Вид флота и восходящего солнца, символа римской мощи, поднял ему настроение. Марку очень хотелось повести куда-то солдат, потому что своих целей он мог добиться, только опираясь на эти легионы. Сейчас он был законным представителем сената, располагающим всей полнотой власти. Поразмыслив, Антоний отметил для себя, что должен рассказать о своих ощущениях Фульвии, когда та приедет.

Возвращаясь к гостинице, он заметил двух своих людей, которые спешили к нему. Подбежав, они отсалютовали.

– Где легаты? – спросил Марк Антоний.

– Собрались на главной площади и ждут тебя.

– Очень хорошо. – Консул ускорил шаг. – Показывайте дорогу, последний раз я сюда приезжал очень давно.

Шум и голоса, доносящиеся с главной площади, он услышал задолго до того, как вышел на нее. Она напоминала римский Форум в миниатюре, и на ней собралось слишком много солдат, чтобы чувствовать себя спокойно. Консул вспомнил свою последнюю речь перед толпой.

Раздался громкий крик, когда его заметили, и центурионы с виноградными лозами принялись руганью и пинками разгонять людей, прокладывая ему дорогу. Антоний ожидал найти солдат дрожащими от ужаса в ожидании наказания, но вместо этого видел повсюду только злость, когда шел между их рядами к возвышению. Любой командир знал, что иногда он должен стать глухим, шагая в окружении своих солдат, но на этот раз он слышал не веселые насмешки. Легионы гудели, с трудом сдерживаемые офицерами, а из толпы доносились проклятия.

Обычно, когда консул поднимался на трибуну, чтобы обратиться к легиону, его приветствовали радостными криками и аплодисментами. Марк Антоний оставил охрану у возвышения, а когда поднялся по ступеням, шум стих и воцарилась тяжелая тишина, нарушаемая лишь жидкими хлопками шести легатов. Эти жалкие звуки тут же заглушил грубый смех. Солдаты вспотели, пока дожидались его, стоя на возвышении. Антоний славился сильным голосом и был довольно высок, а прежде чем заговорить, он выпрямился в полный рост. Его слова эхом отлетали от окружавших площадь домов.

– Я консул Рима и представляю здесь сенат. Мне принадлежит власть Рима, и я могу судить других за преступления перед государством.

Смех стих. Марк растянул паузу, думая о том, как продолжить. Он собирался проявить милосердие и этим перетянуть военных на свою сторону, но видел, что они настроены против него.

– А что ты скажешь о своих преступлениях? – внезапно донеслось из толпы. – Что ты скажешь о Цезаре?

Антоний схватился за ограждение большими руками и наклонился вперед. Он осознал, что легионеры видят в нем лишь представителя сената. И ему повезло, что они еще не взбежали на возвышение, чтобы разорвать его на куски.

– Ты говоришь о Цезаре? – рявкнул он. – Я тот, кто произнес погребальную речь над его телом, кто стоял рядом, когда его пожирал огонь. Я был его другом. Когда Рим позвал меня, я не колебался ни минуты. Я следую дорогой закона. Никто из вас этого сказать не может.

Он собирался продолжить, но все больше и больше выкриков неслось из толпы, и все вопросы слились в злобный рев. Этот рев не утихал, и Марк Антоний увидел, что люди начали расходиться. Словно и не ожидали ничего от него услышать. В раздражении он повернулся к начальникам легионов:

– Выводите нарушителей. Они послужат примером для остальных.

Легат, который стоял ближе всех, побледнел.

– Консул, мы их привели по твоему приказу, но легионы знают, что ты предложил сенатскую амнистию, – ответил он неуверенно. – Если я отдам такую команду, они могут нас разорвать.

Марк Антоний глубоко вдохнул и шагнул к легату, нависнув над ним.

– Мне надоело слышать о страхе перед толпой. Где тут толпа? Это римские легионеры, которые помнят о дисциплине. – Теперь он говорил для тех, кто слушал, а не для отказывающегося подчиняться ему военачальника. – Этой дисциплиной надо гордиться. Говорю тебе, это все, что у тебя осталось.

Легат отдал команду, и из ближайшего здания вывели связанных людей. Центурионы провели их сквозь толпу и поставили лицом к остальным. В любом легионе встречались нарушители, которые засыпали на посту, насиловали местных женщин или крали у соседей по палатке. Оптии и центурионы пинками поставили отобранную сотню на колени.

