Эта идея всем понравилась. По дороге мы даже успели обсудить некоторые детали. Да и вообще много чего успели обсудить. Прохожих на улицах почти не было, так что мы спокойно шагали по пустынным улицам, болтали в полный голос, хрустели ломким тонким ледком, намёрзшим на лужах за ночь. Постепенно начали и перешучиваться, порой подначивая друг друга.

Более странную и разношёрстную компанию сложно было представить — это было видно даже со стороны. А уж если знать, какие у каждого скелеты в шкафу… Но после пережитого этой ночью мы и правда стали друг другу, как родные. По сути, каждый из нас будто заново родился. Некоторые —в прямом смысле.

К набережной мы вышли уже в приподнятом настроении.

— А вон там и наша усадьба, — указал я на крышу, виднеющуюся за деревьями. — Дом реально здоровенный, всем места хватит. Порядок там надо навести и починить кое-что. Но, думаю, управимся, надо только…

Резкий звук, донёсшийся из сада, заставил меня осечься на полуслове. Демьян, следующий чуть впереди нас, замер на месте, как вкопанный. Резко повернул голову в сторону дома. В глазах его мелькнул ужас.

— Рада! — выдохнул он, сверкнув кончиками клыков из-под верхней губы.

Не успели мы опомниться, как огромный старый волчара, взяв с места в карьер, рванул к забору. Двигался он неестественно быстро, гигантскими скачками, порой, кажется, на четырёх лапах, как зверь. Несколько мгновений — и он уже скрылся за забором, нырнув в неприметную калитку.

Я от неожиданности даже не успел перехватить у него Аспект Зверя, так что, рванув за ним, заметно опаздывал. Но тоже нёсся изо всех ног, не обращая внимания ни на что вокруг. Потому что звук, разорвавший утреннюю тишину, сложно было с чем-то перепутать.

Выстрел!

Грачёв ненавидел поезда.

Ненависть эта была столь же стойкой и неконтролируемой, сколь и иррациональной. Он ничего не мог с собой поделать — грохочущие, пышущие паром механические чудовища одним своим видом заставляли его внутреннего волка скалиться и поджимать хвост. А ещё он терпеть не мог запахов железной дороги — всей этой жуткой смеси из дыма, железа, ржавчины, угля, деревянных шпал, пропитанных какой-то гадостью, густого амбре вагонов эконом-класса, провонявших человеческим потом, табаком, объедками, а в тамбурах — ещё и мочой. Всё же звериный нюх в человеческом мире — порой проклятье, а не дар.

Но хуже всего было по ночам. Поезд до Томска шёл почти трое суток, и за всё это время Грачеву не удавалось толком поспать. Стук железных колёс по стыкам рельсов, лязганье вагонов, храп и гул голосов в соседних купе — всё это непрерывно било по мозгам, не давая расслабиться. Короткие передышки удавалось делать только во время стоянок.

На главный вокзал Томска поезд прибыл рано утром, на самом рассвете. И Грачёв был первым, кто сошёл на перрон — сразу же, едва состав замер на месте. Он был почти налегке, лишь с небольшим саквояжем. Одет слегка не по погоде — в шерстяной плащ английского покроя, неизменный старомодный котелок, остроносые кожаные ботинки. Но заморозки здесь ночью ударили такие, что впору было уже одеваться в меха. Ещё хуже, чем в Демидове. А ведь ещё только начало сентября…

Остановившись на безлюдном перроне, он втянул ноздрями холодный воздух и едва удержался от того, чтобы не зарычать, обнажив клыки. Вонь железнодорожного вагона, похоже, крепко въелась в одежду, так что придётся терпеть её на себе ещё долго.

Чёртовы поезда. Чёртов Томск. Чёртов Орлов с его дурацким заданием!

Сама идея службы в Охранке Грачёву никогда не нравилась. Тем более — под начальством такого молодого высокомерного выскочки. Он пошёл на это, смирившись с решением вожаков Стаи, и относился к работе исключительно как к повинности. Но порой эта ноша становилась особенно тяжела.

