Чем ближе подходил июнь и подкрадывалась ежегодная встреча выживших, Уолт начинал просматривать цены на авиабилеты. Он возвращался каждый год, эгоистично черпая от участников духовное просветление, необходимое ему для того, чтобы прожить следующий год, а затем прыгал на самолет обратно на Ямайку, где пил ром в тихом уединении и пытался исправить урон, причиненный поездкой. Так жить нельзя, и это не может продолжаться. И тем не менее он снова здесь, застрявший в воронке, из которой не сбежать. Что-то должно измениться, или его смоет в сливное отверстие жизни и он исчезнет. У него были проблемы с алкоголем до того, как Бюро уволило его – отправило на пенсию, с полным пенсионом. Это было три года назад, и он однозначно злоупотреблял сейчас. Он не разговаривал с родителями или братом три года, кроме телефонных звонков на Рождество. Он потерял почти всех друзей, которые у него были. Причиной всего этого была женщина. Та самая, на встречу с которой он каждый год отправлялся в Нью-Йорк. Уолт Дженкинс придал новое значение понятию «саморазрушение».
Нью-йоркское отделение «Переживших травму» проводило встречи каждый июнь в «Эсент Лаунж» Тайм-Уорнер-Центра в Манхэттене. Это было ежегодное собрание жертв травм, которые каким-то чудом, вопреки всем ожиданиям обманули смерть и выкарабкались. Живыми, да. Но совершенно другими людьми, чем были до. Вечер состоял из выступлений и наград, почетных гостей и заслуженных членов отделения, старых историй и новых. Отдельная часть вечера отводилась чествованию врачей и медсестер, фельдшеров скорой помощи, пожарных и прочих сотрудников экстренных служб, чьи быстрое мышление и профессионализм спасли жизни каждого присутствующего.
На этом вечере присутствовали самые разные выжившие: женщина, которая единственная выжила после авиакатастрофы, убившей остальных восемьдесят два пассажира; мужчина, который выпрыгнул из горящей машины, летящей вниз по горному склону, за мгновение до взрыва; турист, который две недели провел в дикой местности без еды и почти без воды; мотоциклист, у которого не было шансов остаться живым после аварии, превратившей его байк в изломанный стальной шар; и Уолт Дженкинс, федеральный агент, получивший две пули в корпус – одна в клочья разорвала его шею, а вторая пронзила сердце. Хирург сказала ему, что в девяноста девяти случаях из ста такие огнестрельные раны были бы смертельны.
В дополнение к выжившим в список приглашенных входили родственники, потерявшие близких в таких же случаях, после которых другие гости выжили. Семьи жертв той авиакатастрофы, которая убила всех пассажиров, кроме одного. Родители пьяного подростка, который погиб в аварии, отправившей горящую машину мужчины с обрыва. Сестра мужчины, который в отличие от своего спутника не выбрался живым из дикой природы. Водитель грузовика, кабина которого стала стопором для скользящего мотоцикла. Уолт возвращался в Нью-Йорк каждый год, чтобы увидеть одного конкретного родственника.
Уолт настолько отдалился от своей прошлой деятельности в ФБР, что у него был только один костюм. Его новая жизнь на Ямайке не требовала официальной одежды, и перед переездом он выкинул все свои пиджаки и галстуки. Он одернул лацканы, поправил галстук и глубоко вдохнул, прежде чем открыть тяжелые двери «Эсент Лаунж». И рванул прямо к бару.
– Какой ром у вас есть? – спросил он у бармена.
Молодой человек подвинул к нему меню. Уолт провел пальцем по на удивление большому списку рома и выбрал «Маунт Гай 1703». Бармен сделал ему ром со льдом и подал в рюмке с толстым донышком, которая ощущалась идеально сбалансированной в руке, когда Уолт поднес ее к губам. Его пенсия была недостаточно большой, чтобы позволить себе «Маунт Гай», и заказ рома, который он не мог себе позволить, всегда вызывал в душе тревогу. До первого глотка. С рюмкой в руке Уолт прислонился к ограждению бара и осмотрел зал. Было еще рано. Представления и речи еще не начались. Он хотел выпить одну или две порции, прежде чем столкнуться лицом к лицу с ней. Делая второй глоток рома, он почувствовал на своем плече легкую ладонь.
– Уолт, – произнесла женщина.
