таклизма уйдет, как уходит из организма болезнь, до того живущая в организме как самостоятельный, иной, чуждый организм, который борется с основным и пытается его победить, уничтожить. Если болезнь не уничтожит основу, то она должна будет уйти. И в слабом, изнуренном теле возникнет тихая гармония катарсиса, очищения мира. Это будет — звучание хора. 23.ХП.81 г. 16 Журнал Насаждение безнационального космополитизма и прививание сниженной точки зрения на любое проявление народно-национального элемента в искусстве. Русские писатели Мощный, суровый, эпичный Федор Абрамов. Возвышенно-поэтический Василий Белов. Пронзительный, щемящий Виктор Астафьев. Драматичный Валентин Распутин. Мягкий, лиричный южанин, мой земляк Евгений Носов. Сергей Залыгин — тонкий и умный. Блестящий эссеист Владимир Солоухин. Я люблю и необыкновенно высоко их творчество, они — украшение сегодняшней нашей литературы, не говоря, конечно, о классиках Леонове и Шолохове. То, что это люди — мои современники, не дает мне с такой силой почувствовать свое одиночество. Прекрасный, свежий, благоуханный, сильный, новый и вместе с тем «вечный» Русский язык. По-новому раскрытые современные Русские характеры. Жжх Под новизной подразумевается дальнейшая разработка (главным образом техническая) шенбергианской идеи. Мне же думается, что новаторство заключено прежде всего в новой идее. Россия выстрадала новую художественную идею. Наша музыка, покрытая Шенбергианской коростой, несомненно, от нее избавится, должна избавиться, если захочет существовать. Движение это я вижу в литературе. Достаточно назвать таких писателей, как Абрамов, Астафьев, Белов, Распутин, Василь Быков с его изумительным «Сотниковым», Айтматов... Жжх Фашизм — это, конечно, никуда не годное явление, справедливо осужденное всем миром [и антифашизм был благотворен и благороден]. Но, оказывается, бывает такой антифашизм, который ничем не лучше фашизма. 263
Жжх Читал несколько высказываний и статей дирижера Ген. Рождественского. Поразительный апломб, внешняя образованность и даже своеобразный «деловой лоск». Но по существу — по душе и по смыслу — это разглагольствования «культурного идиота» (прости мне, Господи!), нередко встречающегося в интеллигентной среде, а особенно между музыкантами, чувствующими себя «избранными» людьми в силу особенностей («тайн») профессии. Впрочем — желание «избранничества» стало одной из часто встречающихся черт нынешней жизни. Желание возвыситься, обособиться от серой людской массы, всепоглощающей и притягивающей, как магнит, каждого человека. Жжх Весь Маяковский (все почти 14 томов!) — придуманный поэт. Придуманная любовь, придуманная Революция, придуманные заранее рифмы, придуманный Сам, фальшивый до конца, до предела. Не придуманная лишь распиравшая его дикая злоба, изливавшаяся на всех. Сначала на богатых и сытых (но с разбором!!! далеко не всех!!), а под конец жизни на бедных (рабочих людей), представлявшихся ему безликими, ничтожными, на новых чиновников (но также, далеко не всех!!!). Сам — был носителем зла и преклонялся лишь перед еще большим злом из выгоды, из желания удовлетворить свое непомерно раздутое тщеславие. Это тщеславие и было главной, движущей его силой. Лживый, двоедушный человек, с совершенно холодным сердцем, любивший лишь лесть, которую ему все окружавшие щедро расточали. И он постепенно сделался рабом людей, расточавших ему эту обильную, часто фальшивую (а иногда и от сердца) лесть. жж О потере духовной самостоятельности. Важнейший вопрос для всей нашей культуры и всего искусства. Жжх Когда-то, лет 30—40 тому назад, была в моде борьба с «формализмом», под которым в нашей музыкальной среде подразумевалось очень многое и очень разное. Мне лично казалось, что «новое» искусство (главным образом ХХ века) — есть продолжение старого, его следующая ступень и совсем не обязательно более высокая, ведь движение искусства не идет обязательно по восходящей линии. Рассуждать так — было бы болыпой ошибкой (нельзя, например, сказать, что теперь стихотворения и поэмы пишут лучше, чем это делали Пушкин и Лермонтов). Так вот, мне казалось, что новые оперы, допустим, займут свое место на сценах театров рядом с операми Глинки, Даргомыжского, Бородина, Чайковского, Римского-Корсакова. Подчеркиваю: займут свое место, являясь их как бы 264
