Торн развела руками:
— Вы были здесь, мистер Дженсен. Насколько я поняла, вы здесь медленно выкарабкивались из комы, в которой вы находились, когда вас выловили из Северного ледовитого океана. — Она наклонилась вперёд. — Меня интересует то, где вы были до этого заплыва. Что вы делали в Панхее и какую роль сыграли в её разрушении?
— Я не помню.
Он солгал, и они оба это знали.
Панхея была экспериментальной программой для контроля климата, ключевым элементом в проекте по обращению вспять эффектов глобального потепления. Она представляла собой выросший со дна океана огромный комплекс, в котором множество сложнейших систем использовали различные методы, включая регулирование океанических течений и насыщение воды железом, наращивание таявшего арктического пакового льда.
Но, конечно, это было официальным прикрытием. Дженсен не сомневался, что люди, которые задумали Панхею и воплотили этот замысел, искренне руководствовались благими намерениями. Но другие люди извратили его, используя станцию как фасад для своих зловещих операций.
Его личный крестовый поход за правдой о нападении на «Шариф индастриз», которое едва не стоило ему жизни, завершился в конце 2027 года, когда Дженсен прибыл к этому колодцу в океане и узнал, что на самом деле таилось на его дне: интеллектуальные машины, которые использовали похищенных людей как запчасти, устройства, созданные бессердечной тайной организацией, скрывавшейся в тени человеческой цивилизации на протяжении веков.
И все эти устройства были плодами замыслов одного обиженного гения, которого отвергло его главное изобретение. Он был Франкенштейном, жаждавшим убить созданное им чудовище, Дедалом, который хотел оторвать собственные крылья.
— Вы присутствовали при смерти Хью Дэрроу? — скальпелем рассёк воздух вопрос Торн.
— Я не помню, — повторил он. Но он помнил. Он был там, он смотрел на устроенную Дэрроу катастрофу из первого ряда.
Из-за того что Дэрроу не мог воспользоваться собственным изобретением в силу редкого генетического заболевания, он, человек, которого некогда называли отцом аугментационных технологий, замыслил нечто грандиозное — то, от чего захватывало дух и мороз шёл по коже. Он сумел подключиться практически ко всем аугментированным людям планеты разом с помощью тайно установленных им биочипов, запустивших страшный нейрохимический дисбаланс, который привёл к искусственно спровоцированному психотическому срыву. В порыве временного безумия те, у кого были установлены биочипы, были охвачены инстинктами бежать или бросаться в бой, полностью утратив способность рационально мыслить. Когда они очнулись, они увидели смерть и разрушения, которые пожарами пронеслись по городам, сломили жизни и нанесли незаживающие раны человечеству. Дэрроу хотел показать миру, что его изобретение было опасной ошибкой, чтобы люди его испугались, — но помимо этого был у него и другой мотив: ожесточённость из-за того, что он остался позади, подстегнувшая его выплеснуть свой гнев… и миллионы людей до сих пор расплачивались за эту вспышку гнева.
По какой-то причине Дженсена обошла стороной волна безумия, которая захлестнула в своё время Стакса и других обитателей Объекта 451, а также аугментированных за его пределами. Воплощение плана Дэрроу было прервано, но он всё ещё приносил страдания.
И, что хуже всего, те, кто стояли за Дэрроу, те, кто хотели использовать биочипы для того, чтобы управлять аугментированными, а не уничтожать их… они всё ещё были на свободе.
— После Инцидента, после всего нанесённого ущерба, Панхея неизбежно должна была разрушиться… Но у нас есть доказательства того, что вы были в центре этого комплекса незадолго до крушения его структурной защиты. — Торн наклонила голову, изучая Дженсена взглядом пустых кибернетических глаз, походивших на кукольные. — Что вы там видели? Как вы оттуда выбрались, когда отключились системы, защищавшие от наводнения?
— Я не…
— …не помните, да, вы уже говорили, — перебила его Торн. — Дэрроу сошёл с ума. Он заслужил то, что с ним произошло. После того, что случилось, никто не будет с этим спорить. Но вот потеря Панхеи… С ней связано множество неразрешённых проблем. Колоссальная вина, которую пока ни на кого не возложили. Понимаете, о чём я говорю?