Уолт сразу же узнал голос. Доктор Элеанор Маршфилд, хирург-травматолог, которая его заштопала. Он обернулся, улыбаясь.
– Не удивительно, что я нашла тебя в баре, – сказала доктор Маршфилд.
На лице Уолта появилось страдальческое выражение, он поднял свой ром.
– Виновен по всем пунктам. Могу я вас угостить?
– Нет, спасибо. Меня могут вызвать.
Уолт кивнул. Женщина проводила свою жизнь в ожидании трагедий – автомобильных аварий и огнестрельных ран. Ужасный образ жизни, но Уолт был рад ее призванию. Она спасла ему жизнь.
– Как твои дела, Уолт?
– Хорошо. – Он кивнул. – Довольно хорошо.
– Как работа?
– Я… больше не работаю.
Доктор Маршфилд подняла брови и наморщила лоб.
– Я думала, это временно.
Уолт улыбнулся.
– Я тоже. Но полагаю, в ФБР существует неписаное правило: после того как агент получает две пули в сердце, его услуги больше не требуются.
– В сердце попала только одна. Вторая прошла через шею. Я хороша, но не настолько.
– Спасибо за поправку.
– Чем ты занимаешься на пенсии?
«Ромом, серфингом, чувством вины и сожалениями».
– Я еще не разобрался во всей этой пенсионной фигне, – наконец сказал он. – Но я работаю над этим.
– Ты молод. У тебя вся жизнь впереди.
Уолт не стал заикаться, что именно это его и беспокоит.
У доктора Маршфилд зажужжал телефон, и она посмотрела на экран.
– Я надеялась побыть подольше. Я поговорила всего с несколькими своими бывшими пациентами, но надо бежать в больницу. Было здорово увидеться с тобой, Уолт. Я рада, что у тебя все хорошо.
– Спасибо, док. Я рад, что вы меня нашли.
Она улыбнулась:
– Увидимся в следующем году?
– Если доживу.
– Доживешь. Просто больше не нарывайся на пули. И, может, не налегай на алкоголь.
Он посмотрел ей вслед и, сделав глоток рома, вернулся к рассматриванию толпы. Он высматривал ее полчаса, много раз глаза обманывали его – он думал, что нашел ее, только чтобы разочароваться, когда женщина поворачивалась и Уолт видел незнакомое лицо. Он заказал еще рома.
– Уолт. Черт возьми. Дженкинс!
Уолт посмотрел налево. Материализовавшееся рядом лицо было из далекого прошлого. Скотт Шервуд был его начальником, когда он работал в Бюро уголовных расследований штата Нью-Йорк в далеких девяностых.
– Скотт? – Уолт покачал головой и улыбнулся. – Какого черта ты тут делаешь?
– Пришел с подругой. Она сказала, что ей нужна моральная поддержка, но с того момента, как мы вошли в дверь, она разговаривает с докторами и медсестрами, которые ей помогли. Я уже был готов уходить, когда мне показалось, что я узнал своего старого друга у бара. Проклятье! Сколько же времени прошло?
– Не знаю. Двадцать лет?
– Так много? – Скотт покачал головой. – Куда летит время?
– И не говори.
– Чем ты занимаешься в последние годы? Я спрашивал про тебя, но никто не в курсе.
– Да, я не при делах. Пришлось покинуть Нью-Йорк, чтобы разобраться в себе. Так и не нашел дорогу назад.
– Знаешь, я несколько раз пытался связаться после… ты знаешь. После того, как тебя подстрелили.
– Я знаю, Скотт, и спасибо тебе. Извини, что не отвечал. Это было странное время для меня. Черт, я так и не ответил многим людям. Но я знаю, что ты звонил. Это много значит для меня. Я засранец, что не сообщил тебе.
– Нет, – отмахнулся Скотт. – Могу только представить, через что ты проходил. Я просто хотел, чтобы ты знал, что я слышал о твоей ситуации и думал о тебе, вот и все. Все в Бюро думали о тебе.
Уолт показал на бар за спиной.
– Могу я тебя угостить?
Скотт кивнул:
– Конечно. «Бифитер» с тоником.
Уолт озвучил заказ бармену и передал Скотту его выпивку.
– За старых друзей, – сказал Скотт, подняв стакан.
Уолт улыбнулся:
– За старых друзей.
– Так чем ты занимаешься? Бог свидетель, я спрашивал многих людей. Никто не знает, что с тобой случилось.