Дело Василевского с самого начала пошло наперекосяк. И, откровенно говоря, во многом из-за самого Орлова. Если бы тот удосужился более чётко поставить задачу, то вся операция была бы выстроена иначе. Но он даже от исполнителей скрыл, что устранить самого князя — это лишь полдела, а главное — это добраться до его архива. Но, конечно, виноватым выставил самого Грачёва, и теперь ошибки начальства приходится расхлебывать подчинённым.

После пожара от библиотеки Василевского практически ничего не осталось. Спецы Охранки еще около суток рылись на обугленных руинах, но Грачёв не очень-то надеялся на то, что удастся хоть что-нибудь найти. Так что в это время проверял другие ниточки. Но их оказалось крайне мало.

Аскольд Василевский уже несколько лет жил один, с тремя слугами, никто из которых не выжил в тот вечер. С соседями почти не общался, дамы сердца не имел. Даже пациентов его разыскивать было бессмысленно — как целитель он был хорош в заживлении тяжелых ран, а не хронических болезней, так что постоянных клиентов у него не бывало. Мало того — князь был не местный, и в этом особняке на окраине Демидова поселился лишь в конце своей долгой карьеры. Так что — никаких тебе дальних родственников, старых знакомых и сослуживцев.

Пометавшись пару дней кругами по городу, как потерявший след волк, Грачёв принялся копать в единственном оставшемся направлении. В прошлом. Благо, биография у рода Василевских была богатая, и немало сведений можно было найти в открытых источниках.

Так он и наткнулся на упоминание старой родовой усадьбы, подаренной ещё Борису Всеволодовичу Василевскому, деду Аскольда, долгое время служившему личным целителем самого Петра Великого. Пётр даже самолично принял участие в строительстве усадьбы, применив свой Дар.

Единственный сын Бориса, Виталий, был паршивой овцой в стаде. Фамильный Дар в нём проявился крайне слабо, да он и не старался его развивать. Зато был известным пьяницей, картёжником и повесой, промотавшим большую часть состояния семьи. Под угрозой оказалось и родовое имение, но тут вмешался сам император — выкупил усадьбу, расплатившись с долгами Виталия, и особым указом запретил дальнейшую её перепродажу кому-либо, кроме законных наследников рода Василевских.

Аскольд пошёл не в отца — сделал блестящую военную карьеру, восстановил честь семьи, вернулся в родовую усадьбу. Правда, через какое-то время тоже разорился, но уже по другим причинам. Но старинный особняк в Томске всё ещё оставался за ним — это Грачёв выяснил точно, наведя справки в Томском отделении Охранки. Пришлось долго ждать официального ответа из канцелярии, но оно того стоило.

По закону, после смерти Аскольда даётся полгода на то, чтобы объявились наследники этого имущества. В противном случае особняк переходит в распоряжение губернатора, и тот уже будет решать, что с ним делать. Но, по слухам, желающих выкупить этот дом предостаточно. Хотя особняк старый и не в лучшем состоянии, это всё же уникальная реликвия, в том числе из-за того, что к его строительству приложил руку сам Пётр.

Пока свои права на наследство никто не предъявил. Однако дом, судя по сведениям Охранки, находится не в ведении людей губернатора, а под присмотром некоего поверенного, оставленного самим Василевским в Томске ещё несколько лет назад.

Слабая, но зацепка. К тому же, тот странный гость Аскольда, что сбежал после пожара, мог оказаться его родственником. И если он знает про дом, то наверняка заинтересуется возможностью получить его. Такие богатства на дороге не валяются.

Время было раннее, к тому же суббота. Искать кого-то в конторе Охранки не было никакого смысла, так что Грачёв решил сразу же, с колёс, наведаться в усадьбу. Благо даже адрес её он выяснил заранее.

Правда, когда извозчик доставил его на место, настроение испортилось ещё больше. Хотя, казалось бы, куда дальше.

Дом был явно нежилой, сад вокруг него превратился в непроходимые заросли, сдерживаемые по периметру лишь добротным кованым забором. Из-за этого усадьба портила внешний вид улицы, словно грязный колтун в волосах.

Но всё же он решил проверить. Главные ворота были заперты и сплошь заросли вьюном и мелким кустарником. Но в стороне отыскалась небольшая калитка, ведущая на задний двор усадьбы.