– Сюда, – позвал его Меценат.
Его друг увидел двоих мужчин и быстрым шагом направился к ним.
– Послушай, – прошептал тем временем провинившийся патриций Агриппе, – он действительно хороший поэт. Октавиан его любит. Он уже знаменит в больших городах. С таким лучше быть любезнее. Его стихи обессмертят тебя.
– Не нужно мне такое бессмертие! – рявкнул кораблестроитель. – Я хочу построить флот до того, как Секст Помпей уморит эту страну голодом!
К ним подходил мужчина небольшого роста, с брюшком и черными кудряшками, обрамлявшими лицо. Он снова чихнул и недовольно застонал:
– Право, Гай Цильний, я думал, здешний воздух будет хорош для меня, но пыль такая неприятная. А ты, должно быть, Агриппа, гениальный судостроитель? Я… я Вергилий. – Поэт помолчал, явно разочарованный тем, что лицо его нового знакомого осталось бесстрастным. – Ах, я вижу, что моя слава не прибыла сюда раньше меня. Не важно, Цильний говорил мне, что ты придумал какую-то новую конструкцию галеры.
– Меценат! – Агриппа не верил своим ушам. – Кому еще ты об этом говорил? Если так пойдет и дальше, то флот Помпея встретит меня, едва мои галеры выйдут в море.
Его друг окончательно смутился и принялся оправдываться:
– Я поделился с ним некоторыми мелочами, чтобы разжечь его интерес, ничего больше. Вергилий же понимает, что никому нельзя об этом говорить, так?
– Разумеется, – без запинки поддакнул Вергилий Марон. – Поэтам известны многие секреты. В любом случае я подозреваю, что не задержусь надолго в этом мире. Слабею с каждым днем…
Он энергично высморкался, и Агриппа раздраженно глянул на него.
– Твой возница останется здесь, – заявил он поэту. – Меценат отведет лошадей в город и возьмет тебя с собой.
Вергилий моргнул.
– Он именно такой, как ты и говорил, Цильний, – сказал он своему другу. – Суровый истинный римлянин, но сложен, как молодой Геркулес. Он мне нравится. – Поэт повернулся к Агриппе. – Раз уж я увидел строительство твоего флота, можно ли доверять мне в достаточной степени, чтобы устроить небольшую экскурсию?
– Нет, – отрезал тот, едва сдерживаясь. – Я занят.
– Цезарь сказал, что я должен ознакомиться с детальными планами, – вмешался Меценат. – Я взял с собой Вергилия, чтобы он все записывал. Даю тебе слово, ему можно доверять.
Агриппа в раздражении вскинул глаза к небу, а потом отвел своего товарища на десяток шагов, чтобы Вергилий не услышал их разговора.
– Он не кажется мне… мужчиной. Меценат. И я слышал, что таким доверять нельзя. Они сплетничают, как женщины.
– Как это, он не мужчина? – наивно спросил Цильний.
Агриппа покраснел и отвернулся:
– Ты знаешь, о чем я. По крайней мере, скажи мне, что он, ты понимаешь… – У него перехватило горло, и ему пришлось выдавливать из себя слова. – Он, как бы это сказать, дает, а не берет.
– Не могу взять в толк, о чем ты, – ответил Меценат, хотя его глаза весело блестели. Кораблестроитель по-прежнему не смотрел на него.
– Он ножны, а не меч! Боги, я не знаю, как об этом сказать! Но ты понимаешь, о чем речь.
– Да, понимаю. – Меценат рассмеялся. – Просто меня интересовало, в какие слова ты это облечешь. Вергилий! – оглянулся он на гостя. – Мой друг хочет знать, ты меч или ножны?
– Что? Э… меч, определенно. Доброе римское железо, вот кто я, – отозвался Публий Вергилий.
Агриппа застонал. Он долго сверлил обоих мужчин мрачным взглядом, но потом не выдержал. Молодой человек гордился своим творением, и какая-то его часть хотела им все показать.
– Ладно, идите за мной, – сдался он наконец и тут же зашагал к галере. Вергилий с Меценатом обменялись улыбками, двинувшись следом. Агриппа, не оглядываясь, начал подниматься на строительные леса, с легкостью, свидетельствующей о том, что для него это – привычное дело, переходя с платформы на платформу. Его спутники, конечно, отстали, но все-таки забрались на верхнюю платформу, с которой им открылась незаконченная палуба. Настил положили еще не полностью, так что они видели скамьи гребцов.
