Он-то пошел, но я остался - и снова угодил в лапы к журналисту. Этот хлыщ прикоснулся к моему рукаву, желая обратить на себя внимание, и заговорил:

- Знаете, мне кажется, вы все еще сердитесь на меня. Наверное, я не имел права задавать вам те вопросы и так настырно требовать на них ответа, но...

Я едва удержался от того, чтобы не прокомментировать. В к о н ц е к о н ц о в , ч е л о в е к п ы т а е т с я и з в и н и т ь с я .

- Эта дурацкая обстановка, - он обвел вилкой зал и растерянно покачал головой, - эти псевдофакелы, псевдогобелены и псевдобашня - они произвели на меня странное впечатление. Вот и цеплялся вчера, как репей. Мне показалось, вы тоже почувствовали... Простите, - снова возвращаюсь ко вчерашней теме. Да, кстати, я ведь до сих пор не преставился. Ваше-то имя я знаю - поделилась Карна, - а вы мое - нет. Данкэн, журналист, пишу для нескольких столичных изданий, в том числе и для...

- Прошу прощения, что перебиваю вас, - вмешалась подошедшая Карна. - Просто хотела пожелать вам спокойной ночи и приятного времяпровождения.

Она очаровательно улыбнулась и ушла, сопровождаемая слугой. Я мысленно выругался. Опять Данкэн лез со своей беседой в самый неподходящий момент. Он, кажется, почувствовал перемену в моем настроении, потому что прервал себя на полуслове и сокрушенно покачал головой.

- Знаете, Нулкэр, иногда мне кажется, что я зря ввязался во все это.

- Во что "это"? - похоже, в моем голосе все-таки проскользнула нотка раздражения. - И почему вы считаете своим долгом признаться во всем "этом" именно мне?

- А кому еще? - чуть вызывающе спросил он и снова обвел вилкой зал, указывая на расходящихся потихоньку гостей. - Кому? Той толстухе, что тряслась после первого же сеанса взбесившимся студнем? Или во-он тому очкарику, который только и делает, что нервно поправляет свои нелепые стекляшки и пялится на все, словно рыба из аквариума? Или, может, этому старичку, напоминающему генерала в отставке? Уверен, после второго-третьего сеанса половина из них умчится отсюда, даже не взяв компенсационных денег. А половина оставшихся начнет тихо сходить с ума.

- Тогда расскажи те Карне, - посоветовал я. - Или ее вы тоже относите к людям "второго сорта"?

Данкэн покачал головой:

- Во-первых, я не говорил, что считаю их людьми второго сорта. Просто у каждого своя нервная система, и у некоторых она послабее, чем нужно для всех этих повествований. А во-вторых, я уже рассказал Карне.

- И?..

- И она поняла меня. И даже сказала, демон меня забери! что она почувствовала нечто подобное, когда поднималась вчера по лестнице - и потом, позже.

Я вдохнул побольше воздуха и стал медленно выдыхать его, надеясь таким образом хоть немного успокоиться. Разговор приобретал несколько абсурдную окраску.

- Подождите. Что "нечто подобное" ей привиделось? И почему вы рассказываете обо всем этом м н е ?! Почему?! демон вас забери!

- Потому что я не могу держать все это в себе! - отчаянно прошептал, наклонившись почти к самому моему лицу, Данкэн. - Вот почему! Потому что я боюсь - и сам не знаю, чего именно.

Неожиданно он откинулся на спинку стула и покачал головой:

- Что же касается "нечто подобного", то, думаю, вы сами прекрасно понимаете, что я имел в виду.

- Нет! - прорычал я, взбешенный. - Я не какой-нибудь растреклятый Пресветлый с даром чтения мыслей, и я не понимаю того, о чем не говорят в открытую и даже думать боятся! Вы псих, Данкэн, просто молодой человек с расшалившейся фантазией, навыдумывавший демоны знает какой чуши и пытающийся теперь спастись от нее, рассказывая о ней другим! Боги, вам что, мало повествований?! Зачем еще нагнетать и без того тяжелую атмосферу, скажите на милость?! Неужели только за тем, чтобы можно было написать крутой "репортаж из проклятой башни"?

- Вот! - сказал он внезапно, тыкая вилкой в опасной близости от моих глаз. - Вот! Вы только что сами признались.

- В чем? Ну в чем я признался, скажите на милость?!

- В том, что здесь тяжелая атмосфера, - заявил он, невозмутимо уставясь на меня своим блестящим черным взглядом. - И теперь вам не отвертеться.

И здесь я сделал, наверное, единственное, что могло обескуражить его. Я рассмеялся. Я смеялся долго и со смаком, не обращая внимания ни на его удивленную физиономию, ни на осторожные взгляды слуг. Отсмеявшись, похлопал его по плечу и встал:

- Мне не от чего "отворачиваться". Если желаете, - если вам будет от этого легче, - я готов тысячу раз повторить: "здесь тяжелая атмосфера". Вы довольны, дружище? Надеюсь, что да, потому что больше мне нечем вам помочь. Приятного времяпрепровождения. Надеюсь, за завтраком мы с вами не увидимся.

С этими словами я развернулся и вышел прочь из зала. С у м а с ш е д ш и й д е н ь и д о с т о й н о е е г о з а в е р ш е н и е .

В комнате было невыносимо холодно. Когда я уходил, забыл закрыть окно заглушкой, и теперь ночной воздух пробирался внутрь, остужая простыни и одеяла. Выругавшись, я поднял прислоненную к стене заглушку и плотно притиснул ее к окну. Ужасно хотелось спать, и веки не желали слушаться моих команд. Но спать еще было рано.

Я раскрыл сумку, достал оттуда диктофон и принялся за работу. Кроме того, нужно было сделать хотя бы пару эскизов, пока изображения свежи в памяти. Почему-то казалось, что впереди меня поджидают тяжелые деньки с минимумом свободного времени, а при таком раскладе, как правило, то, что не фиксируешь сразу, потом очень быстро и безвозвратно забывается.

Закончил я только через пару часов, забрался под одеяла и наощупь потушил свет. Конечно, нужно было еще обдумать все, случившееся сегодня после повествования, и обдумать серьезно, - но сил на это уже не было. Сон проникал в меня, и оставалось только надеяться, что в нем не будет никаких черных лепестков и сумасшедших журналистов. Впрочем, если бы нужно было выбирать между тем и другим, я бы, наверное, выбрал лепестки.

ДЕНЬ ВТОРОЙ

Меня разбудили еще раньше, чем вчера. Слуга бесстрастным голосом сообщил, что пора завтракать, и что сразу после завтрака начнется повествование, так что если я не хочу его пропустить, лучше поторопиться. Я не стал уточнять, что именно "если я не хочу пропустить" - завтрак или повествование, - просто сполз с кровати и начал одеваться. Я не желал пропускать ни того, ни другого.