Я стоявший как глубоко вкопанный столб, смотрел на все это и прокручивал в голове одну фразу, слова, которые имели силу отгонять страх – «Не страшись местных обитателей и здешних обычаев, все что впереди, пока не для тебя». Старуха, смотревшая в след медленно ковыляющему переломленному телу, смеялась до тех пор, пока не вспомнила про меня.
– Прости что заставили ждать, тут всегда так, впрочем, тебе еще повезло, иногда знаешь какая очередь выстраивается. А ожидание та еще мука мой хороший. Кэнэо, будь так любезен, повесь одежду путника, мне не терпится узнать о его страстях…– Скрюченный наклонился, взял с земли мои одеяния и понес их к дереву.
Повесив их на ветку, она едва качнулась, но в итоге сохранила свое текущее положение, не наклонилось и само дерево. Старуха, смотря на это, корчила недовольные гримасы.
– Это еще что? Ты кто такой? Откуда взялся? Мало вас тут таких шастает, зрителей! Тебе здесь не место, бери свое тряпье и проваливай, чтобы мои глаза тебя не видели. Стоишь, молчишь, забирай, говорю тряпки свои невесомые и выметайся!
Не став испытывать удачу, я резво накинул одежду и двинулся за переломленным человеком к ущелью. Надеюсь я скоро найду ответы, надеюсь, наконец вспомню что я такое, и найду свое место, если как говорила Оно-но это пока что не мое.
Тонкое немного давящее ущелье было не из цельного камня, оно состояло из небольших круглых пластин гальки, из его глубин все так же слышались крики, но теперь появились еще и другие звуки, будто что-то сыплется сверху и детский плач. Подняв голову, перед моим взором предстали ползущие по стенам дети, нагрузившие в пазухи своих халатов кучи гальки, они ловко удерживаясь на этой довольно шаткой самодельной стене, увлеченно вкрапляли все новые и новые камушки в стену, делая ступеньки для своих крошечных ножек. В некоторых местах сверху били сильные лучи яркого белого света, но как только один из детей доползал до самого верха и тянулся своими пальчиками к свету, темный силуэт в маске с огромным посохом жестоко бил им в лицо, после чего ребенок срывался со скалы, падал на самое дно, при падении растеряв все собранные камушки. Почесывая головы, дети принимались заново набирать гальку и лезть наверх, и так снова и снова и снова. Я чуть было, не споткнувшись об плачущую, сильно трущую ладонями глаза девочку, услышал за спиной холодные слова.
– Прекрати реветь, почти долезли, немного осталось, Дзидзо* не может спать вечно. Вот ты тут сидишь, ревешь, а что если как раз в этот момент он появится?
Плачущая девочка, грязным рукавом вытерла слезы с покрасневшего лица, и редко всхлипывая, шмыгая сопливым носом, принялась собирать плоские камушки. Ущелье и не думало заканчиваться, все тянулось и тянулось, заставляя меня постоянно озираться наверх, в ожидании очередного ребенка сбитого с самой вершины. Интересно, хоть один из них в итоге смог дотянуться до ярких манящих островков света? Растворясь в мыслях об их бесконечном подъеме, мне в лицо ударила яркая ослепительная вспышка. Проморгавшись я встретил глазами обрыв и огромный многоярусный колодец, испещренный узкими витыми лестницами.
У края обрыва лежал хлипкий, перекинутый на другую сторону навесной деревянный мост. Большинства досок не хватало, мост то и дело качался на ветру. Перед мостом стояла деревянная табличка, на которой судя по всему давным-давно кто- то небрежно выцарапал надпись.
На мост ступай, но знай
Пути обратно нет
Сорвавшись раз
Вернешься через сотни лет
Медленно поставив босую ногу на хлипкую дощечку, крепко вцепившись в волокнистые толстые веревки по бокам, я сделал первый шаг. На мое удивление мост оказался куда надежнее и намного короче, чем я думал, спокойными, точными движениями я делал шаг за шагом и все-таки смог его пересечь. На другой стороне, виднелись две винтовые лестницы, одна располагалась справа другая прямо напротив моста, от одной веяло жутким холодом, ступени другой уже знакомо обжигали ноги.
