Знал бы он только, что это качество было не следствием временного отрезка, а признаком, чертой характера. Но, увы, тогда он не знал. Ему ещё многое придётся пережить, включая саму смерть, чтобы понять то немногое, что способен осознать человек. Но сейчас он опаздывал на работу, почти не значащую ничего, не факт, что даже его будущую, и уж тем более вряд ли настоящую.
На правом плече болталась коричневая сумка, молния которой по краям разошлась так, что можно было увидеть содержимое в виде чёрного блокнота и красной папки.
Наш персонаж имел привычку подпрыгивать вверх-вниз при ходьбе, переваливаясь с пятки на носок, слегка качая головой, в такт играющей в наушниках музыке. Сегодня, разумеется, только сегодня. А ветер, холодящий его спину, имел привычку приподнимать и так болтающийся кончик шапки. Всё это делало Яниса похожим на гнома с колпаком, правда, высокого, но всё же причудливого гнома.
Во рту у него зубочистка, которую он то и дело переваливает с одного уголка губ на другой вместо обычной сигареты. Тем самым, порой, он вводил в заблуждение курящих людей, провоцируя их подойти и попробовать «стрельнуть» сигаретку, на что всегда протягивал зубочистки.
Сегодня его глаза карие или как говорят особенные – «чайные».
А причём же тут он? Да при том, что он – это я, он – это Вы, он – это они, он – это рассказчик историй, которые хранятся в глубине пороков, в самых тёмных закромах души человечества, в скрытых шкафах со скелетами, обнимающими сундуки под замками, погрязшие в грязных лабиринтах паутины, куда многие желают заглянуть, но боятся увидеть там свой собственный труп.
Он – наш проводник, который сам ни черта не знает, куда надо идти. Зато он знает, что идти надо.
Ом… Янис Ником.
Не вскрывай чужие замки, если не уверен, что сможешь жить с содержимым. Особенно будь подозрительным, когда тебе вручают в руки ключи…
Он как обычно шёл вниз по дороге к метро. Город? Город – всего лишь столица, всего лишь самой большой страны в мире, но точно ни в коем случае не Москва. Нет-нет. Точно не она.
Вечно заглядывая в окна автомобилей, он поправлял причёску. У каждого есть свои бзики, свои тараканы – у него это было лицо, а главное – причёска. Он поправлял её очень часто, даже чересчур. К тому же в окнах автомобиля он казался себе более симпатичным, чем в обычных зеркалах. Окна автомобилей умеют обманывать лучше любых других отражателей.
Под ногами шелухой от арахиса хрустели сухие ярко-жёлтые и оранжевые листья, некоторые из них кружили над головой, как подбитые бабочки, накрапывал редкий дождик. «Слёзы ангелов», – подумал он про себя. Снег же он называл «Пылью дьявола». Или не он. Но кто-то из них многоликих, определённо.
Янис проходил по уныло скорбящей улице, обступая чёрные лужи, будто бездонные глазницы асфальта. Чёрные дыры бетонной цивилизации так и жаждущие засосать зазевавшегося прохожего. Они определённо были в сговоре с канализационными люками и Аидом.
Рядом, вскрай бордюра, остановился изрядно поблекший автобус, но Янис не стал заходить, он был из «зайцев», к тому же не доверял кучерявым водителям с признаками ПТСР. Кучерявый водитель же проводил его таким взглядом, которым обычно суеверные «приметёры» проводят чёрного кота, резко сменившего траекторию пересечения дороги-удачи. Этого с лихвой хватило Янису, чтобы проникнуться молчаливо рассказанной историей то ли сбывшейся, то ли норовящей сбыться, то ли не случившейся вообще. Велика ли разница?
«Передайте за больничный, спасибо»
Целое больше, чем сумма его частей. Жизнь вам не мозаика.
Так что в следующий раз, когда кто-то предложит собрать все части воедино
– покажите ему раздавленную крысу.
Пусть соберёт. (Я.Н.)
