безответственной критикой (особенно в нашей музыкантской среде) при однообразии журнального мнения. Необходимость бережного сохранения культуры, уважительного, осторожного с ней обращения. Отсутствие глубины понимания великого искусства прошлого. Ценности надо беречь, что мы, к сожалению, не только не всегда делаем, но и позволяем себе подчас легкомысленно, хищнически и безответственно с ними обращаться. В результате этого всей нашей отечественной культуре наносится ощутимый урон, в том числе музыкальной культуре (и особенно — хоровой). В потрясениях нашего века многое исчезло безвозвратно, тем более бережно надо бы хранить наши ценности, нашу живую историю, наш след на земле. За последнее время усилился интерес к истокам русской музыкальной культуры. Она стала более внимательно и вдумчиво изучаться (в чем я вижу заслугу молодого поколения русских музыкальных ученых). И выяснилось, что история нашей музыки гораздо более длительна, чем мы предполагали раньше. Музыкальное искусство старой Руси отнюдь не потеряло своей художественной силы. Оно звучит и должно звучать! Оно вправе занять в концертной жизни то место, которое ей принадлежит в истории Русской музыки! Его должно изучать и пропагандировать. Мы вправе гордиться своей славной музыкальной историей! Жжх Путь «левизны» пройден Русской музыкальной культурой до конца. Бесплодность его — очевидна. Он ведет к разрушению и истреблению ценностей, сеет семена ненависти в человеческой душе, ожесточая ее до предела, до крайности. (Кому это выгодно?) Если русской культуре суждено существовать, она должна возвратиться к истоку нравственности и добра. Жжх Последнее проведение темы Петрограда (вальс) — (грузовик отъезжает от Смольного, когда разбрасывают листовки) и до момента, когда А. Борисова не пускают на заседание — нужно использовать другой кусок музыки, который мною специально для этого написан. Начинать вальс от репризы и играть до конца. Обязательно усилить музыку триумфа (немного), чтобы прослушивались трубы. В музыке штурма не слышны трубные фразы медных инструментов. В этих двух кусках все заглушает рев толпы — однообразный, и от этого быстро надоедающий. Музыкальные волны поглощаются этим однообразным звуком. Надо найти предельно точное взаимоотношение между музыкой и шумом. Ночь. Звук сводимого моста неинтересен. Невыразителен. Непоэтичен (а надо, чтобы он был поэтичным, то есть нес образ!). Он не дает тревоги, а нужна тревожная нота. Поэтому лучше — музыка, но это надо попробовать еще послушать. 287

Надо ли оставлять в самом конце беззвучный последний кадр? Вне музыкального ритма флаг становится мертвым и превращается в болтающуюся тряпку. Это производит впечатление недоделки, недоработки. Уважаемый Сергей Федорович! [Мои последние соображения по поводу нашей работы таковы: | Хорошо бы сцену у картины «Государственный Совет» начинать без мало уместных вообще в музейной тишине посторонних звуков, лишь чистым звуком кларнета. Первые ноты этой музыки (уже упраздненные Вами в сцене войны) очень важны. Без них дальнейшая фраза становится невыразительной. Посторонние звуки мне кажутся неуместными. Они должны возникнуть в полной тишине, как бы в душе человека, стоящего у этой картины. Тогда это будет производить должное впечатление. Конец. Таковы мои как будто бы последние соображения. Жжх Судя по всему, мы имеем дело с произведением большой художественной ценности. Тетрадь 1987 (Г) П апреля 1987 г. Ц Кл больница Смотрел ТУ программу «Фестивали ... конкурсы ...». Вела О. И. Доброхотова — очень хорошо: свободная речь, грамотная, вразумительная, очень простая и богатая словами. Программа, что я застал (без начала, очевидно): К. Шимановский — прелесть, изысканная, чудесная музыка, настоящая Польша. Более всего похоже на Шопена, а это прекрасно, т. к. этот Шимановский — продолжение Шопена, и своего много: хрупкого, тонкого. Вила Лобос (после Шимановского), «эстрадный» Бах — с талантом, но без высокого вкуса, чувства несколько вульгарны. Концерт из Берлина: хор из оперы «Виндзорские кумушки» О. Николаи — тихая, патриархальная немецкая музыка, поют и играют отличнейше и хор, и оркестр, и дирижеры все — немцы. Терцет из «Кавалера роз» — три певицы в прекрасных костюмах (все разные) очень хорошо пели. Рихард Штраус — наиболее традиционный из нем композиторов ХХ века, наиболее устойчивый, впитавший, кажется, всю предшествующую культуру Германии, особенно, конечно, романтизм (но [и классику] не только романтизм). Последний классик немецкой музыки. После него Хиндемит или Орф — 288

