– В какой степени соотносятся понятия – «образованность» и «интеллигентность»?
– На мой взгляд, образованность выше интеллигентности. Последнее – чисто русское понятие, его ввел в 60-е годы прошлого века литератор Боборыкин. Интеллигентами считались люди, болеющие за народ, при этом зачастую весьма полуобразованные. Множество, русских ученых XIX века интеллигентами себя не считали, но сколько они сделали для науки! Во второй половине прошлого века совершались великие путешествия Пржевальского, Козлова, Грумм-Гржимайло. Мы открыли целую страну – Центральную Азию, ставшую мостом между Европой и Китаем. Русские ученые вывели нашу науку в вопросе изучения внутренней Азии на первое место. При этом Пржевальский был офицер – и очень грубый. Козлов – тоже офицер. В семье Грумм-Гржимайло один – металлург, другой – морской офицер, третий – географ, занявшийся историей. Они были образованными людьми, но считать интеллигентами их в том смысле слова, которое придавалось ему в XIX веке, нельзя.
– В какой степени знание иностранных языков необходимо современному образованному человеку? Какими языками владеете вы сами?
– В настоящее время в принципе можно обходиться без знания иностранных языков, так как обилие квалифицированных переводов снимает необходимость изучения языков. Более того, в наше время попросту не хватает времени для изучения переводной литературы! В мое время переводов было мало. Так как в студенчестве, я заинтересовался историей азиатских кочевников, то первый язык, который я выучил, был французский. Французский я изучал и в университете, для практики разговаривал с мамой… Потом я выучил английский и таджикский. Когда я был в экспедиции в Таджикистане, я научился очень бодро болтать по-таджикски. Позже я освоил немецкий. Правда, встречаясь с немецкими коллегами, я говорю с ними все-таки по-французски.
– Мы много говорим о перегруженности современного языка науки. Конечно, без специальной терминологии язык науки не может существовать, но произошла, на мой взгляд, утрата способности к популяризации научных знаний. А ведь ученые прошлого были прекрасными популяризаторами. Как вы относитесь к этой проблеме?
– Расскажу историю, которой я был свидетелем. Она произошла у нас на факультете. Один геолог делал доклад для ученого совета о своих научных идеях. Доклад был перегружен таким большим количеством терминов, что… просто никто ничего не понял. Геологу предложили через две недели изложить то же самое, но чтобы было понятно ученому совету. На этом втором заседании я присутствовал. И опять никто ничего не понял, несмотря на то что доклад был заметно облегчен. Тогда, всплеснув руками, он сказал: «Я не могу без научной терминологии. Что же мне делать?». Я попросил слова: «Нет такой научной идеи, – сказал я, – которую нельзя было бы изложить обыкновенным разговорные русским языком – тем, что назывался в восемнадцатом веке «забавным русским словом». И в самом деле, наука не может обходиться без специальных терминов. Но означает ли это, что термин становится преградой к овладению знаниями? Вовсе нет! Я излагаю студентам абсолютно новую теорию – этногенеза. Естественно, я пользуюсь терминами. В частности, термин «пассионарность» проходит через весь курс, и они его запоминают. Словам «системный подход» я посвящаю вторую лекцию, несмотря на то что они более понятны. И третий термин «этносы» широко известен. Его знал еще Гомер, а в славянском языке он существовал как «языцы». И весь мой курс ограничен этими тремя терминами. Все остальное – беллетристика. Умению интересно излагать курс я придаю большое значение. Убежден: если человеку скучно, он не станет слушать. А если будет заставлять себя, то все равно ничего не запомнит. Поэтому студентам надо рассказывать так, чтобы им было интересно.
– Лев Николаевич, сейчас в нашей беседе мы подошли ко второй ее части – непосредственной теме вашего курса. Знаю, что на ваши лекции ходит, как правило, больше желающих, чем может вместить аудитория. И я хочу, пользуясь случаем, попросить вас изложить вашу теорию поподробнее.
