продавшего душу черту, «Юмористическое скерцо» Прокофьева, его же «Наваждение». ТЕМА БОГОХУЛЬСТВА! Тема Богохульства в искусстве занимает большое место у Булгакова, особенно богохульство в поэзии. «Аллилуйя» фокстрот. После Революции — расцвет Богохульства. «Белая гвардия» кончается хоровой Всенощной, а здесь хор поет песню об убежавшем каторжнике. Поэт Богохульский, очевидно, перифраз Маяковского. Богохульство — не атеизм, вера в разум. Этот последний — мировоззрение, опирающееся на науку, познание мира, тогда как религия опирается на душевное ощущение его. Богохульство же одно из проявлений полного безверия — нигилизма. Суть его в уничтожении всякой опоры для человека, который остается один — вне единения, вне общества. Голый человек на голой земле, вне коллектива. Человек без всяких обязательств, без какого-либо долга. Материализуются бытовые поговорки: «черт его знает где», «чтоб черти меня взяли», «черт видел все!» Сам смех у Булгакова совсем не равнодушный, злая ирония, сатира, гротеск ит. д. Все это от дьявола, ведь невозможно представить себе смеющимся Христа. Ассоциативное мышление Булгакова было исключительно велико и многообразно. ...Гого Произведения, которое является ключевым в «музыкальной концепции мира» у Булгакова. Дорогой Владимир Андреевич!" 12/ХП-82 г. Спасибо за присланную книгу. Лежу я теперь в больнице, читаю ее внимательно. Близко это мне — очень! Душа у Вас — мягкая как воск. Стал было отмечать стихотворения, которые понравились, но их набралось — много, особенно из подборки 1977—81 гг. Мне особенно близки те, в которых лирика перерастает в символ, напр «Бег белой лошади». Или — «Пропахла, словно пасека, избушка лесника» — что за прелесть, — саморастворение. Это — русское, идет у нас с Востока, но смешано с православным христианством, с верой, чуждой европейскому сознанию, чуждой идее «самовыражения» личности (любой ценой!). Здесь же самоумаление, самоуничтожение — «все во мне ия во всем» или как самосожжение в «Хованщине» — слиться с миром в пламени, а не выделиться, не отъединиться от него. Но это — страдательная черта, страдательная вера! Таков — наш удел. Неожиданен — Плевако (благородный человек, редкость среди его продажного сословия). Прекрасна и лирика: «В день и час, когда на Химках...», «Лунно», «Первый снег», «Блины», «Деду», «Икона...» (Ждет!), «Сапоги», «Земли едва касался...» (где Вы так 188
великодушно меня вознесли) и другое, всего не упомянешь. Будьте здоровы, берегите себя. Русская поэзия теперь на подъеме, хотя подъем этот очень крут! Я — счастлив и не чувствую себя так смертельно одиноко. Сердечный Вам привет. Жена моя была на вечере Ст. Куняева — видела Вас”. Дай вам всем Бог — счастья! (поэту Вл. Андр. Кострову) ь 7 Ганс Фаллада «Каждый умирает в одиночку»” Из произведений Западной литературы, созданных в последние полвека, ни одно не производило на меня такого впечатления, как роман Ганса Фаллады «Каждый умирает в одиночку». Роман о страшной жизни под властью немецкого национал-социализма, о горестной и трагической судьбе борца — одиночки, рабочего — героя и надежды немецкого народа, ибо страшная черта деспотизма, это —щ сознательное разъединение общества, расчленение его в противовес необычайной слитности, концентрации, объединенности, организованности вооруженного зла — власти меньшинства. Роман кончается закономерной гибелью героя, рабочего Квангеля. Немецкий герой-рабочий, русский крестьянин После гибели героя идет краткий эпилог, выражающий мечту, надежду автора на нравственное воскресение родной страны, родного народа. «Мальчик» вышел в поле с плугом... (или сеять... или косить?) Ребенок выходит в поле возделать родную землю, чтобы собрать урожай. Так вот я хочу написать чувства этого мальчика, ощущение возвращения к земле, естественной связи с нею, с природой, воскрешение духа, освобождение его от рабства, от страха, от растления. ГИ/ХП 82 Больница. Любопытно не всем. Фаллада — это изумительный крупнейший немецкий писатель, в котором воскрес благородный пафос великой немецкой литературы прошлого, дух Гете и Шиллера, народных сказок и шванков, дух Ганса Сакса. Он одинаково чужд отвратительной литературе фашизма и не менее омерзительному, грязному физиологизму и низменности натурализма и экспрессионизма, который есть тот же фашизм «наизнанку». Оба эти искусства насаждались и насаждаются силой, ибо они помогают разъединению людей, внушая им чувство беззащитности против организованного зла. Бога нет и вы беззащитны! «Каждый умирает в одиночку» 189
