Мама произносила все это с большим выражением, и я не перебивала ее.
— Теперь виски. Как он был произведен? Когда люди узнали, как его приготовить? Кто был тот счастливый сукин сын, который первым обнаружил, что человеку от него кайфово? Как алкоголь влияет на наши отношения? На общество? И даже не проси меня начинать про лед.
— И как же страусы связаны с твоим стаканом виски? — спросила я, пытаясь нарушить ее логику упоминанием о совершенно постороннем предмете, но мама не попалась на удочку. Она села на самый край потертого стула и наклонилась вперед.
— Откуда взялись деньги, чтобы купить эту конкретную бутылку? Страусовая ферма. И что такое вообще деньги?
— Что ты хочешь этим сказать?
— Я хочу сказать, что неважно, где ты находишься, — нет такого места, куда ты не могла бы отправиться. Это теория стакана виски. Нужно просто быть уверенной в том, что одно вытекает из другого и, стало быть, ты туда непременно попадешь. Тебе только нужна следующая цель, по направлению к которой двигаться.
Мама прочитала на моем лице сомнение.
— Это не обязательно должен быть виски, — сказала она. — Можно использовать праздничный торт, или кроссовки, или панду — все равно что. Все взаимосвязано. Тебе нужно обрести веру, особенно в тяжелый период.
— Веру во что? У меня такое впечатление, что я слушаю тетю Кристину.
— Вот этого не надо. — Мама нахмурилась.
— Чего?
— Я не говорю о слепой вере — когда ты веришь во что-то, потому что тебе так сказали. Я имею в виду уверенность — когда ты не сомневаешься в чем-либо, поскольку уже испытала это раньше и логика подсказывает, что это произойдет снова. — Мама подняла стакан и коснулась им моего. — И когда все остальное тебя подвело, выпей.
В ее словах я услышала логику бабушки Хелен. Вера тети Кристины в Бога бабушке никогда не подходила, но доверие к жизни — совсем другое дело. Вот что она имела в виду, когда говорила, что ее религия — цикличность природных процессов. Она знала, что за солнечной погодой придет дождь, что козы не дадут сорнякам разрастись и что раз в месяц на небо выйдет полная луна. Она была уверена в неизменности этих явлений, поскольку доверяла природе.
— Знаешь, сейчас у тебя все хреново, — продолжала мама, — и мне жаль, что я не приехала раньше поддержать тебя. Серьезно. Но ты сильная, ты с детства такой была. И у тебя есть следующая цель. Ты продашь ранчо и продолжишь свою жизнь, оставив все это позади. Пусть все идет как идет. Одно цепляется за другое, и рано или поздно ты оказываешься там, где все хорошо.
Я отхлебнула из стакана и поморщилась — виски обжег мне язык. Мне хотелось ей верить, что можно просто взять и укатить от всех проблем. Это был бы самый легкий путь.
— Ты потому столько раз переезжала, когда я была маленькой?
Мама снова подняла стакан.
— Именно. Если ни хрена не выходит, надо двигаться дальше. И не оглядываться. Найти очередную цель, которая приведет тебя к следующей, и не успеешь оглянуться, как настоящее становится прошлым и больше не приносит тебе боли.
— И когда же ты нашла то место, в котором все хорошо? — Я подумала о проведенных вместе с ней тринадцати годах. У меня никогда не возникало впечатления, что мы меняем жизнь к лучшему. Мы всегда бежали от чего-то плохого. — Не тогда ли, когда мы жили в машине, потому что тот парень украл у нас деньги на аренду квартиры? Как там его звали? Или нет, наверно, это когда жена одного мужика засандалила нам в окно камень, я поранила ногу и залила весь ковер кровью, а мы не могли получить деньги со счета. Это и было то самое место, где все хорошо?
— Так нечестно. — Она опустила голову, как надувшийся ребенок.
— Да неужели? Что нечестно, так это притворяться, будто наша жизнь не была сплошным кошмаром, мама. Теория стакана виски, офигеть. Ты просто оправдываешь свою беспутную жизнь. Бросаешь работу, переезжаешь из города в город, меняешь мужчин. И еще меня таскала с собой.
— А что же ты сегодня утром отшила Девона? — По лицу ее пробежала злорадная усмешка. — Хороший парень, хотел жить с тобой.
