– Руди Фёллер?[28] – в отчаянии восклицает папаша у меня под боком. Живот у него при этом сотрясается, и я завидую смеху в глазах мальчишек, когда они хором кричат «у-у-у», выражая возмущение его ошибкой, надо было мне ходить с Заком на футбол, хоть я терпеть не могу толпу, меня бесит сама мысль стоять среди поддатых парней пубертатного возраста и выкрикивать ругательства и названия гениталий на отсыревшей трибуне, но надо было сделать это ради него, и я, наверное, в сотый раз за сегодняшний день думаю, удастся ли мне когда-нибудь выбраться отсюда, смогу ли я вернуть его, станет ли все лучше, станет ли иначе, станет ли так, как вообще-то должно быть.
– «Gladbach» zwei zu null![29]
Мне выдали блистер с таблетками от боли в голове, из тех, которые надо пить каждые шесть часов, но только если боль будет невыносимой, я выпил уже две, но это не улучшило мое состояние ни на йоту. Немного подзарядил телефон – час ожидания ради десяти минут у розетки – и выложил фото: силуэты резервистов на фоне Сильяна, после суматошного дня (кто знает, тот поймет) о нас великолепно позаботились эти герои, далее сердечко, шведский флаг, эмодзи с напряженным бицепсом и хештег #climatechange[30]. Сначала я сделал несколько селфи, но после недолгого раздумья решил оставить их на потом, выгляжу я наихреновейшим образом: глаза налиты кровью, несмывающиеся пятна сажи на лице, повязка и подпаленные волосы, мама бы разволновалась и не знала, что и думать, а всякие хейтеры и те, кто отрицает проблему климатических изменений, назвали бы это фейком и обвинили меня в позерстве, в итоге я ограничиваюсь шведским флагом и прославлением ребят из мобилизованного резерва, так меня трогать не будут. Разумеется, я ничего не пишу про Зака, Карола послала эсэмэску матери и сестре, чтобы узнать, не слышали ли они чего, может, он доехал до Стокгольма, попытался добраться до дома, может, сидит сейчас в гостях у тех американцев, которые снимают его, или на кухне у соседей в компании Филипа, с которым они часто играют вместе, того рыжеволосого парнишки со скейтом и легкой формой СДВГ.
Я прокручиваю лайки, комментарии, сердечки, взволнованные, грустные и злые рожицы. Прочитываю сообщения – друзья интересуются, знаем ли мы, когда вернемся в город, нужна ли нам помощь по возвращении, есть ли у нас одежда, предметы гигиены и все такое? Партнер из бюро спрашивает, как я смотрю на то, чтобы на этой неделе принять участие в завтраке-семинаре, посвященном последствиям климатического кризиса: успеешь до отъезда в Таиланд? Газета предлагает написать колонку или полемическую статью о нашем бегстве от пожара, устроители митинга в защиту климата «БУДУЩЕЕ БЕЗ ИСКОПАЕМОГО ТОПЛИВА», который пройдет в эту пятницу, уточняют, не хочу ли я сказать пару слов, от силы две-три минуты выступления, пришло время поторопить их с принятием полного запрета на использование ископаемого топлива.
Карола в кровати надо мной, похоже, уснула рядом с Беккой, так что я залогиниваюсь в мой тайный аккаунт посмотреть, не написала ли та, другая, чего-нибудь, вдруг беспокоится обо мне, может, слышала, как я выступал по радио, может, отправила мне фотографию и несколько сердечек, обычно она отправляет просто фото без ничего, но там пусто, только ее последнее сообщение, то, с селфи на яхте. Я проверяю ее страничку, однако там лишь ее обычные селфи с рекламными текстами, когда-то они казались мне милыми, а теперь меня утомляет искусственность этих снимков, фильтры, разглаживающие кожу и делающие ее розовой, как у младенца, большие оленьи глаза с поволокой, блестящие губы, да еще все эти сальные комментарии от незнакомых мужиков.