Роман Фаллады истинно — народное произведение. Герой его рабочий — столяр, не конвейерного, американского типа рабочий, а творческого, немецкого типа столяр-одиночка, рабочий-созидатель, человек в труде, в занятиях созидательных, в образе которого воплощен творческий, созидательный дух нации. Рабочий — в центре мира, это так типично для немцев, эта идея очень повлияла и на нас! жж Композиторы РАПМ'а, организации типа «МАССОЛИТ». Была такая серия «Музыка — массам», где предприимчивые дельцы обрабатывали «для масс» (слово «народ» тогда вообще не существовало, ибо считалось, что народа нет, а есть только классы) популярные творения немногих великих музыкантов, не состоявших в черном списке: «Турецкий марш» Моцарта (Копдо аПа гса — часть из сонаты Моцарта), «Похоронный марш» Бетховена из его сонаты А-4аг и др., беспощадно коверкая, уродуя музыку так, что иногда ее и узнать-то было нельзя. Во дворе Московской консерватории горел костер, в котором сжигались ноты классиков. Это было за 2—3 года до костров Геббельса. Самодеятельным хорам было нечего почти петь. Хоркружками пелись только песни типа «Славное море» и т. д. Новая музыка, создаваемая представителями РАПМ'а, как правило, была примитивно-слабой, малохудожественной, за исключением нескольких хоров А. Давиденко, талантливого, живого композитора, искавшего пути воплощения новых тем. Главные же пласты хоровой музыки, накопленные за века существования Русской хоровой культуры, исчезли из жизни, казалось — навсегда. Вот что такое образ бывшего регента в пенсне... Это унижение хоровой музыки, разрушение ее продолжается до сих пор. Двадцать лет тому назад А. А. Юрлов получил возможность работать с хором и создал прекрасную капеллу, отдав этому годы своей жизни. Хор этот был действительно гордостью нашей музыки. Репертуар его был огромен. Он исполнял крупнейшие хоровые сочинения Европейского искусства, исполнять которые никогда и никому не возбранялось, пел много музыки разных советских композиторов. Наконец, Юрлов обратил внимание и вынес на мировую эстраду вместе с революционной музыкой наших дней и классическое Русское хоровое искусство. И люди изумились этой красоте, а имя Юрлова получило поистине всенародное признание. Напрасно редактор журнала «Советская музыка» Корев в своей статье, посвященной деятельности Юрлова, третирует эту его великую [заслугу] перед нашим искусством, перед нашим народом”. К сожалению, этому не приходится удивляться, ибо легкомысленное неуважительное и недоброжелательное отношение к коренной русской музыкальной культуре и русской музыкальной традиции за последние годы стало традицией этого журнала. 190
Открыл перед всем миром красоту русской хоровой музыки, ее возвышенный характер, ее глубокую народность, ее художественную самобытность и своеобразие. Исполнение этой музыки опровергает мысли тех заграничных писак, которые утверждают, что советская власть третирует и уничтожает прошлое русской культуры. Об альбоме «Рахманинов»” Уважаемый Алексей Иванович!" Спасибо за присланный альбом «Рахманинов». Теперь, находясь в больнице, очень внимательно его прочел и просмотрел. Он мне понравился и, думаю, сослужит хорошую службу.<.> Составлен он толково, с любовью, можно сказать. Все стороны деятельности Рахманинова отражены в нем, отражено и время.=<...> Иконографическая часть —Щ богата, много редких, дивных фотографий, прекрасные портреты композитора.=<...> Все это ярко, наглядно, празднично, особенно, что касается Русской жизни перед войной 1914 г. Жаль, что нет портрета Ф. Сологуба — классического русского поэта, он пополнил бы галерею забытых, но прекрасных имен. Текст альбома составлен неплохо, создается впечатление, что автор — пианистка по образованию. Весь альбом носит праздничный, торжественный характер, как торжественный пышный мажорный аккорд в оркестровке и. Это, конечно, хорошо — Рахманинов любим широчайшим слоем русских слушателей. Иногда пышных слов слишком много, особенно за счет цитат. Несколько смешновато читать о «титанах пианизма» на стр.... Кто их теперь помнит?” Вообще обилие высокопарных слов об исполнителях <...> создает переизбыток похвал. К сожалению, судьба Рахманинова-композитора не была такой помпезно-благополучной. Более того, судьба Рахманинова-композитора была на редкость трудной, неблагодарной. Мало кому приходилось испытывать третирования <...> В Вашем предисловии сказано, что критика Рахманинова была «поверхностной». Это — не так! Поверхностными были лишь формулировки, упреки в неинтересности, статичности и пр. Но дело же обстояло гораздо глубже. Неприятие Рахманиновской музыки носило глубокие причины. Дело не в стиле, манере или каких музыкальных частностях. Неприемлема была сама сущность, весь склад, внутренний мир, основополагающая идея творчества композитора. Именно этой идее и была объявлена борьба, на уничтожение. <...> Отсюда и преследование Рахманинова той самой критикой, охотно писавшей о «титанах пианизма», доходившее до прямых оскорблений, до называния «фашистом» и прямого запрета его музыки. 191
