В отличие от большинства жителей нашего города, Огнецвет слёз девичьих не испугался, наоборот, с самым довольным видом понаблюдал за моими рыданиями и изрёк с видом придворного целителя:

- Отлично.

Слёзы моментально высохли, словно кто-то невидимый плотину возвёл или вообще перевёл поток в другое русло. Я хлопнула слипшимися ресницами и пропищала:

- Тебе нравится, что я плачу.

Козёл с невозмутимым видом почесал рогом бок:

- Ага. Со слезами уходят остатки дурмана, так что рыдай, не останавливайся. Тебе ещё минут десять поплакать надо, чтобы наверняка.

Я возмущённо трепыхнулась, порываясь вскочить, Огнецвет прыгнул на меня, всем своим немаленьким весом прижимая к полу:

- Объясняю для особо одарённых девиц, мнящих себя могучими ведьмами: вставать тебе нельзя. Во-первых, дурман не выветрился, во-вторых, всё равно в вертикальном положении не удержишься, а ловить тебя удовольствие сомнительное.

- Пусти, - прошипела я, отчаянно вырываясь, - пусти немедленно, не нужна мне твоя помощь, сама справлюсь!

- О боги, за что вы связали меня с этой дурой?! – простонал козёл, молитвенно вскидывая рогатую башку вверх.

Я опять попыталась сбросить с себя тяжёлую зверюгу, но с тем же успехом могла двигать гору. Отожрался на начальственных харчах, скотина!

- Радуга, ты мне одно скажи: ты совсем дура или в этой смазливой головке есть хоть крупица разума?

- Сам дурак, - пропыхтела я, кусая губы, чтобы удержаться на краю безобразной истерики. – Слезь с меня, раздавишь!

- Значит плакать ты не будешь, - Огнецвет недовольно дёрнул ухом, - ладно, не хочешь по-хорошему, будет по-моему.

Я и пикнуть не успела, как мне на плечи забросили увенчанные копытами лапы, а к губам прижалась мохнатая козлиная морда. Я возмущённо замычала, пытаясь вывернуться, но держал Огнецвет меня крепко и целовал так, словно вознамерился досуха выпить. Я закрыла глаза, скатываясь в желанное забытьё. Мама милая, век бы не подумала, что погибну во время поцелуя с козлом…

Острая боль опалила щёку, вытряхивая меня из нежного, пахнущего луговыми травами сна. Я застонала, прижимая ладонь к болячке и в очередной раз пытаясь понять, где я и что со мной. Мрак, это уже становится недоброй традицией! - Очнулась, спящая красавица? – Огнецвет выглядел до отвращения бодрым и полным сил.

– Отлично, тогда давай, выползай к добрым людям, пока они дом по брёвнышку разбирать не начали в стремлении спасти ненаглядную господарыню ведьму. Я осторожно потянулась, покачала головой, разминая шею и определяя, насколько мне паршиво и хватит ли сил на то, чтобы встать на ноги. К искреннему облегчению, дурман забудь-травы выветрился окончательно (мамочка милая, это же сколько я спала?!), и чувствовала я себя очень даже неплохо

. - Давай, поднимайся, хорош валяться, - Огнецвет толкнул меня рогами в бок, сразу же отскакивая в сторону, - говорю же: народ волнуется. А народные волнения, моя милая, очень легко могут перерасти в мятеж, который, если закончится удачей, называется революцией. Что такое революция, я думаю, тебе объяснять не надо, не маленькая, сама понимать должна. Я осторожно поднялась на ноги, морщась от вони и боли в щеке, отбросила за спину слипшиеся в тошнотворные колтуны волосы:

- А что у меня со щекой? Огнецвет опустил голову, избегая встречаться со мной взглядом:

- Я тебя в чувства пытался привести, рогом ударил. Прости, мне в тот момент не до кодекса благородного мужчины было, тебя всё глубже в видения затягивало. В голове мелькнул какой-то смутный обрывок воспоминания, щёки опалил то ли запоздалый стыд, то ли последний отголосок затухшей похоти. Ведьма-прародительница, какое счастье, что я ничего не помню! Я присела на корточки перед настороженно насупившимся козлом и ласково погладила его по грязной, свалявшейся шерсти:

- Спасибо, что спас. Огнецвет фыркнул, нетерпеливо выворачиваясь и по-прежнему низко опустив голову, словно прикрываясь от меня рогами:

- Не за что. Поздно, бурые потёки и рваные царапины, исполосовавшие нос, я успела увидеть, а потому резко ухватила козла за рога и притянула к себе: - А царапины у тебя откуда? Огнецвет издал что-то среднее между нетерпеливым фырканьем и утробным рыком: - Боль помогла, ты вынырнула из видений, но дурман по-прежнему опутывал разум. Нужно было срочно приводить тебя в чувство, а лучшее средство от любой напасти…

- Это тёплая кровь находящегося в расцвете сил мужчины, - машинально закончила я накрепко вызубренное правило из учебника по магическим ядам и противоядиям.

