— Северянка, понимаешь, твоя прическа очень тебе идет и делает тебя особенной — это бесспорно, — осторожно начала Росси, не желая ее обидеть. — Но я уже говорила, что нашем обществе она считается признаком низкого положения. Выходить одной в город с твоей внешностью было… очень опрометчиво. Неправильно.

— Это я уже поняла, — Таня запустила пальцы в волосы и легонько потянула, борясь со смущением.

— Хорошо, что ты вернулась, Северянка. Здесь целее будешь.

— Я согласен с Росси, — кивнул Жослен, и девушка тут же смущенно опустила взгляд. — Рад, что вы оказались в замке. Здесь однозначно стало веселее. Кстати, а зачем вы здесь?

— Мы почетные гости дэстора Мангона, — поспешила ответить Росси. — А ты?

— Я подмастерье Фабриса Вашона, — торжественно ответил Сен-Жан.

— Кто? — спросила Таня.

— Вашон — знаменитый художник. То есть большой, важный, хороший, — пояснила Росси.

— Именно! Быть его учеником — большая честь. Мангон пригласил мастера писать его портрет, и Вашон взял меня с собой. Я и не мечтал никогда попасть в такой замок, он великолепен! Но когда нет работы, становится очень скучно, а Мангон — человек занятой, и скучно бывает часто.

— Приходи сюда. Мы тебе дадим веселье, — усмехнулась Таня.

— Я уже понял, — он снова расплылся в улыбке, от которой Росси не могла оторвать взгляд. — Но если ты серьезно, я бы воспользовался твоим предложением.

И они разлили остатки рахи и принялись обсуждать, чем можно себя занять в огромном полупустом замке. Вскоре Сен-Жан вернулся в галерею к учителю, но с тех пор стал появляться в кабинете Тани почти каждый день. Мангон же будто забыл о ее существовании, ни разу он не напомнил о себе, не показался, не посчитал нужным хоть как-то прояснить ее положение. Иногда они видели хозяина замка в окно, как он стремительно пересекает двор или дает распоряжение стражникам, пару раз в сторону Илибурга устремлялся огромный черный дракон, который со столь близкого расстояния внушал истинный трепет, но каждый раз Таня видела его со стороны, и он так и не соизволил встретиться с ней с глазу на глаз. Мангона не получалось дождаться в холле и на входе на его половину замка, он исчезал, утекал, был где угодно, но не там, где Таня. Неопределенность изматывала не хуже угрозы смерти, и она предпочла бы, чтобы хоть кто-то прояснил ситуацию, но даже Раду прятала глаза и бормотала что-то нечленораздельное.

Тем временем к Серому Кардиналу подступала осень. Днем солнце все еще грело его старые камни, но ночи становились длиннее и все более стылыми. На обед чаще подавали поздние овощи и все больше тушеные или консервированные, и всегда к ним сочное свежее мясо, такое нежное, какое ни Таня, ни тем более Росси никогда не ели. Днем они гуляли, пытались пару раз выбраться за стены замка, но это им было строго запрещено, или занимались Таниным образованием, а вечером приходил Жослен, и часто не с пустыми руками. Он появлялся на пороге улыбчивый и яркий, словно сама осень, приносил закуски, а в особо удачный день даже бутылку вина. “Сегодня Вашон уснул раньше, как добрался до этой вещи. Вино четырех ветров, 3008 год, месяц снопов. Попробуем?” — говорил он, и Таня с чистой совестью отодвигала книги и бумагу и доставала бокалы. Разговоры становились живее, а веселье громче, и Таня жалела, что не могла в ответ на рассказы друзей о родном доме поведать им о чудесах родной Москвы, о самолетах, машинах и метро, о медицине и чудесах науки. Вот бы они удивились! Но Таня никак не решалась рассказать им правду о своем путешествии и поэтому ограничивалась туманным "я приехала из далеко".

— Ты учишь драконий язык? — спросил одним вечером Жослен, просматривая бумаги на столе.

Таня немного помедлила. Достала блокнот, вспоминая необходимые слова.

— Стараюсь, — ответила она.