– Сначала я хотел поставить четыре абордажных ворона[19] вместо одного обычного, – стал рассказывать кораблестроитель. – Результат на дне озера. Галера от этого стала слишком тяжелой. Но я все равно поставлю не один, а два, чтобы побыстрее переправлять людей на борт вражеского судна, хотя в этом случае, если волны сильные, галера несколько теряет в устойчивости. Но я найду способ это исправить. Агриппа посмотрел на Мецената, ожидая понимания, но на лице его друга-патриция отражалось недоумение. – Гребцами будут не рабы, во всяком случае на этих судах. Только лучшие бойцы, отобранные на состязаниях октавианских легионов. Я предлагаю двойную оплату тем, кто станет победителем и получит место гребца. В результате у нас на каждом корабле будет как минимум в три раза больше бойцов.
– Это плюс, – признал Цильний Меценат. – Но Помпей командует двумя сотнями галер. Тебе потребуется что-то еще.
– Это не все, что у меня есть, – сухо ответил Агриппа, глядя на Вергилия. – Если вы хотите посмотреть, поклянитесь, что умрете, прежде чем кому-то об этом расскажете. Мне и без того довольно сложно удерживать здесь моих рабочих, чтобы они не убежали в город и не выболтали все, что здесь видели.
– Даю тебе слово, честью клянусь, – ответил Меценат, и Вергилий со всей серьезностью повторил его слова.
Агриппа кивнул и свистнул одному из людей, работавших на палубе.
– Поднимите катапульту, – приказал он.
– В катапультах нет ничего нового, – пожал плечами поэт. – Их используют на всех флотских галерах.
– Чтобы метать камни, которые чаще пролетают мимо, – прорычал Виспансий Агриппа. – Точность попадания – это проблема, но мне удалось ее обойти. Ничего подобного у них нет.
По приказу бригадира плотников, к которому обращался Агриппа, шесть человек принесли снизу стойки и веревки. На глазах Мецената и Вергилия они начали собирать на палубе метательную машину, закрепляя опоры круглой платформы в специальных пазах в палубе, чтобы после выстрела катапульта оставалась на месте и не каталась по кораблю во время шторма. На платформу установили бронзовые шары со штырями, которые точно вошли в пропиленные для них гнезда. На шары поставили еще одну круглую деревянную платформу диаметром шесть футов, которая могла легко вращаться на этих шарах, верхней частью утопленных в общую канавку, даже при установленной на ней катапульте, которую собрали с завидной быстротой, свидетельствующей о большой практике.
– Я вижу четырехлапый якорь… – начал Меценат.
– Смотри, – оборвал его Агриппа.
Катапульта напоминала миниатюрную копию лука-скорпиона, какие использовали легионы. Никакой пращи с тяжелым камнем. А вместо стрелы на ней установили большой четырехлапый якорь, привязанный к бухте веревки. Люди на палубе ждали сигнала, и Агриппа взмахнул рукой. Все трое вздрогнули, когда катапульта выстрелила и якорь взлетел в воздух, потащив за собой веревку. Он пролетел сотню шагов, прежде чем резко пошел вниз и ткнулся в мягкую землю.
Руководитель строительства выглядел очень довольным, когда повернулся к своим гостям.
– Камень может не попасть в корабль или стукнуться о палубу и отскочить в воду. А якорь пролетит над вражеским кораблем и вцепится в дерево, – объяснил он. – Наши противники попытаются разрубить веревку, но в ее волокна вплетена медная проволока. На каждой палубе будет по три таких катапульты, и, когда якоря вцепятся в борт, мои люди быстро подтащат вражескую галеру. Потом мы перекинем абордажные вороны и нападем на них прежде, чем они организуют оборону.
Меценат и Вергилий кивали, но, похоже, идея Агриппы не произвела на них должного впечатления.
– Вы увидите, – продолжил их друг. – На кораблях, спущенных на воду, новые катапульты уже установлены. Я собирался испытать их сегодня, до того, как из-за вашего прибытия все утро пошло псу под хвост.
Он повернулся и прокричал приказ капитану ближайшей галеры, одной из трех, продолжавших маневрировать на озере. Его зычный голос, конечно же, услышали, о чем капитан и сообщил, вскинув руку. Гребцы вытащили весла из воды, чтобы их галеру догнала преследующая. Меценат и Вергилий вовремя успели повернуться, чтобы увидеть, как с палубы выстрелили тремя якорями, которые перелетели через вторую галеру и прочно зацепились за дальний борт. Три команды легионеров уже накручивали веревки, словно рыболовную леску, упираясь ногами в деревянную палубу.