Шли вечерние молитвы. Людей было немного, они стояли у лавок, склонив голову и прижав кулак ко лбу, а потом, когда проповедник позволил, опустились на места. Таня, не желая мешать, скользнула вперед и влево, стараясь слиться с тенями. У алтаря с позолоченной фигуркой стоял невысокий мужчина в голубых широких одеждах. Его можно было назвать некрасивым: лысоватый, с широким лицом и близко посаженными глазами, он бы не заставил задержать на себе взгляд на улице, но сейчас, когда он рассказывал людям истины, в которые сам истово верил, вся его фигура выражала невероятное оживление. Проповедник жестикулировал, и широкие рукава, словно волны, взлетали и опадали, лицо выражало то страх, то горе, то надежду и радость и светилось при этом тем особенным образом, каким светятся люди, безнадежно влюбленные в свои идеи. Не понимая ни слова, Таня чувствовала себя на удивление уютно в компании этих незнакомых людей и обаятельного проповедника, словно зашла в гостеприимный дом. Она даже не вздрогнула, когда кто-то дотронулся до ее плеча.
— Проходите, садитесь, — предложила служащая, указывая на скамьи. — Брат Орту невероятно умен, послушайте его.
— Ох, я нет, — замотала головой Таня. — Я хотеть… Эм… Вы есть еда?
По лицу служащей мелькнула тень разочарования, но она не утратила своего дружелюбия.
— К сожалению, благотворительная еда у нас бывает только по утрам. Приходите завтра, и сестры с удовольствием накормят вас, если вы нуждаетесь.
— Утро? — хмуро переспросила Таня, пытаясь смириться с тем, что до самого завтрака ей оставаться голодной.
— Да. Но если вам некуда спешить, проходите, послушайте брата Орту, — служащая легко подтолкнула Таню вперед, и та не стала сопротивляться. В конце концов, в храме было тепло и горели свечи, и можно было посидеть и хоть немного расслабиться, наблюдая за самоотверженным Орту.
— … и тогда увидел Он, что один посреди тьмы и света, и некому слова сказать, и некому подать руки. Он мог возводить горы и обрушивать водопады, рассыпать звезды и превращать земли в пески, но все это было бессмысленно. Некому было увидеть его мастерство, некому было осознать его, некому было придать миру значение. И тогда взмолился Брат наш и просил Великую Бездну послать ему родную душу. И на третий день ответила Бездна. И отправила ему брата и сестру, так появились первые люди, и вы знаете это, и радуетесь вместе со мной каждый день! — брат Орту повысил голос и ткнул пальцем в сидящих прихожан, и Тане, как и каждому присутствующему, казалось, что показал он на нее. — Создавали они мир, и радовались, и пировали в золотых чертогах. Но не все создания их оказались так же чисты и невинны, как братья и сестра. Кто же самое мерзкое существо на этой земле?
— Тараканы! — раздался нарочно громкий шепот, а за ним несколько смешков.
— Кто посягнул на божественное бессмертие? Кто возжелал себе такой же силы? Дракон! Одно из самых великолепных созданий Иллурии возгордилось вне всякой меры и решило похитить божественное ядро. Дракон поднялся в воздух и летел ввысь день и ночь, под палящим солнцем и лживой луной, летел упрямо, изнемогая от усталости, и лишь огонь его ревности давал ему силы двигаться к своей возмутительной мечте. И достиг он небес глубокой ночью, и нашел отдыхавших братьев и сестру, и похитил бессмертие Иллурии, матери своей, а затем Иватора. Но Илладий успел проснуться и прогнать дракона. Долго он оплакивал брата своего и сестру, но ничего не мог поделать: их бессмертие было похищено, и им пришлось взойти на берег, что сами они сотворили. Их жизней не хватило, чтобы найти коварную драконицу, и жизни их детей, внуков и правнуков, а потом Матерь, как она стала себя называть, своими крылами затмила солнце и человеческие умы, став для них богом и маяком, — Орту уронил руки, лицо выразило его крайнюю степень горя, будто он был готов разрыдаться над участью своих богов. — Но мы здесь, братья и сестры, — его лицо вдруг озарилось надеждой, он протянул руки к прихожанам, будто нуждался в их помощи. — Мы здесь, и значит, люди вспомнят, кто они и откуда. Вспомнят Илладия и проснутся, как и он, пока не поздно, и пусть многие погибли от лап драконихи и блуждают в холодной тьме, однажды мы сможем изгнать ее, и свет Иллария озарит нас, и исчезнут войны, нищета и болезни, и рыцарь в солнечных доспехах спустится в тьму Талоса, и найдет Иллурию и Иватора, и каждого ослепшего от лжи драконихи приведет в золотые чертоги Илладия…
Таня не понимала, что пытается донести до прихожан красноречивый брат Орту, но наблюдать за ним было интересно, и она даже смогла получить удовольствие, находясь среди всех этих людей. Когда он закончил проповедь, прихожане поднялись на молитву, а Таня осталась сидеть, стараясь продлить блаженный отдых. После короткой молитвы люди зашевелились, одни направились к брату Орту, другие — к выходу, и Таня последовала за последними.