– Почему в одних странах бывает расцвет культуры, письменности, образования, а в другие эпохи он куда-то исчезает? (Как в Исландии, где сейчас нет неграмотных, но нет и крупных ученых, а там же в XII веке были записаны саги мирового значения). Это явление обратило мое внимание, когда я был еще студентом. Я понял, что развитие каждого народа должно чем-то измеряться. Но измерять его количеством произведений искусства и литературы неверно, так как их создают не народы, а отдельные люди, исключения. Изучая историю народов, надо перейти к палеоэтнографии. Смотреть, как ведет себя весь народ. Мы здесь должны рассматривать не индивидуальности на фоне толпы, а систему из людей разного сорта. Как их делить? И так возникла моя идея, основанная на общем историческом материале. Я вдруг задумался: почему Александр Македонский пошел воевать в Среднюю Азию и в Индию, куда ходить было опасно и незачем? Он повел за собой войско, и войско пошло за ним, пока в Бенгалии они не попали в окружение и им всем грозила смерть. Тогда войско потребовало отступления, уговорило царя, и он подчинился войску. За такого царя воины готовы были отдать жизни – и отдавали! В чем тут дело? Почему он лез и почему его слушались? Но есть и другие примеры. Цезарь и Сулла могли увлечь легионы на гражданские войны. Значит, и здесь имеет место некая система…
– Может быть, сила личного примера?
– Сила личного примера не действует в аналогичных ситуациях, если окружение иное. Например, когда турки брали Константинополь император Константин Палеолог силой личного примера попытался увлечь греков на защиту ворот. Греки разбежались, а император погиб. Что гнало испанцев на Филиппины и в Америку в XV веке, кода Колумб открыл Америку? Они теряли в среднем 80 процентов личного состава – от болезней, голода, от сражения с туземцами. А 20 процентов возвращались, как правило, больными.
Тем не менее, сто лет они ездили. А наши землепроходцы прошли от Великого Устюга до Охотского моря. Они шли через Таймыр северным путем и южным – в обход тайги – через Красноярск и Иркутск с боями. Переходы были жуткие… В эпоху XV–XVI веков корсары бороздили просторы Тихого океана, а в XIX веке их потомки стали клерками. В чем тут дело?
И тут, я нашел одно слово – сила страсти – «пассионарность». Когда человек действует и не может не действовать вопреки, инстинкту самосохранения, который существует в каждом из нас. Но антиинстинкт – пассионарность – влечет человека к целям, часто иллюзорным. И действительность приносится в жертву иллюзии. Полезно это или не полезно? Вопрос неуместный и некорректный. Это явление природное, а природа, как известно, не знает ни вреда, ни пользы, ни добра, ни зла. На помощь мне пришел В. Вернадский, великий русский ученый, который открыл тот вид энергии, который заставляет людей совершать поступки внешне бессмысленные – это биохимическая энергия живого вещества, биосферы. Она имеется во всех организмах. Вернадский открыл ее на саранче. Он создал понятие биосферы – особой оболочки Земли, в которой действует биохимическая энергия живого вещества. Положения Вернадского легли в основу теории этногенеза. Я применил эту теорию к уже известному мне материалу. Появление пассионарности мы можем рассматривать как мутацию, которая время от времени настигает живые организмы. (По-латыни «мутация» – «толчок»). Маленькие организмы, как вирусы гриппа, мутируют каждый год. Для людей нужен большой толчок, чтобы хотя бы изменить их стереотип поведения – систему взаимодействия нервной и гормональной системы. Пассионарии появляются на длинных полосках земли шириной от 300 до 500 километров, идущих меридиально, широтно или как попало. Время действия толчка, включая инерцию, – около 1200–1500 лет. На глобусе всегда можно указать, где прошел пассионарный толчок и в какое время. В частности, тот толчок, который поднял древних славян в, первом веке нашей эры, шел от Южной Швеции, где он поднял готов, затем через Карпаты, в результате чего сложилось славянское единство, затем – через Дакию (современную Румынию), через Малую Азию, Палестину где возникло два очень могучих учения, исключающих друг друга, – христианство и талмудический иудаизм. Затем этот толчок дошел до Абиссинии и далее, не прослеживается. Каждый толчок создает популяцию пассионариев, которые в зависимости от географических условий создают ту или иную этническую целостность. Как известно, мутации происходят по двум причинам: или от изменения химического состава среды, или от жесткого облучения. Понятно, что на таком пространстве, как от Аравии до Японии, одинаково измениться химический состав среды не может. Остается жесткое облучение, которое и влияет на живые организмы.