— Что это? — он беспардонно выхватил записную книжку прямо у Тани из рук. Та только успела возмущенно воскликнуть и замолчала. Там были записи, но на русском, и никто не мог бы их прочесть, а вот за кривые рисунки Тане стало мучительно стыдно. Она видела, как легко пляшет карандаш в тонких пальцах Жослена, как под ним плавные линии складывались в силуэты, а те превращались в маленькие произведения искусства. Что для такого человека ее кривой дракон с языками пламени из квадратных челюстей?

— Это замечательно! — просиял Жослен, листая страницу за страницей. — Вы так здорово придумали, с этими рисунками. Словно в детской книжке, только для взрослых.

— Я просто называю разные предметы, а Северянка повторяет. Иногда зарисовывет и запоминает, — сказала Росси. — Мы даже начали учить письменность, но получается пока не очень.

— Повторять, — Таня показала пальцем на губы, а потом на лоб: — Запоминать, — и улыбнулась. Ее привычка к грубому раскатистому русскому здорово помогала осваивать не менее раскатистый драконий.

— У тебя такая странная манера говорить, — заметил Жослен. — Довольно шершавая, — он потер пальцы, будто чувствовал текстуру акцента, — зеленая или даже скорее цвета жженой умбры, так мне видится.

— А, это все русский язык, — отмахнулась Таня и вдруг замерла, опомнившись. Проговорилась.

— Какой язык? — переспросил художник. — Я никогда о таком не слышал.

Таня запустила руку в волосы, взлохматила их. Весь ее вид говорил: не задавай лишних вопросов, ну пожалуйста.

— Это трудно объяснять, — наконец сказала она.

— Ты не хочешь рассказывать? — Жослен наклонился вперед, поставил локти на колени. — Нет, я понимаю, ты обо мне знаешь очень мало, но все-таки…

— Да, я знаю тебя мало, — спокойно подтвердила Таня, — но дело не тут. В мой рассказ трудно верить.

— Но ты попробуй.

— Нет, — она показала головой. — Не сейчас.

— А Росси знает?

Таня посмотрела на компаньонку. Та тихо сидела в стороне и переводила взгляд с нее на Жослена.

— Нет. Для нее я тоже не рассказывала.

— Я смотрю, у тебя есть страшные секреты, — невесело усмехнулся Жослен.

— Каждый из нас их имеет. Я не спрашиваю тебя вопросы, — она прямо и твердо посмотрела на друга.

— И, насколько я понял, Росси не знает, зачем вы здесь? Мы пообщались немного, пока ты гуляла по Илибургу, и она ничего не могла о тебе рассказать. Я сначала думал, что она так рьяно оберегает тайны своей госпожи, а потом поверил, что она и в самом деле не знает.

— Первое, — прервала Таня. — Я говорю последний раз. Не госпожа — друг! Или как там еще слово…

— Компаньонка, — тихим голосом подсказала Росси.

— Вот да, длинное слово. Но “госпожа” - нет! Нашли госпожу, — проворчала она.

— Тогда тебе не кажется, что это довольно жестоко — не говорить своей подруге, зачем вы приехали в замок ужасного и ледяного Мангона и что ее ждет впереди?

— Жослен, ты понимать, — Таня снова дергала себя за светлые пряди, которые успели отрасти, и теперь прическа мало напоминала модную стрижку, какой она была в Москве. — Я не знаю.

— Как это?

— Да, я не знаю, зачем я есть, кто Мангон и что вокруг вообще есть. Я рыба, ее взять из воды и положить в сухость. Я просто хочу делать еще одно дыхание.

— Вот это дела, — Жослен уронил лицо в ладони, потер его, собираясь с мыслями. — Я и подумать не мог, что все настолько странно. Вот уж действительно, ты припрятала пару секретов.

— Я сама хочу знать, — усмехнулась Таня, подливая себе вина. Мягкое головокружение, которое вызывает местное вино, казалось ей отличной альтернативной холодящему душу страху.

— По крайней мере, мы можем рассказать тебе, кто такой Мангон. Да, Росси? — он посмотрел на Танину компаньонку, и та кивнула, и даже пересела поближе, очутившись на одном диване с Жосленом — невиданная храбрость для нее.

— Ты находишься в Иларии, — начал он. — Это название тебе знакомо?

Таня замотала головой.

— Страна Илария, столица — Илибург, — подхватила Росси, — где мы с тобой и познакомились. Где особняк Амина и небоскребы, помнишь?

— Страна? — повторила Таня.