Не желая долго размышлять, я начал спускаться по горячей кольцевой лестнице, прижавшись боком к стене создавая дополнительную точку опоры. Спуск этот сильно затянулся, вызывая тошнотворное головокружение, чем ниже я спускался, тем сильней становился жар, пейзаж с удивительной скоростью менялся, со всех сторон вздымались необузданные языки пламени, перед глазами появлялась многоярусная бездна, в которой как напуганные насекомые носились визжащие люди. Куда бы ни приземлялся мой взгляд, везде было одно лишь страдание: я видел как женщины под сокрушительными ударами кнута, ползали на четвереньках в озере из густой, взбитой их собственными трепыханиями, маслянистой крови, как в огнях пламени могучие существа синего цвета кормят юношу расплавленным железом. На каждом уровне прыгают визжащие люди с раздувшейся, поджаренной дочерна кожей. Теплые скалы, раздвигаясь, а затем сдвигаясь, с огромной силой сдавливали людские тела, создавая однородную кашу из плоти и костей, раздвигаясь снова раздавленные люди, испуганные, ошарашенные, вновь обретали привычную форму. К огромным стальным крестам, похожим на подобие христианских, висят прибитые старцы, скованные жаром непрестанного жгучего зарева, на их головы сверху падают маленькие капельки раскаленного металла, застывая, покрывая их макушку и лицо застывшей металлической коркой, спадающей со временем, создавая возможность облепить голову этой шипящей маской заново.
Будь я поэтом, наверно все равно был бы не в силах описать все эти зверские пытки, масштаб царящей в этом краю людской боли, скорби и безнадеги. Сейчас, все что интересовало меня, человека без имени и прошлого, поскорее покинуть эти земли и вспомнить, если конечно мне было что вспоминать.
– Эй, чтоб тебя, смотри куда идешь…– Гневно произнес бородатый старик c окровавленной головой и камнем в правой руке. В которого, отвлекшись на все эти кошмары, я врезался, спускаясь по лестнице.
– Простите меня, я вас не заметил…– Не чувствуя за собой особой вины произнес я.
– А это на самом деле хорошо, ох, как хорошо, просто прекрасно…– Как умалишенный повторял старик раз за разом.
– Что хорошо?… – Полюбопытствовал я.
– Дурачок, хорошо, когда не замечают, ты вот тоже не заметил, никто не замечает старого Такэду*…– Закончив фразу, дедушка упоительно заулыбался и неожиданно со всей силы ударил себя камнем по голове.
– Зачем вы бьете себя…– Спросил я, не скрывая искреннего удивления.
– Как зачем? Ты откуда парень? За болью тебя не видно, если тебе больно, ты незрим. Когда разбойник прячется в кустах, последнее чего он хочет, начать в них ерзать и шуршать листвой, его же сразу заметят. Тут почти так же, пока больно, ты схоронен в листве.
Бред какой то, подумал я про себя. Не желая мешать старому любителю боли, я уже было собрался попрощаться, обойти его и спускаться дальше.
– Юноша, вам по пути не встречался человек по имени Ода*, раньше мы вдвоем сидели. Угораздило же меня наговорить ему глупостей, в прошлой жизни у нас всякое было, я меч на него поднимал, даже убить хотел, не понимал тогда что за человек, прекраснейший человек. Попав сюда, мы с ним столько успели обсудить, пока сидели на ступенях и болтали ножками. У нас давеча завязался спор, совершенно беспочвенный, стали обзывать друг друга, обиделись от сказанного, отвернулись в разные стороны, а когда я обернулся, чтобы принести извинения, его и след простыл…– Видно эта ссора сильно тревожит чудаковатого старика.
– Нет, по пути никого не встречал
– Ну разумеется, кто тут ходит то, не помню когда последний раз об меня спотыкались, до тебя как раз Ода, но его я сразу узнал, слишком уж лицо выразительное, гордое. Если внизу увидишь, скажи чтобы возвращался и что я дурак скажи, ему наверно понравится…– Старик говорил уже едва сдерживая подступающие к глазам слёзы.
– Передам непременно, если встречу, как его там, а да, Ода…– Утешая расстроенного старика, произнес я.
Бородатый сиделец широко улыбнулся и вновь размахнувшись, со всей силы приложил себя острым камнем по голове.