Колдунья качнула головой, в глазах у нее блестели слезы.
– Я не могу произнести его имя, иначе наложенное на меня заклинание убьет меня.
Эльминстер одной рукой сделал жест в воздухе, достигая двух целей: он велел Шторм Серебряной Руке молча отступить, ее лицо при этом стало серьезным, а его парящая трубка плавно переместилась к ее плечу. Казалось, воздух содрогнулся от ожидания, когда Старый маг угрожающе улыбнулся, обнажая зубы, и шагнул к дрожащей волшебнице.
– Итак, ты стоишь перед деликатным выбором: предать его и умереть, или бросить вызов мне ... и умереть. Ах, это трудный путь, который мы, творцы заклинаний, должны пройти. Снова и снова мы вынуждены противостоять самим себе и видеть, кто мы есть и чем становимся. Натчанция, кто же вы?
Женщина в черном смотрела на него, как маленькое животное, попавшее в ловушку, вздрогнула, закрыла глаза и тихо плача, прошипела:
– Нет… нет… нет.
– Тебе нужно больше мужества перед лицом смерти, – мягко заметил Эльминстер. – Тем не менее, это не редкая ошибка. Позволь мне избавить тебя от уверенности в неминуемой гибели и сказать тебе, что я сам назову имя заказчика, который прислал тебя сюда. Его имя: Аундаман из Тэя.
Имя странным образом раздалось эхом, когда оно сорвалось с его губ. Затем все затихло, леденящей тенью растекаясь по саду.
Глаза Натчанции, устремленные на Старого Мага, вспыхнули во внезапном торжестве. Из ее неподвижной груди внезапно вырвалась ревущая магия, хищный поток голодной ярости, который врезался в седобородого волшебника и с белым опаляющим пламенем понес его прочь на живую изгородь за ним. Но что-то невидимое отбросило его обратно в клубящийся, исчезающий дым.
И все же ее грязная работа была сделана, и когда иссушающее заклинание завершилось, колдунья из Невервинтера холодно улыбнулась Шторм Серебряной Руке, беря себя в руки и наблюдая с жестоким весельем:
– И поэтому Эльминстер из Долины Теней оказывается в конце не более чем старым дураком, из чистой гордости попавшим в ловушку, которую Красный Волшебник заложил в меня, чтобы устроить его гибель!
Она подняла когтистую руку и добавила с усмешкой:
– Бард Долины Теней тоже падет сегодня от рук Натчанции из Невервинтера!
V. Трубка
Шторм вздохнула и закатила раздраженно глаза еще до того, как вспыхнуло синее пламя, отвернулась, чтобы пожаловаться парящей трубке:
– Почему они все похожи на старого менестреля Тинтроса, высмеивающего Маншуна? Почему это всегда Великая Насмешка Судьбы, а?
И трубка выпустила кольцо дыма в небо, подмигнувшее Шторм, и во второй золотой вспышке… исчезло, оставляя Эльминстера стоять рядом с Бардом из Долины Теней, с укрытой бородой подбородком на том месте, где была трубка.
Старый маг пожал плечами и развел пустыми руками.
– Теперь, милая, ты должна признать, что Великая Насмешка Судьбы – это смешно. Чистое пустословие, без бешеного азарта, стремительных погонь, взрыва замков и драконов, раздирающих когтями и заклинаниями! Да мы можем предаться высмеиванию, лежать на тронах с любовницами, потягивать вино и вязать теплые носки на предстоящие зимы! Избавимся от Натчанции, но не от насмешек!
Шторм Серебряная Рука посмотрела на все еще дрожащую колдунью и холодно произнесла:
– И все же она достаточно ясно показала свое истинное сердце, когда ты дал ей шанс.
Эльминстер улыбнулся, махнул рукой, и, прежде чем она успела вскрикнуть, Натчанция из Невервинтера исчезла, и на ее месте возникла чахлая, раздраженная горгулья, изношенный камень которой покрывал старый мох в крапинку. От безысходности ее когти не тянулись вообще ни к чему.
– Итак, милая, как тебе еще одна статуя в саду?