Вместо этого я планомерно пересматриваю фотографии, которые она посылала мне весной и летом. Фото, где она сидит на открытой веранде кафе у воды, в руке бокал красного вина, красивая, как модель, в темных очках и с загадочной улыбкой, макияж совсем легкий, на губах красно-розовая помада естественного цвета. Фото в ванной – селфи сделано сверху и чуть наискосок, она стоит в джакузи, это в том номере люкс, который я снял в самый первый раз, она снялась, стоя спиной к большому зеркалу, так что ее распаренное лицо без макияжа на переднем плане, а на заднем в отражении видны ее обнаженная намыленная спина и зад. Она, видимо, сделала снимок тайком за то короткое время, пока я отлучился к дверям взять пиццу и шампанское, заказанные в номер, тогда она мне ни разу об этом не сказала и только весной впервые отправила фотографию. «Сохранила для тебя, – написала она в мейле, – знала, что так и будет, знала, что придет время, когда все, что у нас есть, обратится в воспоминания и тоску друг по другу, знала, вот, держи».
Я некоторое время рассматриваю фотографии, пытаюсь поймать какое-нибудь ощущение в нижней части живота, что-то помимо зуда, дрожи и раздражения во всем теле, но ничего не выходит, так что я, не запивая, глотаю еще две таблетки; немцы мирно спят, на верхнем ярусе Вилья все еще слушает музыку в наушниках с включенным ночником, надо бы сказать ей, чтобы выключала свет, судя по всему, выезжать мы будем завтра ранним утром.
Перечитываю еще раз сообщение от начальника и думаю, что этот завтрак-семинар вообще-то неплохая идея, полемическая статья и митинг тоже. Вот как можно показать, что речь больше не идет о дождевых лесах, ледниках, выращивании какао-бобов[31], коралловых рифах или подорожании продуктов, речь идет о непосредственном риске для наших жизней, о катастрофе пострашнее десяти Гитлеров и двадцати Сталиных подряд, мы должны начать третью мировую войну против глупости, трусости, жадности.
И я расскажу о себе, решаю я, одновременно пытаясь отыскать удобное положение на подстилке, о том, как так вышло: когда-то я был активистом, радикалом, я уже тогда жил в соответствии с принципами устойчивости и альтернативности, вся одежда из секонда, продукты только сезонные, а за покупками всегда с шопером. Я дописывал диссертацию, когда познакомился с Каролой, и довольно быстро, всего через несколько месяцев после того знаменательного свидания в шхерах, мы с ней съехались, ее папа умер, и у нее появилась возможность получить его квартиру, но нам все равно нужен был кредит, а банк отказал нам, так что вместо того, чтобы заканчивать диссертацию, я начал работать, помогать с рекламой природоохранным организациям, потом какое-то время занимал должность консультанта в министерстве охраны окружающей среды, а после меня неожиданно заманило к себе одно коммуникационное агентство, работающее в сфере формирования общественного мнения. С новой работой пришли возможности и связи, деньги, квартиры, где надо ремонтировать кухню, ванную, затем появился дом и новые кредиты, а за ними – Вилья и Зак, у них, разумеется, были текстильные подгузники и подержанные коляски, мы купали их в теплой водичке, используя экологичное растительное масло, на детских праздниках устраивали свопы[32] с игрушками, а как-то летом насобирали кофейной гущи и попытались выращивать грибы; ну и поезда, разумеется, всегда только поезда, а потом нескольким парням из агентства захотелось взять меня в качестве совладельца в новую компанию, и появился новый дом, понадобился новый ремонт ванной, и автомобиль, и еще больше кредитов, и третий ребенок, и внезапно моя жизнь сделала поворот, о котором я вовсе не мечтал.
«Пожар и все, что произошло в связи с ним, заставили меня многое осознать, – скажу я. – Переоценить пройденный мной путь. Мы собирались ехать в Таиланд. Мы собирались “побаловать себя”. И только оказавшись среди этого хаоса и паники, я осознал, что творил.
Потому что в тот день в Даларне я не бежал. Напротив. Бегство продолжалось несколько лет. Именно пожар заставил меня наконец остановиться».
