«Они никогда не спрашивали, чего я хочу – в тысячный раз начал он спор в своей голове, - потому что всё ещё злятся на Налоса за то, что он отверг церковь и присоединился к армии. Я не хочу делать того же – во имя волос Персаны, я вообще не знаю, чего хочу – но они даже не предоставили мне выбора. Они просто считают, что я стану жрецом, как они, и даже знать не хотят, когда я говорю им, что не слышу голоса Персаны».

Керос начал надраивать фреску, изображающую взятие Арсенала Ксинакта, и заковывание нечестивых артефактов в лёд, но его злость вложила слишком много сил в его руки – и он услышал, как под куском кожи что-то треснуло.

Паника мгновенно выдернула его из мечтаний, и сын жреца убрал тряпицу от святыни. Хлопья тысячелетнего коралла блестели на ней, и ещё больше сейчас осыпалось со стены. Он спустился вниз с той же скоростью, с какой упало его сердце, сгребая осколки до того, как их разнесёт течением слишком далеко. В ушах зашумело, когда он начал представлять, какие наказания его ждут за подобное святотатство. Но куда хуже будет разочарование в глазах матери, которая страстно любила эти творения. За какой-то миг Керос уничтожил бесценное сокровище. Собрав вроде бы все фрагменты, Керос вновь подплыл к стене, оценить ущерб – хотя маленькая горстка коралловой крошки в сложенных чашечкой руках выглядела куда более ужасающе, чем целая орда коалинтов, спускающаяся из мглы.

Добравшись до росписи, Керос судорожно вздохнул. Он начисто уничтожил мозаику с Нумосом, замораживающим забранные у моркотов реликвии. Фигура Нумоса осталась на стене, но теперь между ним и раненым Баласом зияло пустое место с неровными краями. Керос взвесил осколки в правой руке, затем коснулся очищенной области левой.  Каменная стена после потери кораллового украшения казалась грубой, но даже она начала крошиться после его касания. Ещё одна волна ужаса заставила его отшатнуться от стены – Керос не дыша смотрел, как от этого места начали расходиться трещины. И с каждым стуком сердца они становились всё шире. Позабытые осколки дрейфовали прочь от его правой руки, опускаясь сквозь воду на пол, пока молодой тритон наблюдал, как целая секция стены трескается и раскалывается в месте соприкосновения.

Поглощённый паникой и шумом в ушах, Керос не обращал внимания на окружающие звуки – до сего момента. Страшась самых худших кар, мысленно уже находясь в подземной тюрьме под Вууваксом, городом Гневных, он представлял, что оглушительный грохот - это стук закрывающихся за ним дверей камеры. Но он, наконец, понял, что эти звуки реальны, когда трещины разошлись, и вся стена провалилась внутрь.  Откинутый силой удара, Керос едва успел заметить летящий ему прямо в голову кусок коралла с вырезанным на нём Ксинактом Первосвятым, когда всё поглотила тьма.

Керос судорожно плыл сквозь толщу моря, казалось, уже несколько дней. Неважно, насколько быстро он плыл, в воде поблизости всегда держались акулы. С бешено бьющимся от испуга сердцем Керос размышлял, почему же они не приближаются для финального удара. Он был вымотан и ранен, кровь облаком расходилась в воде, и они явно легко могли его догнать. Одна из рыбин бросилась на него, и Керос отчаянно нырнул, оставив хищницу лишь с клоком зелёных волос в пасти, а самого тритона – с острой болью в голове. Затем приблизилась ещё одна, но сын жреца слишком устал, чтобы уклоняться от очередной атаки. Он моргнул, но потом разомкнул глаза, встречая смерть так, как хотел того его отец. В пасти твари было бесконечно много зазубренных зубов – но она изогнулась, уходя наверх, и хлестнула его хвостом в грудь.

Керос снова моргнул, от удивления – и очнулся от того, что его маленькая сестрёнка Чаран в панике колотила его по груди.

- Проснись-проснись-проснись-проснись! Керос! Вставай-вставай! – верещала она.

От отчаяния её глаза были плотно закрыты, пока она цеплялась за то единственное, что сейчас было ей нужно больше всего – чтобы её брат проснулся и всё исправил. Она выглядела почти смешно, сгорбившись над ним и молотя тонкими ручонками четырёхлетней девочки по его груди изо всех сил – но он слышал страх в её стенаниях.

