Глава 7. Сказки двух миров

Замок кутался в сумерки, как в уютный плед, на небе высыпали звезды. Стражник зажег в караульной башне лампу, и она светила, как дальний маяк. Из коридора доносились веселые голоса девушек, которые меняли лампочки в модных электрических светильниках, и чем дальше они отходили, тем хуже их было слышно. Таня и Росси по обыкновению проводили время в небольшом кабинете, что им был щедро выделен хозяином замка, но вечер не получался ни уютным, ни веселым. Росси не могла ни сердиться, ни ругаться на Таню, чувствовала, что не имела на это никакого права, поэтому просто грустила, глядя в окно. Таня же считала, что у ее подруги есть все причины злиться, и оттого виновато молчала, хмуро уставившись в случайную книгу и не понимая в ней ни слова. Поэтому, когда Жослен распахнул дверь, он замер на пороге в растерянности. На него смотрели две пары глаз, и обе по-своему несчастные.

— Добрый вечер, — сказал он тем тоном, по которому можно сразу понять, что вечер ни разу не добрый. — Что за печальное царство?

Росси вздохнула и снова повернулась к окну.

— Я разбиваю ее сон, — хмуро ответила Таня.

— Ты спать ей не даешь что ли? — Жослен поднял брови.

— Нет, — со слезами в голосе сказала Росси. — Не сон, а мечту. Но это все ничего, и не мечта это все, а так, глупые фантазии. Подумаешь, я и забыла уже, — в этот момент голос ее дрогнул, еще мгновение, и она была готова разрыдаться, поэтому замолчала, плотно сжав губы и уставившись в окно.

— Я вижу, что тебе все равно и ты ни капли не переживаешь, — усмехнулся Жослен, но Росалинда ему не ответила. — Северянка, что у вас случилось, пока я писал крылатых жеребят в галерее?

— Мангон позвал человека, который делает платья…

— Портного?

— Этого самого. Чтобы он шьет для нас одежду. Это был хороший портной, его все знают в Илибурге. И Росси очень нравится, что он говорил про тряпки, застежки и ленты, знаешь, с дырками.

— Наверное, ткани, пуговицы и кружево? — уточнил Жослен.

— Да. И если ты смеешься, я кину в тебя подушку, — предупредила Таня, увидев улыбку в уголках его губ. — А я не хочу платья, не люблю. Они не удобные, большие и тяжелые. Поэтому портной обиделся и ушел.

— Еще ты назвала его стариком, — добавила Росси как бы между прочим.

— А что, это есть плохое слово?

— Бедный портной, — Жослен потер подбородок, покрытый редкой светлой щетиной. — Ну допустим, и чего же ты хочешь, Северянка?

— Брррррруки, — пророкотала Таня новое для себя слово.

— Брюки? — переспросил Сен-Жан. — Для кого?

— Я. Хотеть. Брюки, — повторила Таня. Не ожидала она, что обычный предмет гардероба для любой девушки 21 века однажды станет для нее настолько недоступен.

— Понял. Это необычно. Может, я могу помочь?

— Как?

— Я не портной, но все-таки художник. У тебя есть бумага? Давай попробуем нарисовать, что ты хочешь.

И Сен-Жан склонился над бумагой. Карандаш быстро скользил по белой поверхности, оставляя за собой легкие штрихи. Они складывались, цеплялись один за другим, и вот проявился изгиб бедра, галифе с аккуратными вытачками, кармашки. Художник иногда поднимал взгляд на Таню, и та видела ту самую морщинку между бровей, след от которой она заметила раньше. Она сделала одно замечание, другое и незаметно для себя увлеклась процессом, так что через несколько минут они с Жосленом сидели голова к голове, придумывая удобные костюмы, которые отвечали бы духу Илибурга.

— К этим брюкам подойдет блуза, сделаем ей объемные рукава, корсет под грудь, а сверху — курточку из мягкой кожи. Нет, лучше жилет.

Тихонько подошла Росси, встала у дивана. “Иди сюда, посмотри”, — махнула рукой Таня, и та опустилась рядом. Спустя короткое время Сен-Жан пожаловался:

— Совершенно не понимаю, какая у тебя фигура. Прости мою наглость, но не могла бы ты собрать юбку сзади, чтобы я мог оценить… Увидеть…

— Что он хочет? — спросила Таня у Росси, которая почему-то вдруг начала кусать губы, явно волнуясь. Росалинда изогнулась, чуть подсобрала юбку, чтобы продемонстрировать, о какой дерзости просит художник:

— Он хочет, чтобы ты показала форму бедер.