Бард из Долины Теней положила длинные умелые пальцы на свои бедра и твердо произнесла:
– Спасибо, но только в чужом, очень далеком саду. Если те, кого ты уже дал мне, когда-нибудь вырвутся, большая часть Драконьего Предела будет сравнена с землей до наступления следующей ночи!
– Хорошо, хорошо. Значит, сад Аундамана?
Улыбка Шторм медленная, мягкая и злая, она кивнула, отвернулась и направилась на кухню.
– Чай "Лунная погода"?
– Я должен умолять об этом, дорогая?
Она обернулась и кивнула, все еще злобно улыбаясь.
Эльминстер упал на колени, когда статуя исчезла позади него, и взмолился:
– Разве нет другого пути?
Бард фыркнула, сморщила нос и сказала:
– Или нет, конечно. Даже спустя тысячу с лишним лет, тебе нужно больше тренироваться в молитвах о пощаде.
Тихий день в Скуллпорте
Блеснувшие в темноте глаза – прелюдия к редкому в Подгорье звуку: глубокому, скрежещущему смеху. Ксазун очень, очень давно не был так возбужден.
В сырых, леденящих глубинах огромного подземного лабиринта, который представляет из себя смертельно опасное Подгорье, в извилистых коридорах недалеко к северу от Скуллпорта, берет свое начало один из путей, под аркой в виде каменной статуи улыбающейся нимфы. Резьба не может передать подобную неземную и смертоносную красоту, но статуя все же прекрасна, и слухи о ней в течении лет распространялись. Некоторые даже верят что статуя изображает богиню – возможно, Сьюн, огневолосую леди любви – и кланяются ей или молятся перед ней… и кто посмеет сказать, что они не правы?
В статуе и на самом деле таится больше чем почти живая красота. Все, кто пытались отделить ее от камня и унести были найдены мертвыми – разорванными на маленькие кусочки – в комнате перед аркой. Окровавленный резец одного из них сейчас все еще лежит там, служа немым предупреждениям для энтузиастов переносной скульптуры которые могут в будущем забрести в комнату с аркой.
Кто создал арку и почему, секреты эти все еще хранят таинственные строители этих окраин Уотердипа. Осторожный – и удачливый – искатель приключений может, однако, выяснить, что лежит за этой аркой. Коридор с гладкими каменными стенами, конечно (это легко может увидеть любой, смотрящий на нимфу). Но по каким-то причинам немногие идут по нему.
Те же, кто идет, обнаруживают что скоро коридор сужается и резко уходит вниз, становясь грубо высеченным в скале тоннелем. В нескольких местах эта дорога наполнена непрекращающимся шепотом эха: слабеющие, но никогда не утихающие следы удаленного грохота, который, кажется, включает в себя и громкие разговоры… на языках, которые не поймет и даже не определит самый внимательный слушатель.
Когда заинтригованный путешественник продолжит путь, на все еще спускающейся в глубину дороге станут попадаться белеющие кости людей и каких-то больших змееподобных существ, и начнут попадаться ямы. Над несколькими из этих смертельных провалов, окруженные, покрытыми паутиной костями, свисают темные, древние древесные ветви, оканчивающиеся остриями. Годы прошли с тех пор, когда как клыки падали они на своих жертв, которые теперь лишь искореженные кучки костей и жил, тихо свисающие с ветвей; их жизненные соки давно поглощены.
Немногие заходят так далеко. Можно днями ждать пока рассыпающаяся кость не упадет в глубину с маленьким сухим шорохом… и этот шорох – единственное происходящее здесь событие.
Любой пришелец кто пройдет район ям – и сможет уклониться от личного знакомства с новыми – скоро наткнется на взгляд черепа, размерами больше чем большинство людей. Голова гиганта смотрит вниз по коридору, в пустых глазницах источают сияние обитающие там светящиеся черви. В их бледном свете видно, что принесло гиганту смерть: лежащий рядом в сумерках булыжник, размером почти с расколотый череп, из которого топорщатся проржавелые металлические острия с человека длиной. Ремни, обтягивавшие камень и державшие массивную цепь на конце которой он находился, все еще прочны. Покрытая шипами глыба лежит в проходе как поджидающий добычу бехолдер, почти перегораживая путь, иногда легонько покачиваясь в ответ на удаленный грохот и ветер глубин.