– Боги, Огнецвет, ты меня из такой беды вытащил! - Угу. А теперь давай вы… Закончить мой рогатый спаситель не успел, дверь с треском слетела с петель, чуть не зашибив нас, а на пороге, закупорив выход, активно пихались локтями сразу трое горожан, чьи оскаленные лица меня изрядно напугали.

- А ну, разошлись! – услышала я рык господарыни Сладиславы, от которого печально задребезжала слюда в окошке, - живо, пока пинков не надавала! Угроза была более чем серьёзная, а потому мужиков как ветром сдуло. Малийкина матушка вошла в дом, пригнувшись в дверях и неодобрительно наморщив нос от вони. Под тяжёлым, как могильная плита, взглядом женщины мне разом стало стыдно за свой непотребный внешний вид, перемазанного и всклокоченного козла, а также за кавардак вокруг. Я растерянно замерла, лихорадочно соображая, что лучше всего сделать: бежать, умываться или отмывать всё вокруг.

- Господарыня ведьма, - прогудела Сладислава, упирая руки в бока и по-медвежьи покачиваясь с ноги на ногу, - сами-то как, живы? Я кивнула, глядя на женщину как кролик на волка.

- А козлик ваш? - М-м-ме-е-е, - вздохнул Огнецвет, неуклюжее опускаясь на пол, - м-м-ме-е-е. Я ахнула, всплеснула руками и позабыв обо всём бросилась к Огнецвету. Нос у козла оказался сухой и горячий, глаза закатились, а дыхание, вырывавшееся из приоткрывшейся пасти, было затруднённым. А как же иначе, он же остатки дурмана через поцелуй в себя втянул, вот его и скрутило! - Эй, Крабат, бери козлика господарыни ведьмы да неси ко мне, - прогудела Сладислава, чуть повернув голову.

– Малийка, а ты живой ногой лети за целителем, да живо у меня, а то так высеку, неделю стоя спать будешь! Карл, ты тихохонько бери на руки господарыню ведьму, её тоже ко мне надо отнести. Я попыталась возразить, что могу и сама дойти, но от моих возражений отмахнулись одним ленивым движением брови. Малийкина матушка руководила спасательной кампанией и никому не собиралась уступать своей полководческой роли.

- Так, Анхелика, хорош вопить, запасайте с бабами хворост, спалим к едрене матери это паучье логово. Ганс, а ты держи крепче эту змею подколодную, пока стражнички тут ентот, как его, обыск проводить будут. И живо мне все, да не галдите как вороньё на кладбище, я шуму не люблю. Вокруг вмиг воцарилась тишина, только раздавалось лёгкое «шур-шур» деловито снующих тут и там жителей города. Даже пойманная несостоявшаяся, спасибо Огнецвету, душегубица тихо сидела у плетня и даже дышать старалась не очень шумно и через раз. На меня женщина лишь бросила быстрый взгляд и тут же поспешно отвернулась, впрочем, я тоже не готова была вступать с ней в беседы. Где она взяла забудь-траву, стражники и без меня узнают, а если нет, я с огромным удовольствием пожалуюсь господарыне Августине на злодейку, которая её сыночка чуть не извела.

И совесть меня мучить не будет! Успокоив себя кровожадными планами справедливого возмездия, я стала обдумывать способы лечения своего рогатого героя. Насколько я помнила с занятий по травоведению, забудь-трава для козлов и прочих травоядных неопасна, если только живот прихватит в случае переедания, но в том-то и дело, что Огнецвет не обычный козёл. Точнее, совсем не козёл… То есть, козёл, конечно, но не травоядный… Я в сердцах плюнула, окончательно запутавшись, за что удостоилась удивлённого взгляда от Карла, который как раз бережно вносил меня в дом. Я виновато улыбнулась, смущённо пожала плечами и пробормотала: - После этой отравы во рту вкус такой гадостный. Кстати, почти не солгала, привкус во рту стоял действительно мерзкий, губы пересохли, а язык и вовсе отказывался шевелиться, требуя воды. Кожевник бережно сгрузил меня на лавку, сунул в руки запотевший кувшин, пряно пахнущий домашним квасом, мимоходом поладил по спине Черномора и вышел, плотно притворив за собой дверь.