Принц не сдержался и довольно улыбнулся, надеясь, что пляшущие тени скроют его улыбку - слишком уж мальчишечьей она могла показаться.
- Ну что ж... - он тоже потянулся за чашкой. - А знаете, в чем ваша ошибка?
- Нет, Пресветлый, не знаю, - покачал головой Армахог. Хотел было что-то добавить, но в последний момент все-таки промолчал.
- Все дело в том, что вы... - принц запнулся, подбирая слова, - вы дорожите каждым своим воином, печетесь о части, а в результате теряете целое.
Звучит, как плохо заученная фраза , - почему-то подумалось Армахогу. Он развел руками:
- Я поступаю так, как привык поступать в жизни.
Талигхилл недовольно скривился, и на сей раз он не хотел, чтобы тени скрывали его мимику.
- А махтас и есть одно из проявлений жизни, - заметил принц. - Разве не так?
- Как будет угодно Пресветлому, - поклонился Армахог. - Уже поздно. Я могу идти?
- Да, разумеется. Если желаете, вам постелят в гостевой, а нет - дадут эскорт до столицы. Но если останетесь, завтра отправимся вместе - я тоже еду в город.
- Вряд ли мне потребуется эскорт, Пресветлый, - старэгх отставил чашку с чаем и поднялся. - Сомнительно, чтобы кто-нибудь решился напасть на меня, а если такое и произойдет - что же, в мире станет на несколько нечестивых душ меньше. Спокойной ночи.
Принц проводил Армахога недовольным взглядом.
Потом зевнул и потянулся за яблоком. Случайно заметил лист письма, которое привез днем старэгх.
Отец уехал.
Неожиданная тоска сдавила грудь, так что принц поперхнулся и с силой зашвырнул яблоко в темноту. Демоны! что происходит?!
Но он знал, что происходит. Вернее, только догадывался. Догадывался, что это как-то связано с его снами, но думать о происходящим не желал.
Все образуется.
/Ты же знаешь, что это ложь/
Все образуется! Сны - чепуха!
/Нет. И ты знаешь это/
Чепуха! Чушь! Это всего лишь сны.
/У других людей это было бы всего лишь снами. Но не у тебя. Не у тебя.../
Трудно спорить с самим собой. Значительно проще пойти наверх, в спальню. Даже если ты знаешь, что там тебя ждут черные лепестки.
/мельканье радужных перьев - смещение/
Армахог горячил коня и ругал себя за собственную глупость. Он вполне мог остаться ночевать в усадьбе. Но последние слова принца о том, что махтас это одно из проявлений жизни , задели его сильнее, чем старэгх ожидал. Из-за этой проклятой игры наследник не приехал попрощаться с отцом. Из-за нее...
Навстречу Армахогу из тьмы вылетела карета и, громыхая, пронеслась в противоположном направлении. В приоткрытом окне на мгновение появилось лицо, и это лицо показалось старэгху знакомым. Тот старикашка, что встретился сегодня в усадьбе Пресветлых. Странные совпадения.
Конь всхрапнул под ним, словно сетуя на нелегкую жизнь, но продолжал скакать в сторону Гардгэна. Армахог еще раз оглянулся, но карета уже исчезла в ночи, а гнаться за ней старэгху вовсе не улыбалось. Он дал коню шпор и покачал головой. Тяжелый день. Еще и проигрался в этот треклятый махтас.
Где-то далеко впереди показались огоньки часовых на башнях города.
Когда Армахог въехал на улицы Гардгэна, предварительно выругав нерадивых дежурных, что стояли на страже у ворот, он заметил несколько серых фигур, вышагивающих по мостовой. Но стоило ли чересчур удивляться тому, что в эту необычную ночь, завершавшую столь необычный день, жрецы Бога Войны Ув-Дайгрэйса не спят? Наверное, не стоило.
ДЕНЬ ТРЕТИЙ
Я пошевелился, чувствуя, как болит затекшая шея. Да что там шея - все тело ныло, словно я просидел в кресле целый день. Странно, но в прошлый раз я таким разбитым себя не чувствовал. И в позапрошлый тоже. Наверное, тогда сказалось любопытство - все внимание было сосредоточено на том, что произошло, и о боли я совершенно забыл. А вот сегодня... Демоны!
- Господа, - бесстрастным, как обычно, голосом Мугид привлек к себе наше внимание. - Господа, боюсь, многим из вас сейчас нелегко. Не удивляйтесь. Сейчас - почти полночь. Как я и предупреждал вас, наше повествование заняло больше времени, чем предыдущие. Это связано с тем, что я не имею права разрывать его, не завершив до конца тот фрагмент, который вы внимаете. Постарайтесь размяться и отправляйтесь на второй этаж - там вас ждет ужин.
Академик поднялся и недовольно спросил:
- Скажите, господин Мугид, вы намереваетесь пересказать нам историю принца Талигхилла или же историю сражения в ущелье Крина?
- Две этих истории слишком тесно переплетаются, господин Чрагэн, холодно ответил повествователь. - Я понимаю, что вы все ожидали чего-то иного. Всего лишь иллюстраций к тому, о чем большинству из вас и так известно. Но если вы надеялись получить только это, тогда отсылаю вас к книгам. Здесь же вам предстоит встретиться с настоящей правдой о том, что происходило в те дни, и о том, что стало причиной случившегося. Подчеркну, настоящей правдой. Как уже говорилось, недовольные или же те, кто по различным причинам не способен внимать далее, вольны покинуть
Башню . Им возвратят деньги с вычетом стоимости тех дней, в течении которых они находились в гостинице.
Он что-то сказал еще об ужине и о завтрашнем дне, но я прослушал. Меня занимали те слова, что касались ухода из Башни . Глупо, конечно, но с другой стороны...
Под боком ерзал от нетерпения Данкэн. Я свирепо взглянул на него, и журналист притих. Правда, ненадолго. И все равно косился на меня, как... Д-демоны, что могут подумать окружающие!
Наконец Мугид закончил свою речь, и мы начали выбираться из повествовательной комнатки. Весьма, замечу, своевременно, так как некоторые уже столь откровенно поглядывали на выход, что оставалось только пустить слюну или облизнуться - тогда бы и идиот понял: сидящие здесь крайне голодны. Я, кстати, в этом плане не особенно отличался от остальных.
Но стоило мне шагнуть на первую ступеньку лестницы - проклятый журналист уже сопел под боком и громко кашлял. Может, он надеялся привлечь мое внимание, но оглядывались-то все остальные! А я наоборот старался не смотреть в его сторону и даже пошел быстрее. Данкэн не отставал.
Я поискал глазами, с кем бы заговорить, но все, как на беду, либо беседовали, либо торопливо поднимались на второй этаж и рассаживались за накрытым столом. Оставалось лишь последовать их примеру. Я весьма удачно примостился между господином Чрагэном и толстухой с крашеными волосами, едва удержавшись, чтобы не показать язык растерявшемуся Данкэну. Тот тяжело вздохнул и с видом мученика уселся по другую сторону от