В конце концов, моя сила воли уступает моему иррациональному мышлению, и я высвобождаю ее, открываю экран и нахожу наш последний разговор.

Мой желудок переворачивается, когда я читаю наши последние несколько сообщений.

Я была так зла на него той ночью. Я так сильно хотела услышать правду из его уст, но я никогда не могла представить, как пройдет ночь.

Джоди: Я знаю, что ты там.

Я колеблюсь, держа большой палец над кнопкой отправки, и почти нажимаю на нее, но прямо в последнюю секунду мой телефон вибрирует от входящего сообщения, от которого у меня перехватывает дыхание.

Тоби: Мне жаль.

— Недостаточно хорошо, — бормочу я себе под нос.

Тоби: Я знаю, этого никогда не будет достаточно. Я никогда и близко не подойду к тому, чтобы загладить то, что я сделал, за то, как я причинил тебе боль. Но мне жаль. Моя извращенная жажда мести затуманила мои суждения, исказила то, что было действительно важно.

Мое сердце учащенно бьется, а рука дрожит, когда я смотрю на его извинения.

Я не видела его целую неделю, и, несмотря на то, что не могу забыть ни единого момента из наших последних минут вместе, в глубине души я скучаю по нему.

За эти несколько недель он стал таким важным для меня. Он был светом в моей тьме, моим рыцарем в сияющих доспехах.

Мой телефон снова вибрирует, но на этот раз от звонка.

Эмоции застревают у меня в горле, когда я даже подумываю о том, чтобы услышать его голос, но, когда я смотрю на экран, я не нахожу фотографию Тоби, которую я сделала в коттедже, но вместо этого на моем экране появляется яркая, слегка пьяная улыбка моей кузины.

Проводя пальцем по экрану, я подношу его к уху, собираю оставшийся бумажный пакет и начинаю выходить из парка, подальше от него.

— Наконец-то, черт возьми, Джо-Джо. Я сходила с ума.

— Извини, мне просто нужно было несколько дней, — признаюсь я, не поднимая головы, заставляя себя не искать его.

— Я знаю, я понимаю. Как у тебя дела?

— Я записалась на прием к парикмахеру, готова приступить к работе, — говорю я, на самом деле не желая вдаваться ни во что другое.

— Что ж, это начало, — говорит она с облегчением в голосе. — Я знаю, ты, вероятно, не захочешь это слышать, но тебе действительно нужно пойти домой и поговорить со своей мамой.

— Случилось что-то плохое, не так ли?

— Что? Нет. Что заставляет тебя так говорить?

— Потому что вы обе взрывали мой телефон прошлой ночью, как будто наступал конец света. Ее выгнали?

— Н-нет, ничего подобного. Ничего плохого, я обещаю.

7

ДЖОДИ

Несмотря на обещание Брианне, что я пойду домой и повидаюсь с мамой, только на следующий вечер я, наконец, отбрасываю свой затаенный гнев в сторону в пользу выяснения того, что происходит.

Едва я вставляю ключ в замок, как с другой стороны двери загорается свет, и она распахивается.

— Джоди, — выдыхает мама, немедленно подхватывая меня на руки, как будто ничего не случилось. — Я так беспокоилась о тебе.

— Я просто была с Сарой, мам. Я недалеко ушла.

— Я знаю, но… Мне так жаль, детка. — Она отстраняется и берет мое лицо в свои руки. Ее полные слез глаза осматривают каждый дюйм моего тела, прежде чем она поправляет мои волосы. — Это выглядит невероятно, — говорит она, пропуская сквозь пальцы прядь моих недавно подкрашенных волос.

— С-спасибо. Это то, что ты должна делать, когда парень разбивает твой мир вдребезги, не так ли? Сделать что-нибудь новое. — Я выдавливаю из себя смех, чтобы согласиться со своим заявлением, но это более болезненно, чем что-либо еще.

— Заходи, здесь холодно.

Взяв меня за руку, она тащит меня в дом, вытаскивает мои ключи и оставляет их на приборе в прихожей.

— Хочешь кофе или чего-нибудь покрепче?

— Что ты думаешь?

— Думаю, я знаю, — говорит она с улыбкой, которая почти такая же натянутая, как у меня минуту назад.

