В замке готовились сжечь ведьму. Помост из дубовых досок возвышался в глубине маленькой площади, ближе к каменным стенам. Факела выхватывали его очертания мерцающим светом. Что там происходило на самом деле, отсюда мне не было видно. Я даже не понимала, началась уже казнь или нет. Толпа зевак плотной массой теснилась к помосту. Задние напирали, пытаясь пробиться вперёд. Передние давили на задних, не имея особого желания оказаться в огне. Огня ещё не было, но толпа в напряжении ждала.

Слева ко мне прижалась худая женщина в тёмном платье. С руки её свисала корзина и больно давила в моё подреберье. Горка немного увядшей зелени напомнила мне, что я не купила продукты на ужин.

Толпа замерла, гул её стих. На помост взошёл инквизитор. Он начал читать приговор. Вначале неспешный, невнятный голос его набирал обороты, как будто ему прибавляли громкость:

- И нет ей пощады! Гореть ей вовеки! Держите её!

И я вдруг осталась одна.

- Держите её! – заорала толпа. - Допрыгалась!

- Что это значит? – не поняла я.

Ко мне побежали какие-то люди. Они схватили меня и потащили к помосту.

- Вяжите её! Факела! – вопил инквизитор.

Граф въехал на площадь на белом коне. Широкие плечи, гордая посадка. Взгляд его был суров и грозен.

Подковы коня выбивали искры из мостовой. Толпа расступилась. Схватившие отпустили меня.

- Ты не посмеешь! – прошипел инквизитор.

- Верь мне и ничего не бойся, - граф смотрел на меня и протягивал руку.

Корзина упала на мостовую. Худая женщина в тёмном платье испуганно перекрестилась.

Я открыла глаза и не могла понять, что происходит вокруг.

Аэропорт, я сижу на скамейке, в руках документы. Мне только что снился кошмар. Надеюсь, что я хотя бы не кричала. Желающих улететь было немного, но всё же…

Наверное, обошлось без криков. Никто не оборачивался и на меня не смотрел. Народ перед стойкой регистрации таял. Теперь там остались лишь муж и жена, два австрийских бюргера, или как они там, в Австрии называются.

Бюргеры, несмотря на то, что были австрийцами, вели себя вполне по-немецки. По очереди доставали паспорта, внимательно, без тени улыбки читали бумаги, расписывались и сверяли ещё раз. Наконец, они спрятали документы, каждый в свою сумочку. Она в дамскую, болтающуюся под рукой. Он в маленький рюкзачок. Двигались они слаженно, как две рукоятки какой-нибудь кухонной машины. Например, мясорубки. Если, конечно, у мясорубки может быть две рукоятки. Одна рукоятка поднималась бы вверх, другая опускалась вниз.

Я встала и подошла поближе. Бюргеры отправили багаж и по очереди взвешивали ручную кладь. Экранчик на стойке показывал положенный вес, плюс два нуля. Ни граммом больше, ни граммом меньше. Бюргеры даже не улыбнулись. Они лишь по очереди удовлетворённо покачали головами.

- Ваши билеты и документы, - попросила регистратор.

Я проводила взглядом австрийцев и не сразу поняла, что она обращается ко мне.

- Can I have your ticket and your passport, please!

Только эта фраза и вывела меня из ступора.

- Простите, - я оглянулась ещё раз, в слабой попытке увидеть Стаса. Его не было. - Подождите, пожалуйста. Мне должны привезти билеты.

Она как ни в чем не бывало принялась перелистывать свои документы.

- Можно я подойду попозже? - спросила я регистратора.

Та улыбнулась мне одной из своих дежурных улыбок. Широкие тёмные глаза, немного небрежно подведенные карандашиком. Волосы цвета спелой пшеницы собраны в небольшой клубочек. Такую, наверное, ждёт дома маленький причесанный муж в полосатом фартуке. Он готовит ей блинчики к завтраку и говорит деликатные комплименты.

Господи! Что я тут делаю?

Я пошла к ближайшей незанятой лавочке. В зале таких было много. Села, достала телефон, набрала номер Стаса. Сидела и молча слушала тишину. На той стороне сумерек не было ни длинных гудков, ни коротких, и даже никакая стерва не проблеяла нудным голосом, что абонент в данном случае - не абонент.

