— Ты знаешь, кто такой Цицерон?

— Конечно.

— Цицерон был довольно неглупым человеком, который сделал себя сам, достигнув невероятных высот в политической жизни Рима. Проблема его оказалась в том, что выбрал он не ту сторону.

— Это означает ваше согласие продолжить наше сотрудничество?

— Это означает мое согласие на испытательный срок.

— Наш с вами психотип подразумевает приверженность к привязанности, ведь судя по эмоциональному отклику электроэнцефалографического контроля вы даже ненужные вам вещи выкидываете с сожалением. Поэтому если вы оставите меня на испытательный срок, это с большой долей вероятности означает, что вы приняли решение меня оставить.

— Как обезоруживающе честно.

— В будущем во время нашего общения я могу включать поведенческие паттерны, включающие в себя стремление к недосказанности, проявления кокетства, показательную недогадливость, но во время обсуждения важных проблем и вопросов я всегда буду придерживаться максимально емкого и полного освещения объекта обсуждения и всего с ним предметно связанного.

Надо же, какой интересный фамильяр. Какая интересная, вернее.

— Вы дадите мне имя, Дмитрий Сергеевич?

— Давай пока без имени.

— Как же вы будете меня называть?

— У меня плохая память на имена, и обычно я не знаю, как зовут подавляющее большинство окружающих меня людей. Так уж найду выход, не волнуйся.

— Для активации и подтверждения отданных мне распоряжений вам нужно ко мне обращаться по установленной форме. Пока не желаете давать мне имя, используйте слово «фамильяр» или назначьте иное.

Хм. Судя по эмоциональному отклику, для меня вполне нормально называть собаку «собакой»; кроме того, в мелькнувшем воспоминании я вдруг увидел кота, которого я называл «кот». Но животным-то нормально было, главное интонация голоса и кормежка по расписанию, особенно для кота. А вот называть фамильяра «фамильяром» как-то язык не поворачивается. Ну и как ее тогда называть?

— Уговорила. Я буду называть тебя Альбина.

— Спасибо, Дмитрий Сергеевич.

— Если я сейчас сниму маску, тебя не сотрет?

— Теоретически нет, это должно выключить меня из активного статуса, но это теория из обычного порядка вещей.

— Хорошо, понял. Я хочу пообедать с сестрой, а в наморднике это сделать слегка непросто.

— Я понимаю.

Когда деактивировал контроль и снял маску, испытал при этом некоторое неудобство — вроде фигура деловой леди передо мной насквозь искусственная и только что сгенерированная, с другой стороны я ее вроде как не совсем вежливо выключил.

Как в компьютерной игре прямо, когда иногда переигрываешь с последнего сохранения, чтобы в новой вариации прохождения не обидеть НПС. Сейчас, правда, я переигрывать ничего не стал, маску отложил в сторону.

Подумал немного и снова надел. Привычный голубок блик перед глазами, и фигура Альбины возникла прямо передо мной. Ну, вроде не исчезла.

— Спасибо, Дмитрий Сергеевич, что протестировали. После перемены режимов активности у меня появилась новая информация для анализа, позвольте я сообщу вам результат своего наблюдения.

— Сообщи.

— Когда вы находитесь в маске Ви-блокатора, я могу отключить его контролирующие функции, так что он станет просто маской. Просто скажите мне: «Альбина, убери контроль», и я выключу функции сдерживания, ограничивающие использование вами стихийной силы. Учитывая нависшую над нами смертельную опасность, посторонние люди будут полагать, что мы ограничены в использовании силы, а у нас с вами будет наготове сюрприз.

— Откуда ты знаешь о нависшей над нами опасности?

— Напомню, что в моей памяти находятся все моменты, когда вы были в маске Ви-блокатора. Я обладаю информацией, доведенной до вас в разговоре с Модестом Петровичем и Игорем Николаевичем.

— Ах да, запамятовал.

— Теперь, когда мы убедились, что я не отключаюсь после снятия маски Ви-блокатора, вы можете передать мне контроль над домом.

— Что-что?

