Темные волосы дяди Стива были заложены за уши. Вблизи признаки здоровья, замеченные мною в церкви, подтвердились: спокойные, хотя и печальные глаза, чистая кожа. Я ощутила знакомый проблеск надежды, что он не врет о своем отказе от наркотиков. Из-под рукава рубашки выглядывали золотые часы его отца — все, что оставила сыну бабушка Хелен. Немного, однако эта вещь была очень дорога ему как память.

— От твоей мамы нет вестей? — спросил дядя Стив.

— Нет. — К моему лицу прилипли мокрые кончики волос, а щеки усеяли, как холодные веснушки, капли дождя. Мне захотелось немедленно сбежать из душного дома и спрятаться, пока не разъедутся гости.

Дядя был в черных кроссовках, отвороты брюк промокли, одежду пропитал запах «Мальборо». Он, видимо, только что выходил покурить.

— Живи и дай жить другим, так?

Это был один из его излюбленных афоризмов, но мне показалось, что он совсем не подходит к ситуации.

— Ну да.

Я была рада, что дядя приехал. Не откажись он от дури, мы бы не смогли найти его и он бы много месяцев не знал о смерти матери.

Я дотронулась до стопки табличек и провела пальцами по неровным краям. Перебирать коллекцию было все равно что путешествовать во времени: цвета менялись от солидного синего до светоотражающего белого, так же как и манера написания слова «Калифорния» наверху: от практичного шрифта семидесятых к чрезмерно вычурному ар-деко восьмидесятых и до изящного красного курсива, ставшего обычным с девяностых.

Дядя Стив взял в руки одну табличку — синюю, с высокими желтыми буквами «ДЖЕДАИ». На обороте бабушка Хелен написала: «Хонда CVCC, которую мы преследовали от Сомбры до Бейкера, 1982».

— Эту я помню, — сказал дядя.

Тогда он был еще ребенком. Я представила, как он сидел рядом с бабушкой в пикапе, пока она преследовала ту машину, терпеливо ожидая, когда владелец надолго оставит автомобиль без внимания и она сможет стырить номерную пластину, видимо ради сына, поскольку сама никогда не фанатела от «Звездных войн».

— Джо Джаред предлагает продать ему ранчо? — вдруг удивил меня вопросом дядя Стив.

Сложенный коричневый конверт все еще лежал в кармане плаща и казался грязной тайной. Но дядя знал, что Джо много лет хотел завладеть фермой, и лгать смысла не было.

— Да.

Он с преувеличенным вниманием стал рассматривать синюю табличку. Я заволновалась. Это был дом его детства. Но пагубная страсть разделила жизнь дяди Стива на «до» и «после». Я не представляла, значит ли для него что-то еще ранчо.

— Каков мерзавец, — хриплым голосом проговорил он. — Обязательно было делать это сегодня?

— А тетя Кристина знает, что ты здесь? — Я заглянула через открытую дверь в гостиную, где тетя стоя с кем-то разговаривала, прижав большие пальцы к пояснице и перенося вес своего распухшего тела с одной ноги на другую. Девон отошел в угол комнаты, где несколько мужчин, потягивая пиво, тихо беседовали. Тусклый свет создавал торжественное сияние. Звук дождя сопровождал гул приглушенных голосов, и я почувствовала запах кофе.

— Она разрешила мне прийти, если я возьму с собой Мэтта в качестве няньки.

Мэтт, с его дурацким пучком, держался в сторонке от остальных. У него были узкое лицо и квадратный лоб, из-под рукавов выглядывали татуировки, и я знала, что он носит на запястье кожаный браслет с вырезанным на нем словом «Свобода». В руке он держал салфетку с угощением.

Мэтт бросил в рот кубик сыра и оглядел комнату. Он дико не вписывался в круг религиозных тетиных подруг в скучных блузках и с идеально заколотыми волосами, но вел себя непринужденно, как ворона на усиженной птицами ветке, на удивление раскованно для человека с такой мрачной предысторией. В Сомбре ходили легенды о его подростковых выходках, но он завязал еще пятнадцать лет назад и уже десять жил в Викторвилле, а Сомбры старался избегать. Я знала Мэтта только как дядиного лучшего друга, человека, который неоднократно вытаскивал его из мерзости, связанной с зависимостью, но все равно не любила за надменность; правда, в отличие от остальных знакомых Стива, он ничем не злоупотреблял. Наши взгляды встретились, я быстро отвела глаза и почти шепотом проговорила:

— Дядя Стив, я продаю ранчо. — Хорошо, что я стояла поодаль от толпы гостей: ни к чему раньше времени делиться новостью со всем городом. — Официально пока об этом не объявила, но вот почему приезжал Джо Джаред: я сама его пригласила.