Марк Антоний чувствовал ярость, захлестывающую остальных. Недовольный гул нарастал, и легат вновь обратился к нему, понизив голос:

– Консул, если они сейчас взбунтуются, мы все покойники. Позволь мне отпустить их.

– Отойди от меня! – возмущенно рявкнул Марк. – Кто бы ты ни был, уйди со своего поста и возвращайся в Рим. Трусы мне не нужны.

Он шагнул к ограждению, и его голос перекрыл гул.

– Рим не стоял на месте, пока вы сидели здесь и скорбели о смерти великого человека! – взревел он. – Горе украло вашу честь? Заставило забыть о долге и традициях? Помните, что вы граждане Рима, нет, солдаты Рима. Люди железной воли, которые знают цену жизни и смерти. Люди, которые не останавливаются ни при каких обстоятельствах.

Он посмотрел на несчастных легионеров, которые теперь стояли на коленях. Они догадались о своей судьбе, когда их привели сюда и оставили в темноте в ожидании наказания, вынесенного консулом. И сейчас многие из них пытались разорвать веревки, но любые попытки подняться пресекались пинками бдительных центурионов.

– Вы подняли мятеж, отказавшись подчиниться приказу, – продолжил Антоний. – Мятеж должно смыть кровью. Вы это знали с того самого момента, как поступил приказ из Рима. И вот тот камень, который начал падение в тот день. Центурионы! Выполняйте свой долг.

С мрачными лицами центурионы достали боевые топоры и занесли их тупой стороной над головами осужденных. Резкими ударами они стали разбивать им головы, одному за другим.

Брызги крови и ошметки мозга летели с поднимающихся топоров, попадая на лица тех, кто стоял в первых рядах. Легионеры глухо зарычали, офицеры криками пытались восстановить порядок. Они стояли, тяжело дыша, со злобными лицами, испытывая отвращение, но и зачарованные смертью.

Когда последнее тело упало, выплеснув на землю кровь и мозги, Марк Антоний, с трудом переводя дух, обвел легионеров взглядом. Их головы медленно поднимались, но во взглядах более не читалась жажда уничтожения. Их удалось удержать. Большинство понимало, что худшее позади.

– И камень упал. Это все, – вновь заговорил консул. – А теперь я скажу вам кое-что о Цезаре. – Если бы он даже пообещал им золото, то не смог бы добиться столь полной тишины: никто не издавал ни звука. – Это правда, что за содеянное в мартовские иды не отомстили. Я сам предложил амнистию, зная, что в этом случае убийцы Цезаря не будут больше видеть во мне опасность для себя. Я хотел обратиться к народу Рима, я не мог допустить, чтобы меня изгнали или убили как друга Цезаря. Змеиное гнездо – вот во что превратилась политика в Риме.

Теперь люди уже не расходились: наоборот, они надвинулись на Антония, чтобы услышать новости, которые он привез. Брундизий далеко от Рима, напомнил себе Марк Антоний, так что до них докатывались только базарные сплетни и слухи. Несомненно, у сената есть шпионы, которые доложат о его речи, но к тому времени он будет уже далеко отсюда. Он сделал выбор, покинув Рим с женой и детьми, и не собирался отступаться от задуманного.

– Некоторые из тех, кто несет ответственность за убийство, уже покинули страну. Таких, как Кассий и Брут, нам не достать, во всяком случае пока. И однако, один из убийц Цезаря, который был среди тех, кто набросился на него в театре Помпея, еще в Италии, на севере. Децим Юний верит, что уехал достаточно далеко от Рима, чтобы не опасаться мести.

Консул помолчал, наблюдая, как меняется выражение обращенных к нему лиц. Собравшиеся начинали ему верить.

– Я вижу перед собой шесть легионов, – продолжал он. – Децим Юний – наместник области у подножия Альп, у которого лишь несколько тысяч солдат, нужных для поддержания порядка. Может ли он чувствовать себя в безопасности от нас? Нет, не может. – Антоний оскалился, и его голос стал еще громче. – Вы требовали отомстить за Цезаря. Я здесь, чтобы повести вас на его врагов.