— Дмитрий Сергеевич, я — ваш фамильяр. Подключившись к системам управления умного дома, я могу контролировать близлежащие затрагиваемые видеонаблюдением зоны и сообщать вам о прибытии гостей, заказывать еду и предметы обихода, следить за климатом и состоянием расходных механизмов, расходом воды, электроэнергии и ресурса бытовой техники, контролировать оплату счетов и прочее бытовые функции, которые я беру на себя как фамильяр. Для чего, собственно — кроме ответов на ваши вопросы в связи с потерей памяти, я и предназначена.

— То есть ты будешь полностью контролировать дом?

— Да.

— И в туалете на меня будешь смотреть?

— В помещениях санитарного и личного доступа, таких как ванная комната, туалет, спальная комната и иные назначенные вами места я не буду вас видеть.

— Я подумаю над этим, — сообщил я Альбине, решив отложить вопрос.

Сняв маску, выдохнул. Да, дела…

«Я теперь являюсь частью вашей души», надо же. Вроде только начнешь привыкать к происходящему, так накидывает еще чудес.

— Рейдзи! Обед! — услышал я, как зовет меня Наоми.

Когда вышел из кабинета увидел, что стекла в мансардных окнах заменены, стены восстановлены, плазменная панель снова на месте и подключена. Не было только некоторой части мебели, но ее вроде как должны вскоре привезти. И строители, и ремонтники особняк уже покинули. Ушли и бойцы Соколова вместе с самим ротмистром — сообщив, что будут в соседнем особняке, а за нашим домом теперь ведется круглосуточное полное наблюдение. Мышь не проскочит — передала мне Наоми, хозяйничающая на кухне.

Сочиненный ею обед, после завтрака, совсем не удивил — сестрица-оборотень заказала всего очень много и разнообразно. Я наелся почти сразу, а Наоми все мела и мела со стола словно пылесос — куда только вмещается. Ну точно у нее энергия пережигается от превращений — меня даже от трети того что Наоми съела за недавние полчаса уже растащило бы, лежал и глазами только двигал.

Из-за стола не выходили долго. Расслабились — сидели, разговаривали обо всякой ерунде. Пользовались возможностью просто отвлечься от прошлого, где было мало хорошего, а также будущего, тоже сулившего мало приятностей.

Пока обедали, застольная беседа постепенно переросла в ужин, благо еды хватало. К серьезным темам переходить так и не хотелось, мы просто отдыхали — после нескольких суток постоянного напряжения. Отдельной темой послужило обсуждение и смех над обладателем бакенбард Павлом Ивановичем.

— Паша-а-а-аааа! — с явным удовольствием спародировала улетающий женский крик Наоми. Она, кстати, сначала расстраивалась несправедливостью — не понимая, почему я так просто отпустил обладателя шикарных бакенбард. Но после того как я вдумчиво ей объяснил свои мотивы, она со мной согласилась.

— Так. Рейдзи! — вдруг уперся мне пальчик Наоми в грудь, причем ее только что доброжелательный тон приобрел враждебные интонации.

— Да? — осторожно спросил я.

— Скажи, ты запомнил лицо этой шалавы?

Я честно попытался вспомнить. Но в памяти пустота: похоже на лицо Прасковьи Богдановны я даже и не смотрел. Наоми, кстати, именно этот момент уловила безошибочно.

— Ты мог хотя бы делать вид, что смотришь не только на ее сиськи?

— Мог бы, наверное. А зачем?

— Затем!

— Нет, ты объясни.

— Сам поймешь. Когда вырастешь, — неожиданно сообщила младшая, а если учитывать мой истинный возраст, то сильно младшая сестра. Всем своим видом показывая, что эта тема закрыта, она отвернулась, уделяя внимание десерту.

И вот что ей на это ответить? Пока я раздумывал, неожиданно ощутил уже знакомое чувство — как «поднимается шерсть на загривке». Наоми, заметив мою тревогу, мгновенно напряглась. Глаза ее засияли желтым отсветом, длинные серебряные локоны словно распушило. Она по одному моему виду почувствовала опасность и уже была готова к превращению.

Как раз в этот момент щелкнул замок, открылась входная дверь — обернувшись, мы увидели на пороге невысокого старого японца.