Илибург встретил темным небом и мелким неприятным дождем. Таня вздохнула и натянула капюшон. Все правильно, короткая передышка окончена и пора выбираться в холодную реальность. Пока она размышляла, стоит ли обратиться к служащим храма за советом, где лучше переночевать, если ты бедная честная девушка, рядом раздался голос:
— Это не ты ищешь любовника?
Он принадлежал мужчине, невысокому и коренастому, одетому в простую, но добротную одежду. Короткие темные волосы блестели от капель дождя.
— Любовник? — не веря своему счастью, переспросила Таня. — Да, мне нужен любовник.
— Это хорошо, — усмехнулся мужчина. — Десять агортов подойдет?
Таня нахмурилась, не понимая, и он выставил вперед две руки, растопырив короткие пальцы. Десять. Много это или мало? Таня не имела ни малейшего представления, но поспешила согласиться. Потом разберется, главное — спрятаться от дождя и не умереть с голода.
— Да, — просто ответила она.
Мужчина почему-то снова усмехнулся, и Таня тут же подумала, что продешевила.
— Ну пойдем тогда, — сказал он и двинулся вглубь кривых улочек. Шаг у него был широкий, но Таня не отставала. Фонарей становилось все меньше, а нетрезвых людей — больше. То и дело раздавались крики, в переулке кого-то били. Вдоль мокрых осклизлых стен скользила пугающая тень, это мог быть и убийца, и грабитель, но Таня надеялась, что новый знакомый встанет в драке на ее сторону. Она даже не спросила, как его зовут. Проклятье! Стоило узнать и расспросить побольше о работе. Еще спустя пару минут Таня начала подозревать неладное, а затем и ругать себя за отчаяние и поспешность. Она явно вляпалась в дурную историю, из которой не выберется так просто.
— Какой любовник? — спросила она осторожно.
— Что? А я тебя не устраиваю?
— Нет, я… что делать?
Мужчина вдруг остановился, обернулся. Он весь был темным, плотным, пугающим. Приблизился стремительно, вжал всем своим весом в стену, содрал капюшон с ее головы. Крупные капли дождя упали на Танино лицо, потекли за шиворот.
— Значит, вот так, сразу хочешь? — низко прорычал он и, оттянув ее за короткие волосы, впился мокрыми губами в шею.
Таня замерла от неожиданности и испуга. Округлила глаза, растопырила руки, будто стараясь попятиться, но ее спина безнадежно упиралась в скользкую стену. Она почувствовала, как сильные руки с короткими пальцами лезут ей под плащ, и вдруг отвращение смешалось с отчаянием, рождая ярость. Кровь застучала в висках, гнев придавил грудь, а перед глазами полыхнуло красным.
— Ты что себе позволяешь? — взревела Таня, отталкивая мужчину настолько сильно, что тот еле устоял на ногах. Он несколько секунд молча смотрел на нее, пытаясь понять, что произошло, а потом грязно выругался и снова двинулся к ней, угрожающе наклонив голову. Таня скользнула вправо, пропуская мужчину мимо себя, легко ушла от его сильных, но медлительных рук. Мужчина, мокрый и злой, развернулся. Сверкнула молния, и в ее свете он успел разглядеть взъерошенные белые волосы Тани, перекошенное от гнева лицо и ее кулак, который взлетел к уху, а в следующее мгновение со всей силы обрушился на его лицо. Нос взорвался болью, мужчина взвыл. Нет, он привык к дракам, но получить такой сильный удар от девчонки было совсем неожиданно. Она не остановилась на этом, а ударила снова, зарычав что-то на незнакомом ему языке, и слова ее звучали так грубо, что он поверил: перед ним достойная соперница, практически партнер по кулачным боям. И значит, она напрашивалась, значит, ей можно было ответить.