тогда мне все на нервы действовало. А сейчас... Я удивляюсь, как раньше-то не заметила. Денька, я бы не стала тебе говорить, если б ты сам не рассказал, но... В общем, она, мне кажется, насквозь фальшивая. Сидит такая скромница, не замути воды, а в глазах... Извини, нехорошо все это, что мы тут с тобой говорим, но... Может, ей деньги твои нужны были?