- Хорошо, хорошо, Чар, я пришёл в себя. Что?..

Керос схватил её за руки, удерживая, пока он окончательно не очнулся, и его чувства не вернулись в полной мере. Вокруг него валялись обломки, витали медный запах крови и острый запах ужаса. Голова гудела, но никаких ран вроде бы не было. Тритон почти поверил, что всё ещё галлюцинирует, но тут «Битва Основателей» взорвалась ещё раз. Там, где раньше располагалась повреждённая мозаика, теперь обнаружилась огромная пробоина в стене, заодно задевшая откос и арку дверей Великой Сокровищницы. Сами же двери в виде больших кусков были размётаны по полу. Керос и Чаран съёжились между ними под своеобразным каменным навесом. Хотя светящиеся коралловые сферы всё ещё напитывали помещение светом, гораздо больше света лилось из самой Сокровищницы – вместе с тенями сражающихся фигур, становившимися ещё больше на разрушенной стене.

Кругом лежали обломки дверей и изломанные тела тритонов-жрецов, погибших, защищая дом и честь. Каждый раз, когда она видела очередное мёртвое тело – зачастую, друга семьи, которого знали они оба – у девочки расширялись глаза, и она замолкала, своей хваткой едва не протыкая насквозь перепонки между пальцами Кероса. Молодой тритон усадил её на руку и посмотрел туда, где раньше был выход.

- Давай выбираться отсюда, Чар, - сказал он.

Она молча кивнула; одной рукой сестрёнка обхватила его за шею, а большой палец другой сунула в рот. Её жабры и ноздри раздувались, и сын жреца знал, что она очень сильно напугана. Керос начал напевать любимую колыбельную Чаран, которую она могла воспринимать, касаясь его горла. Когда она немного успокоилась, он поплыл к дальнему концу зала, используя груды каменного мусора как укрытие. Он не знал, что привело сюда моркотов, но точно знал, что не сможет справиться с ними с сестрой на руках.

Чаран начала хныкать, её всхлипывания далеко разносились в воде. Керос услышал, что кто-то плывёт за ним, преследуя, но выдохнул с облегчением, когда Второй Священник Наран промелькнула в водах высоко над ними, вытянув вперёд светящийся трезубец. Она казалась напряжённой и готовой к сражению, но затем услышала своих детей и подплыла навстречу.

- Хвала Персане, ты жива, мама, - с облегчением воскликнул Керос, подплыв к ней. Но когда она повернулась, он увидел взгляд, которого раньше никогда не видел – взгляд, полный отчаяния.

- Керос, слушай меня внимательно и не спорь, - Наран откинула копну сапфировых волос назад, взглянув на Сокровищницу. – Архонт Аксар Ксирль и его моркоты вторглись в Абидос. Хотя их первый удар пришёлся на башню, твой отец правильно предположил, что им нужен Арсенал Ксинакта.

Во время разговора она расстегнула странный пояс на талии и вручила Керосу таинственный предмет. Яркий золотой обруч сиял наверху длинных, плоских, обитых кожей ножен, которые крепились золотыми петлями к поясу.

- Моркоты завладели несколькими артефактами, когда-то принадлежавшими Ксинакту, и нам нужно не допустить того, что они оставили их себе навсегда. Возьми вот это – и свою сестру – и выбирайтесь отсюда. Направляйтесь к освещённой солнцем воде и найдите вашего брата. И пока не услышите обратное, считайте, что здесь небезопасно.

Чаран обняла мать с отчаянностью ребёнка, нуждающегося в защите, а Наран обхватила её с не меньшей силой. Затем Жрица освободилась из объятий и вручила дочь Керосу, услышав крики погибающих тритонов позади неё, в Великой Сокровищнице, вскрытой и доступной внешним течениям. Сложив руки чашечкой, Наран подхватила Чаран за подбородок и поцеловала в лоб.

Сжав предплечье сына, показав тем самым уважение и принятие его как взрослого тритона, Наран сосредоточенно кивнула и произнесла:

- Ступай, мой сын, оберегай и себя, и меч от лап наших врагов.  Да приведёт тебя милость Персаны к спокойным водам, - с поблескивающими глазами она поцеловала в лоб и его, затем резко отвернулась: - Мы увидимся снова, когда будет возможность.