манерноваты, а Венская школа — уже откровенные разрушители, губители великого искусства. После этого — фольклорные №№. Великолепная певица из Зимбабве, голос как труба и дивная выразительность. Японская дикая музыка с барабанами разной величины, в том числе и весьма большими, на которых наяривают полуголые, худощавые японские мужики с очень противными, злобными лицами. После барабанного стука — игра на флейтах (ничего особенного по выразительности), а потом опять барабаны. Р. Шанкар — староватый индус, виртуоз (изумительный) на огромном банджо или таре, или ситар (как называется по-индийски, не запомнил). С ним играет еще и барабанщик (индус) — обоим аккомпанирует б симфонический оркестр (неплохая, простая партитура с прихотливой ритмикой а |1а Стравинский) под управлением Зубина Меты — необыкновенный дирижер. Какая страсть! Какая воля, какие руки! Нечто удивительное. Его мне очень хвалил Светланов. Очень интересный в целом концерт. Для знакомства, для познавания, для информации. Это хорошо послушать один раз. Но для поляков Шимановский, для немцев О. Николаи и Р. Штраус — это родное, свое, всегдашнее. Во всех почти странах все же хранят фольклор: народную песню, движение, танец, костюм. Мы же — интернационалисты — уничтожили свою древность, свою духовность. У нас во всей стране нет ни одного зала, похожего на зал в Берлине, где были концерты в честь 750-летия города. Уничтожены почти все храмы, потеряны бесценные сокровища. Такого не было и во времена Татарского ига. Надо более старательно сберегать остатки ценного. Об переустройстве церквей и устроении в них концертных, органных залов. Зачем? Чтобы играть церковные же католические хоралы и фуги. Почему же нельзя петь свою русскую хоровую музыку. Надо больше внимания уделять развитию хорового дела. Жжх Стихи Маяковского, так же, как и поэзия Ахматовой и других «избранных» (сами себя избрали) поэтов, дышат лютой сословной ненавистью к простонародному, переходящей у Мандельштампа в ненависть ко всему русскому. Отсюда их органическая ненависть к Есенину, ко всякому народному Гению, в свое время: к Ломоносову, Кольцову, Менделееву, Горькому. Это явление типическое и до сего дня, хотя сегодняшние избранники несколько иного социального, духовного и национального корня по своему происхождению. Исключением среди них были Городецкий и Пастернак. Первый — по аристократизму своего происхождения, второй — по сознательному (движению) принципу крещеного неофита, для которого примером был Л. Толстой. Вспомнить надо лубочное изображение крестьян в агитках и иронических стихах великого пролетарского поэта, типа «Схема смеха» и многое другое. В противовес высокомерной иронии по отношению к Русским, ко всему Русскому («Вынимайте 289

забившихся под Евангелие Толстых за ногу худую, об камни бородой!» ' ит. п.), своим подлинным хозяевам Мский служил с собачьей преданностью, купленный безграничной лестью, тешившей большое и раздраженное самолюбие. Вот механизм его славы, жизни и самой смерти — фальшивой, декорированной. Причина равнодушия народа к безмерно, болезненно честолюбивой (заполненной этим) поэзии Маяковского, Ахматовой и др. - в чуждости народного сознания, живущего «миром», общно, подобным индивидуалистическим категориям. В Религии личное, индивидуальное выявлялось лишь в смерти за свои убеждения, за веру, и это глубоко проникло в народ. <...> Жжх Что было бы с Пушкиным, проживи он еще? (Чичиков — странная фамилия, простая, но, кажется, невстречающаяся?) Куда шел Пушкин? Можно ли сказать, угадать? Думается — можно, разумеется, в общем определении. Он шел туда же, куда шел и Гоголь. Судя по последним стихам поэта, его путь, в общем-то, обозначился. И не случайно Пушкин и Гоголь вместе с Жуковским, молодым Хомяковым встречались у Смирновой (фрейлины). Кажется так, если я что-либо не путаю. Круг вопросов, который обсуждался там, включал и глубокие беседы на религиозные темы. Духовная жизнь времени, а ее-то и аккумулируют гении, шла в высоту, тогда как в меркантильной жизни обозначался приход Чичикова. (Мысль, кажется, верна — слова не найдены.) 12 апреля 1987 г. Жжх Ни один композитор в истории не насаждался так, как насаждался при жизни Шостакович. Вся мощь государственной пропаганды была направлена на то, чтобы объявить этого композитора величайшим музыкантом всех времен и народов. Надо сказать, что и музыкальная среда охотно поддерживала эту легенду. Он был, в полном смысле слова, государственным композитором, откликавшимся на все важные события общественной и политической жизни не только своими бесчисленными статьями, но и бесконечными сочинениями: от симфоний, ораторий до танцев, песен, песенок и т. д. И, несмотря на это насаждение государственным и «квадратно-гнездовым» способом, народным художником он так и не стал ни в своих ремесленных поделках, ни в своих музыкально-философских концепциях, хотя, при всем при том, по отборе от него останется много хорошей, а иногда и прекрасной музыки. Но народность, в том смысле, в каком ее понимали Глинка, Мусоргский, Бородин, Чайковский, Рахманинов, — это какое-то другое дело. Какая-то особая (высшая, м. 6.) форма искусства. «Способность быть народным — это особый талант и очень редкий». Белинский’. 290