Дядя уставился на меня, на лице его сменялись недоумение и гнев. Он открыл рот, но так ничего и не сказал.

— Что случилось? — поинтересовался Мэтт, выходя к нам в тамбур. Я втиснулась между стиральной машиной и стеной: места на троих в тесном помещении не хватало. Лучше бы Мэтт не вмешивался в наши дела.

Я попыталась сунуть руки в карманы, однако в черном платье их не было. Тогда я приставила к бедрам кулаки, но показалась сама себе слишком агрессивной, а потому опустила руки и так и стояла, ощущая неловкость.

— Я просто говорила дяде Стиву, что продаю ранчо.

Мэтт удивленно поднял брови и повернулся к Стиву, пытаясь по выражению лица и позе друга оценить его реакцию.

— Таллула, — произнес наконец дядя. — Ты не можешь этого сделать.

— Вообще-то могу. — Гордиться тут было нечем, но я уже приняла решение. Если я не согласилась остаться ради бабушки Хелен, то уж точно не передумаю ради него. Я снова заглянула через открытую дверь в гостиную, чтобы убедиться, что нас никто не подслушал. Гости продолжали негромко разговаривать, забыв о нашей троице, сгрудившейся в тамбуре.

— Но бабушка никогда бы не оставила тебе ранчо, если бы знала о твоих намерениях.

— Она знала. В конце августа мне надо быть в Монтане. — Пришлось сказать дяде Стиву о работе в пожарной команде. — Бабушка была в курсе. Я должна уехать. Я хочу уехать.

Дядя Стив склонил голову набок, словно не понимал, в чем именно я пытаюсь его убедить.

Тут в разговор встрял Мэтт:

— Таллула, а что, если…

— А тебя это с какого бока касается?

— Бабушка посвятила этим птицам всю свою жизнь, — произнес дядя Стив.

— Что ж, она тоже их бросила, не так ли? — Ужаснувшись, как резко прозвучали мои слова, я тут же пожалела о сказанном и прикрыла рот ладонью. — Не хочу говорить об этом.

Я протолкалась мимо двоих друзей в гостиную и прошла сквозь небольшую группу бабушкиных приятельниц и знакомых тети Кристины по церкви. Я ни с кем не хотела разговаривать. Несмотря на обещание присутствовать на поминках и вести себя вежливо, я не могла собраться с силами. Лучше подняться в свою комнату и переждать там, пока все закончится. Опустив глаза, чтобы не вызвать у кого-нибудь желания побеседовать со мной, я подошла к лестнице, но тут попала в мягкие розовые ручки Энни Шмидт.

Ее полиэстеровое платье воняло терпким цветочным парфюмом. Она потрепала меня по волосам.

— Соболезную твоей утрате. Я всегда переживала за тебя, — сказала она. — Если вдруг что-нибудь понадобится, что угодно, обязательно позвони. — Энни отстранила меня на расстояние вытянутой руки. Ее седые волосы были убраны в мягкую кичку. — Когда у Мэри умерла мама, я почти каждый вечер приезжала к ней.

Стоявшая рядом женщина с короткой стрижкой закивала:

— Это правда.

Дядя Стив взял меня под локоть и утащил из объятий Энни.

— Извините, — пробормотал он, не глядя на нее. Энни и ее друзья выглядели так, словно им надавали пощечин. Наклонившись ближе ко мне, дядя прошептал: — Это нечестно, что ты получаешь все наследство.

Он был прав, нечестно — но я не ожидала, что придется отстаивать решение бабушки Хелен. Я заскрипела зубами и постаралась высвободиться, но дядя Стив ухватил меня крепче и рывком притянул так близко к себе, что я почувствовала его влажное дыхание. Пахло сигаретами.

— Что здесь происходит? — раздраженным шепотом спросила тетя Кристина. Она глянула на стоявших поблизости гостей и вымучила неубедительную улыбку.

— Почему Таллула получила все наследство? — повторил свой вопрос дядя Стив.