— Это другое, — ответила я.
— Ну конечно! Думаешь, ты лучше меня? — Мама в возбуждении встала с места и прошлась по комнате. — Думаешь, ты умеешь решать свои проблемы? Поэтому торопишься спихнуть ранчо первому попавшемуся покупателю, даже зная, что твоя бабушка в гробу перевернется! Ты моя дочь и поступаешь точно так же, как я. Только я чуть постарше и пытаюсь поделиться опытом, чтобы ты хотя бы понимала, что делаешь. У меня ушло много времени, чтобы примириться с порядком вещей.
— Ага, блин, — усмехнулась я, — Будда ты наш.
Мама насупилась, рассеянно вынула из кармана сигареты, покрутила в руках пачку и снова убрала.
— Зачем ты вообще приехала?
— У меня умерла мать, — ответила она, откидывая за спину дреды.
— Но ты пропустила и траурную службу в церкви, и поминки. Ты вообще все пропустила. Даже мое взросление. Так зачем ты здесь?
— Наверно, подумала, что тебе нужна помощь.
— Только не уверяй меня, что ты рвешься работать на ранчо. Со времени приезда ты хотя бы раз выходила на улицу днем?
— А как же? Кто приезжал в суд сегодня утром?
— Признайся, что тебе просто нужны деньги. — Я хотела этой фразой подтолкнуть мать к откровенности, и она не моргнув глазом заглотила наживку:
— Кстати о деньгах.
— Ну разумеется, — вздохнула я, собираясь с силами. Я знала, что этот разговор состоится, с той минуты, когда она перешагнула через порог.
Мама вернулась к креслу у окна и села ко мне лицом, словно на деловом совещании.
— После продажи ранчо у тебя будет хренова туча денег, Таллула. — Она понизила голос до заговорщического шепота, словно мы с ней только что успешно ограбили банк.
— Бабушка оставила ранчо мне, — ровным голосом произнесла я и сосредоточила взгляд на ее отражении в стекле. Я отказывалась обсуждать бабушкино завещание.
— Но ведь Стив получил пять штук баксов, — словно оправдываясь, сказала она.
Она это серьезно? Да уж, аргумент хоть куда.
— Дядя Стив украл эти деньги, и потому шериф объявил его в розыск.
— Несправедливо, что мне не досталось ничего, кроме ящика старых номерных знаков.
Я поставила стакан на ляжку. Он был холодным.
— Здесь не бесплатная столовая, мама. Ты не можешь просто протянуть руку и получить то же, что и все остальные.
Прежде чем ответить, она обдумала свои слова.
— Я не собиралась об этом упоминать, но если уж на то пошло, то имей в виду: я всегда могу нанять адвоката. Ты сама говорила, что бабушка была не в своем уме.
— Даже не думай. — Я начала терять терпение. — Не надо притворяться, будто ты знаешь что-нибудь о том, как бабушка провела последние годы. У тебя нет на это права.
— У меня есть все права. — Голос ее принял тот пренебрежительный тон, который бесил меня. — Она была моей матерью.
— Убирайся, — сказала я.
— Таллула… — Она некоторое время выдержала мой взгляд, затем снова потянулась к бутылке. — Я этого так не оставлю. — И налила себе еще.
— Убирайся из моей комнаты!
Она не пошевелилась, и я набросилась на нее. Мы были примерно одного роста, но я благодаря многолетней работе на ранчо была сильнее. Выдернув мать с кресла, я потащила ее к двери.
Как я устала от ее наглости. Эта женщина не смеет вваливаться в мой дом со своей кретинской философией и предъявлять мне какие-то требования. Я ничего ей не должна. Бутылка в ее руках звенела о стакан, но она, защищаясь, подняла плечи.
— Таллула, прекрати!
Но я не могла прекратить. Вытолкав мать за порог, я захлопнула дверь. В висках стучала кровь. Я зарычала на закрытую дверь, и этот звук превратился в бессловесный крик. Я согнулась пополам, споткнулась и упала на ковер.
Из-за двери донесся ее голос:
— Мы еще не закончили этот разговор. — И я услышала, как она удаляется по коридору.
Я забралась в кровать и, рыдая, натянула на голову одеяло. Смотрела на его потрепанный край и наблюдала, как от моего дыхания ходит туда-сюда вылезшая из шва нитка.