— Ох, тоже мне, нашли проблему. Росси, помоги!

Несчастная девушка бросила на Северянку влажный испуганный взгляд и замотала головой. К ней повернулся Сен-Жан, и Росси смутилась окончательно. Она оказалась словно пригвозженной к месту, не в силах сдвинуться, противиться просьбе этого человека и совершенно не способной ее исполнить. Таня поняла, что подругу нужно выручать.

— Ну, что идет? — спросила она тихо, имея в виду “что случилось”.

— Это неприлично, — с совершенно несчастным видом ответила Росси. — Это личное. Для близких людей, понимаешь?

— Я же не буду снимать юбку! — возмутилась Таня. — Просто сожму. Это же наш Жослен. Он наверняка рисовал и голых женщин.

— Я не могу, — Росси не могла позволить, чтобы Жослен рассматривал обтянутые тканью бедра другой девушки, а оттого была готова расплакаться, и Тане стало ее жаль. В конце концов, сама она никогда не испытывала таких сильных чувств, и не ей судить, что должна в этой ситуации делать ее помощница.

— Ладно, перестань, — мягко сказала Таня. — Не стоит это того, — и обратилась к Сен-Жану:

— Я не буду убирать юбку. Рисуй так.

— Это не так важно, — улыбнулся Жослен. — Извини за неудобства. Если снимите мерки, я поправлю эскизы. В конце концов, я не портной, я просто ученик Вашона.

— Все хорошо, — повторила Таня, погладив подругу по предплечью, а потом снова склонилась над столом, чтобы наблюдать за работой иномирного художника.

Эскизы были готовы через час. Таня с помощью Сен-Жана отобрала три наиболее универсальных комплекта, которые те прорисовал более тщательно. В результате на некогда белых листах бумаги появилась Таня, какой сама она себя никогда не видела: удалая, гордая, необычная. Сен-Жан точно уловил особенности ее лица, его круглую форму, выпуклый лоб и широкие низко опущенные брови. Ее фигура на рисунке была явно лишена женственной хрупкости, художник увидел в ней спортивную выправку и крепость мышц. Он добавил эскиз обуви и даже поясной сумки, в которую бы удобно поместился блокнот и автоперо.

Когда они закончили, Росси уже дремала после дня, полного переживаний. Жослен тихонько собрался, и Таня вместе с ним вышла в коридор. Лампы у дверей уже не горели, и в мягком свете, лившемся из дальнего коридора, Жослен выглядел словно эльф из волшебной сказки: молодой, красивый, весь какой-то золотой. Он обернулся, взметнув свои пшеничные кудряшки.

— Сделай кое-что для меня, — тихо попросила Таня.

Сен-Жан вопросительно поднял брови.

— Для Росси нужно платье, — она поставила руки к бедрам, показывая юбку, и даже подвигала ими для пущей убедительности. — Оно есть милое, красивое и прочее. Для нашей Росси, ты понимаешь? Чтобы она была рада.

Жослен улыбнулся.

— Хорошо. У тебя есть какие-то идеи? Может, пожелания?

— Нет. Я плохо понимаю платья. Просто сделай, как ты ее видишь.

— Договорились. Я с удовольствием сделаю эскизы для нее. Спокойной ночи, Северянка, — он потрепал Таню по голове, словно сестренку, и пошел прочь, сжимая под мышкой папку с эскизами, а Таня вернулась к Росси.

***

Спустя пару дней Тень принес пирожное, как и обещал. Появился у балконной двери в десять, полночь по местному времени. Жослен уже ушел к себе, оставив на столе в кабинете папку с готовыми эскизами одежды, Росси тоже видела десятый сон. Таня сидела в комнате одна и занималась с блокнотом, когда услышала деликатный стук. Согнувшись в правую сторону, чтобы не напрягать хромую ногу, в окно стучал Тень. Он держал небольшую коробочку, перевязанную лентой. Таня открыла не раздумывая, хотя Тень и без ее помощи справился бы с замками. Весь ее вид выражал недовольство, но в глубине души она была рада его появлению. Голос разума говорил, что Тень — человек как минимум странный, скорее всего, опасный, но Таня не видела в нем угрозы. Существуя с постоянным ощущением, что земля скользит из-под ног, грозя вот-вот обрушиться, она сдавалась перед силой Тени. Если за кого и можно было бы в отчаянии зацепиться, чтобы не захлебнуться, так это за него. Или, по крайней мере, покушать пирожных.