Она оставляет меня за столом и немедленно достает из буфета два бокала для коктейлей, прежде чем бутылки с крепкими напитками выстраиваются на стойке.

Обеспокоенная дочь во мне хочет спросить, должна ли она пить после ее нездоровых отношений с алкоголем после смерти Джо, но я держу язык за зубами.

Она взрослая женщина, которая способна принимать собственные решения.

Она отмеряет порции в шейкер, прежде чем достать фруктовый сок из холодильника, чтобы дополнить наши напитки.

— Держи, — с гордостью говорит она, передавая мне розовый напиток.

— Что это?

— Сладкое извинение в стакане, — говорит она, ее глаза умоляют меня простить ее.

— Мам, — вздыхаю я, я пока даже близко не готова отпустить все это. — Бри сказала, что мне нужно прийти и поговорить с тобой.

Весь воздух вырывается из ее легких, когда разочарование отражается на ее чертах.

— Мы не собираемся терять дом. — Мои глаза расширяются от ее заявления, облегчение наполняет мои вены. — И все, что Джонас оставил нам, лежит на моем банковском счете.

— Что? Как? Я думала, что ничего не было.

Она качает головой, и в эти несколько секунд тишины наступает реальность.

— Тоби, — выдыхаю я.

Легкая улыбка подергивается в уголках ее губ, что заставляет меня нахмуриться.

Не говори мне, что все, что ему нужно было сделать, это появиться здесь, предлагая вернуть наш дом, и она внезапно на его стороне.

— Он пришел во вторник вечером, чтобы все объяснить и сказать мне, что он организовал для нас все, чего мы заслуживаем.

Отведя глаза от стола, я пытаюсь все это переварить.

— Дом был оформлен на меня, и у нас более чем достаточно средств, чтобы нам не нужно было беспокоиться о деньгах в течение долгого, долгого времени.

— Но почему? — Шепчу я, все еще уставившись на старую деревянную столешницу передо мной. Она была в этом доме всю мою жизнь. В ней запечатлен весь наш почерк, на который мы всегда слишком давили, чтобы писать, маленькие рисунки, которые мы с Джо создали, когда были маленькими.

Протягивая руку, я просматриваю некоторые детские записи Джо из тех времен, когда мы были детьми, и в груди у меня ноет от потери.

— Он не монстр, Джоди. Он просто—

— Трахнутый садист, которому нужно было—

— Сломленный маленький мальчик в теле мужчины, — перебивает мама.

— Господи, — бормочу я, тянусь за своим коктейлем и опрокидываю его одним глотком. — Ты действительно наивна, не так ли?

Ее глаза вспыхивают негодованием, но она, к счастью, прикусывает язык. — Я знаю, ты думаешь, что я плохо разбираюсь в людях, но—

— Джонас обычно запирал Тоби в их подвале в качестве наказания. — Мама бледнеет от моего откровения. — Он контролировал каждый аспект жизни Марии. Ее лечение от опухоли головного мозга. Он вынудил мужчину, которого она любила, и ее собственную дочь уехать из страны, так что ей пришлось прожить восемнадцать лет без своего ребенка.

Мама нервно сглатывает, но ее глаза не отрываются от моих. — Именно поэтому Тоби на него не похож.

— Как ты можешь так говорить? — Я кричу, стул, на котором я сидела, падает на пол позади меня, когда я встаю. — Ты должна быть здесь на моей стороне, мама. Он подставил меня за кражу у моего работодателя. Он забрал все наши деньги. Он наблюдал, как мы горевали, как страдали, зная, что это его вина. Он… он п-показал м-мне— Рыдание прерывает мои слова, и я плотно сжимаю губы.

Понятия не имею, почему я скрываю от нее тот факт, что Джонас жив — или, по крайней мере, был жив на прошлой неделе. Но что-то кажется неправильным признаваться в том, что я его видела.

— Насколько нам известно, его убил Тоби.

— Нет, он бы сделал это раньше, если бы это было так просто.

— Господи, мам, — киплю я. — Не могу поверить, что ты на его стороне.

— Я не на его стороне. Я на твоей стороне, детка, всегда. Я просто думаю, что он не такой законченный монстр, каким ты его себе представляешь.