Порой, наблюдая за догорающими остатками всей своей жизни, нам достаточно держать в объятиях надежду – полураздетую, заплаканную, в саже.. Ещё не осознавая, но чувствуя, что потеря Всего – единственный выход, чтобы найти Всё. Хрупкое Всё в руках незнакомца, которое будет чувствовать себя счастливым – наконец-то дома.
Тем временем Вы, читатель, пытаетесь выбраться из перевёрнутого автобуса…
Вы когда-нибудь представляли себя сторонним наблюдателем с точки зрения предмета? К примеру, на месте старого отеля – ваша голова? Кремово-обветриваемые стены этого отеля, этажи со спёртым, удушливым воздухом и номера, приютившие бесчисленное количество посетителей со своими чемоданами и барсетками (со скелетиками) – всё это ждёт новых путников. Тайны, интриги, сгоревшие шторы, разбитая посуда и обязательно мертвец с опергруппой.
Каждый новый день вы-отель ожидаете новых постояльцев в своих меблированных комнатах, которые, может быть, разбавят ваш досуг своей печалью, радостью, болью, страстью, да чем угодно, – главное, чтобы они нарушили тишину и пустоту, сделали наблюдателем новой истории или даже её соучастником.
Это может быть дальнобойщик, отдыхающий после дневного перегона – он так устал, что даже отказался от массажных услуг юной Делайлы. Она периодически наведывалась в ваш отель, чтобы предложить себя, так как отец её погиб (то ли от запоя, то ли от пули), взвалив непосильно тяжёлую болезнь матери на плечи хрупкой девятнадцатилетней девчушки.
Делайла очень любила старенького профессора Максима Дмитриевича, который тоже иногда ночевал в этом отеле, возвращаясь с очередной конференции. Хоть он и пользовался её услугами, но не тронул её и пальцем, ночи напролет рассказывая о научных теориях, гипотезах и других необъяснимых и удивительных вещах. Утром он уходил, растворяясь, как утренний туман, оставляя после себя запах трубочного табака и желание жить. Вот уже неделю как от него не было новостей. Уж кому-кому, а ему она никогда не желала смерти. А умереть она желала многим: от священника Карла Старшего, читавшего Делайле талмуд моральных наставлений, а после направляющего на путь истинный в особо извращённых формах, оставляя после себя синяки веры и приторно горький привкус правды; до полковника Шведова, который всегда молча избивал её, не оставив живого места, окрашивая ночь и спальню в багровые тона.
Старый отель, верно хранящий тайны жителей, страж жизней и судеб. Стоящий на границе мира мёртвых и мира живых, на обочине автомагистрали, делящей город пополам, как тот самый пробор среди сальных волос водителя автобуса, в котором сейчас вы читаете эти строки. Доверили жизнь сальной, кучерявой макушке и рады? Ещё, небось, и за проезд заплатили?
Нет же! Разум ваш, как плот, шлюпка, лодка. Ваша голова – лайнер, совершающий кругосветный круиз длиною в жизнь. Аккуратней, Капитан с самого утра чувствует «лёгкое», но по законам жанра – смертельное недомогание.
Головокружение.
Или же ваша голова больше похожа на пассажирский боинг, который несколькими минутами ранее начал резко терять высоту и совсем скоро потерпит крушение.
Самолётокрушение.
Да нет же, что за глупости?! Допустим, что ваш череп это бокал, а вы в нём – холодный виски, который ждёт Скутера. Скутер, какой-то поникший и обмякший, только что вышедший из номера в вашем отеле-голове и направившийся в бар «Счастливый случай», где вы стакан-голова уже ждёте его, чтобы он смог распить в вас трагедию. Ему только что сообщили о погибшем отце – Капитане затонувшего лайнера вашей головы. Как вы уже догадались, жена Скутера работала на борту разбившегося боинга вашей головы, чью катастрофу уже начали транслировать в том же баре. В тот же миг, когда Скутер вас пригубил.
Вы – уже не первый стакан виски. И не второй. Уже даже не третий. Вы уже и вовсе не стакан, вы – бутылка, вы – наполненная пепельница, вы – мольбы к богу, вы – проклятия к богу. Вы – снова отель через дорогу от бара, охваченный огнём, беспощадно удушающий газом спящего мальчика лет шести – сынишку Скутера…