Нет, ничего не случилось. Я принялась себя успокаивать. Стас просто едет. Он в каком-то тоннеле, где нет связи. Он скоро появится из этой стеклянной двери.

Мне вспомнился мой кошмар. Он таял и уходил. Со снами такое бывает. Я плохо помнила, что там было. Какая-то ведьма и граф. Стоп, ведьма – это же я, а граф? Широкоплечий с пронзительным взглядом. Мурашки пробежали по спине. «Верь мне и ничего не бойся!» Я вспомнила – так говорил Стас. Ещё он сказал: «Ты должна меня выручить». А вот был ли граф похож на него, я не могла уже вспомнить. Скорее всего, что нет.

Пятнадцать минут я смотрела на дверь. Казалось, что все немногочисленные пассажиры глядят на меня и шепчут: «Никто не придёт, никто. Кого она ждёт?»

Мне стало неудобно. Так захотелось, чтобы хоть кто-то вошёл уже в эту дверь. Пусть даже не граф на белом коне. Плевать, пусть даже инквизитор. Пусть меня сожгут прямо в зале, только не шепчутся и не косятся.

Я повернулась к стойке. Пшеничная регистратор сложила свои бумаги в аккуратную стопку и посмотрела на меня с плохо скрываемым раздражением.

Ах, так! Что-то меня завело изнутри. Не будет тебе никакого причесанного мужа! А будет пузатый водопроводчик, к тому же лысый. Настолько лысый, что все деньги, которые ты хотела потратить на спа и косметику, ушли на пересадку его волос. И вот поэтому денег тебе хватает лишь на дешёвый китайский карандаш и на чулки в 30 дэн, которые ты берегла на выход, а когда они прохудились под коленкой, надела на работу. Благо, что дырку не видать из-за стойки.

Внезапно ожил телефон и оторвал меня от «пожеланий добра» регистратору.

Номер был незнакомый.

- Алло?

- Кисуля, привет, это я!

- Стас! – я вскочила с лавочки и поглядела на стеклянную дверь. – Ты где?

Чтобы соблюсти ритуал - выпить бокал "вдовушки" и выкурить сигару, он должен был появиться полчаса назад. На удачу, - без этого он никогда не садился в самолёт.

- У меня всё в порядке.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я почему-то не сомневалась, что у него всё в порядке.

- Ты где? – снова спросила я. – И что у тебя с телефоном?

- Они утопили мой телефон. Представляешь, в шампанском. Вот дураки! - он засмеялся. Беззаботно, с бархатистыми раскатами. Заслушаешься.

- Весело тебе. Я рада. А у нас - самолёт. Регистрация заканчивается.

- Поэтому тебе и звоню, - он перестал смеяться. - Я не лечу.

- Стас?

- В смысле, я не лечу сегодня.

- Что-то случилось?

- Ничего. Просто встретил друзей. И они решили меня проводить. Всё так завертелось... Кисуля, лети одна. Я догоню тебя завтра.

В трубке раздался женский смех.

- У вас там бабы?

- Какие бабы, Кисуля? Это - Оленька, жена нашего Лёни. Оля, она не верит, говорит, у меня - бабы, - это он уже в сторону.

- Кисуля-я! Привет! Это - Оля! Ты разве забыла меня?

Забыла тебя? Этот тонкий беспомощный голосок. Глаза оленёнка и скромно поджатые губки. Бэмби, одним словом.

- Я помню.

- Ревнуешь?

- Мы с ним разберёмся.

- Ну, что ты, Кисуля? Не дуйся, прошу. Стасик такой милый. Он просто решил не лететь.

С лёгкой руки Стаса, все его друзья и подруги назвали меня - Кисуля. Не то чтобы это было противно слышать... А впрочем - противно. Особенно от Оленьки. Стас обещал с ними поговорить, но...

- Кисуля! Не дуйся! Стас, она не хочет со мной разговаривать, - она отдала трубку Стасу.

- Ну, что ты? Как маленькая. Я скину тебе электронный билет, - пообещал Стас. - Багаж тоже оплачен. Из аэропорта заказан трансфер. Увидимся завтра.

- Мы завтра к тебе прилетим! - пообещал издалека женский голос. И это была не Оленька.

- Надеюсь, это - шутка?

- Юля, до завтра, - с нажимом выдавил Стас и выключил связь.