— Я прибыл туда, чтобы остановить его, — сказал Дженсен и сразу пожалел об этом. — И из-за этого я чуть не умер. Больше мне нечего рассказать.
— Неужели? — приподняла бровь Торн. — То есть, раз Дэрроу где-то там утонул, мы должны просто забыть обо всём? Так, по-вашему?
Он поёрзал на стуле и нахмурился: его рука осталась неподвижно лежать на том же месте.
— Это вы тут рассуждали о том, как справиться с бедой и восстановиться после неё.
— Чтобы это было возможно, мы должны выяснить, кто помог Дэрроу сделать то, что он сделал. Он был миллиардером, но его финансовые ресурсы не были бесконечными.
Дженсен усилием заставил себя сохранить равнодушное выражение лица. Обрывки воспоминаний всплывали в его памяти, когда он меньше всего это ждал, вызванные из забытья словом, звуком или запахом. Когда Торн заговорила о Панхее, то, что он бы предпочёл бы забыть, навалилось на него, обретя ясную форму.
Поначалу Дженсен испытывал жгучий гнев, толком ни на кого не направленный. Его ярость рвалась обрушиться на смутных призраков. Но с каждым прошедшим днём, с каждым часом они становились всё чётче.
Иллюминаты. Это было старинное слово, связанное с противоречивыми значениями, недомолвками и выдумками. Его использовали как всеобъемлющий термин, который обозначал клику стариков, заправлявших миром, самопровозглашённой элитой, которая управляла массами хитростью и силой. Десятилетия публикаций беллетристики и полуправд превратили их в легенду, в страшилку, теорию заговора, выдуманную для легковерных людей.
Но выдумка была реальностью. Дженсен заплатил за эту истину кровью после нападения на «Шариф индастриз» и того, что было дальше. Несмотря на то, что Хью Дэрроу выпал из сложного плана иллюминатов, кукловоды, державшие его за ниточки, отступили в тень, избежав наказания.
— Ему должен был кто-то помогать, — сказала Торн. — Опасные союзники. Те, кого нужно привлечь к ответственности.
«У них всюду свои люди», — предупредил Дженсена внутренний голос.
— Ну тогда вы знаете, чем вам заняться, — сказал он вслух.
Адам Дженсен выжил после всего, что произошло с ним со времён нападения на «Шариф индастриз», потому что он доверял своему внутреннему голосу, инстинкту, который говорил, кому верить — кому нет. И этот инстинкт говорил ему сейчас, что Дженне Торн верить было нельзя.
— Расскажите мне всё, что вам известно, — отчеканила каждое слово холодным тоном Торн. — Иначе у меня будут основания полагать, что вы что-то скрываете, мистер Дженсен. И я буду вынуждена вновь задуматься о невозложенной вине.
Он почувствовал какую-то странную перемену в воздухе, вызвавшую щекотку на загривке. Торн пыталась манипулировать им; кибернетические глаза были не единственной аугментацией, с помощью которой она пыталась проникнуть в его мысли. Дженсен готов был поспорить, что у агента также был установлен социальный корректор — коварное устройство, позволявшее пользователю считывать физиологические реакции собеседника и использовать их для воздействия на него, вплоть до выпуска феромонов для переубеждения. Его подобным не возьмёшь.
— Думайте, что хотите, — сказал он, чувствуя, что его терпение подошло к концу. — Но если вы не собираетесь прямо сейчас помочь мне заполнить пробелы в воспоминаниях или забрать меня отсюда, на кой чёрт мне вам что-либо рассказывать? — Дженсен откинулся на спинку стула. — Я думаю, мы закончили.
Казалось, Торн вот-вот выпалит резкий ответ, но он сдержалась.
— На сегодня, — сказала она и нажала на дисплей планшета. Жужжание под столом замолкло, и рука Дженсена дёрнулась, освободившись. Он поморщился, разминая искусственные мускулы.
— Мы закончили на сегодня, — повторила она и ушла.