продолжением и, в свою очередь, родив естественную реакцию у слушателей, дадут толчок к созданию композиторами произведений (неясно! сбивчиво!). Но теперь ясно видно: это искусство обладает глубокими чертами «несовместимости». Оно призвано не продолжать ряд классического искусства, а заменить его собою, уничтожить его. Да, такова — идея, такова платформа этого нового искусства. Всем своим строем, всем смыслом оно активно направлено против основной идеи, основного пафоса классического Русского искусства и предназначено сменить его. И не то чтобы эта смена произошла естественно, как бы по желанию публики, слушателей, народа, назовите как угодно. Совсем даже наоборот: сами эти вкусы народа, вкусы публики будут объявлены отсталыми, косными, национально-ограниченными, вредными или, согласно появившемуся теперь термину, «мещанскими» и, следовательно, подлежащими упразднению, что ли, осмеянию и сдаче в архив. Силой, огромной силой, организованностью в государственном (не менее!) масштабе будет это искусство отброшено, сдано в архив, как, например, сдано в архив, уничтожено великое, гениальное искусство Русского православного хора, как попросту уничтожены десятки тысяч церквей и монастырей, икон и других бесценных сокровищ, творений Русского гения, саму память о котором стараются уничтожить. Мы и сейчас видим много посильных помощников Сатаны (который имеет, конечно, вполне земное свое воплощение!) в деле уничтожения Русской культуры как идейной культуры. Против нее двинуты могучие силы, в том числе и новое искусство. Оно обладает обязательным качеством — агрессивностью, ибо не несет в себе позитивного заряда, а предназначено для борьбы, для разрушения... Не надо обладать особым умом для того, чтобы провозглашать: «Сбросим Толстого, Достоевского и других с парохода современности», «время пулям по залам музеев тенькать», «Расстреливайте Растрелли» — не правда ли, как остроумно? Или «Я люблю смотреть, как умирают дети» — провозглашаемого вместо скучного, постного «Не убий!». «Выбирайте забившихся под Евангелие Толстых, за полу худую, об камни бородой!» «Если Казбек помешает — срыть!»” Жжх Это — был... лживый, двоедушный человек, с совершенно холодным сердцем, любивший лишь лесть, которую ему все окружавшие щедро расточали, и он постепенно сделался рабом людей, расточавших ему эту обильную, часто — фальшивую, а иногда и от сердца лесть. А как унижено Русское творчество! Например, возьмем Ленинградский Эрмитаж. Есть ли где, в какой-либо стране музей Мирового искусства, в котором не было бы произведений своих национальных художников? Можно ли представить Лувр, Британский музей, музей Будапешта или Мюнхенскую Пинакотеку без произведений французских, английских, венгерских или немецких мастеров? 265
У нас же в Эрмитаже нет ни одной иконы, ни одного полотна Русского 1 художника °. Это — позор для всех нас. жж Опера «Воццек» явилась своего рода открытием нового стиля — «Экспрессионизма». Этот стиль возник не на пустом месте, не из подражания, а как естественное продолжение предшествующих тенденций в искусстве Австро-Венгрии, а вернее сказать, в определенной части Венской музыкальной школы. Он явился продолжением Вагнеровского оперного стиля, музыкальной драмы, где центр действия перемещен со сцены в оркестр, но органически связан с действием. Иллюстративно-музыкальные тенденции Вагнера, при которых музыка многое изображала, а не только выражала (чему способствовал эпический характер действия, обилие рассказов), музыка «изображений», а не непосредственно «переживаний», у Берга обретают большое значение. «Переживенческие» эпизоды действия носят экстатический характер, например: Смерть Изольды, многое в «Парсифале», «Лоэнгрине» и т. д. Их не так много, но они очень сильны. Все это освоено и претворено Бергом. Эта опера и явилась высшей точкой «экспрессионизма». Дальше этого пошло лишь повторение, смакование зла, смакование низменного, грязного, грязно-сладострастного, вонючего, пьяного, оборванного и т. д. У нас это обрело свою жизнь в опере «Нос» — карикатуре на столичную Россию, «Леди Макбет» — карикатуре на провинциальную, мещанско-народную Россию ит. д. А в наше время получило новое продолжение, уже окончательно малоинтересное, попало в балет и утонуло в эпигонстве. Жжх Грандиозные, пышные оркестровые звучности Берга как нельзя более соответствуют стилю музыки, характеру действия, городу, душной его атмосфере, улице, по которой проходят солдаты с Военным маршем, кабаку, где играется Полька, все это подлинно — это реализм, доведенный до крайней точки болевого ощущения жизни. Однако подобные эффекты мало соответствуют атмосфере повести Лескова, тишайшему уездному городку, где вызрело зло, увы, не показанное автором, а все злое перенесено в атмосферу действия, и это создает впечатление фальши, ибо, вместо того чтобы выразить это зло (возникшее или, скорее всего, от начала существовавшее в натуре), понадобилось опачкать все окружающее, всю жизнь, и обелить, оправдать убийство как идею, само это зло, изначально существовавшее в человеке и под влиянием жизни только лишь проявившееся. Надо было загрязнить, опачкать православного священника (что это имеет общего с Лесковым, поэтом православного духовенства?), чтобы оправдать 266