– … Эобара! – сказала девушка и тут же, словно зная о внимательном слушателе у себя за спиной, повторила прочитанное Леонидом днём слово ещё раз.

Леонид затаил дыхание, вслушиваясь изо всех сил. Но тщетно – девушка всё также продолжала говорить, но больше знакомых слов в её речи не звучало, затем она внезапно расплакалась, узкие плечи задрожали.

Ему захотелось подойти к ней, обнять, успокоить, но он всё также был недвижим и бесплотен…

Постойте, батенька! – ехидно поинтересовался внутренний голос. – Решили влюбиться в сновидение? Все симптомы на лицо – фиксация на волосах, звуках голоса…

И то, и другое действительно было «пунктиками» Леонида. Собственно, длинными светлыми волосами и звонким хрустальным смехом, два года назад привлекла его внимание Надя. С некоторым опозданием выяснилось, что она в девяноста девяти случаях из ста носит на голове странную конструкцию с торчащими из неё заколками, а чувство юмора и вовсе оставила акушерке вместе с пуповиной, но….

Девушка обернулась. И да, у неё было то, что всегда являлось ещё одной слабостью Леонида – ямочки на щеках.

А ещё он успел увидеть глаза – огромные, с радужками странного тёмно-оранжевого цвета…

… Проворочавшись на диване несколько минут без толку – сон никак не хотел возвращаться, Леонид встал и поплёлся на кухню. Было пять минут шестого.

Зайдя в интернет, он некоторое время гуглил слово «Эобара» – без толку, ничего не находилось.

В ванной Леонид уставился на своё отражение в зеркале, затем тяжело вздохнул, попил из-под крана и вернулся в комнату. Спать оставалось ещё полтора часа.

Пятница, четырнадцатое октября

1. Леонид чувствовал себя древней ископаемой мошкой, безнадёжно застрявшей в капле стремительно каменеющей смолы, но ещё сохраняющей проблески сознания. То, что вместо куска янтаря он находился внутри автомобиля с кондиционером, музыкой и подогревом сидений (просто рай для доисторического насекомого!) ничего не меняло. Пробка не двигалась.

Вообще.

Где-то впереди, там, где раз в полминуты сменялся свет светофора, происходило какое-то вялое шевеление, но двигалась исключительно встречная полоса, практически также плотно забитая машинами. Ряд Леонида стоял. Знак «Дорожные работы», видневшийся чуть впереди, несколько разъяснял ситуацию, но никоим образом не облегчал её.

На часах было восемь минут девятого. Небольшой шанс успеть на пересменку вовремя ещё был. Небольшой такой, призрачный… одетый в соломенную шляпу…

Хватит!

Хватит об этом думать. Во всяком случае, сейчас – перед суточным дежурством.

Хватит!

Леонид поднёс окурок к опущенному стеклу и поймал выразительный взгляд дамы средних лет, сидевшей на пассажирском сиденье в стоящем в соседнем ряду Логане. Женщина была явно не в духе и, увидев, как сосед на стареньком BMW пытается НАМУСОРИТЬ, явно оживилась.

Леонид предусмотрительно вернул руку с окурком обратно и закинул его в пустую пластиковую бутылку, после чего улыбнулся женщине в Логане. Дама, настроившаяся провести время в пробке с пользой, скривилась, пробормотала что-то нелицеприятное и отвернулась к водителю. Леонид молча посочувствовал тому.

– Выкинул мусор, спас нервную клетку, – резюмировал он вслух и закрыл окно.

Машины впереди зашевелились, проползи десять метров и вновь встали.

Леонид критически покосился на бутылку с окурками в своей руке и, наверное, в сотый раз подметил, что надо купить автомобильную пепельницу.

Окинув взглядом салон, он вздохнул, нащупал на заднем сиденье пустой пакет из KFC и начал складывать туда многочисленный мусор: пустые пачки из-под сигарет, целлофан оттуда же, упаковки из-под жвачек, пустую банку газировки, липкую скомканную бумажку, в которую когда-то был завёрнут гамбургер и в глубинах которой, возможно, уже зародилась новая цивилизация, пустую коробку из-под яиц(!), три неработающие пальчиковые батарейки, четыре пластиковых стаканчика, вставленные друг в друга, одноразовую вилку с двумя зубчиками…

– О, Великий, – не выдержав, вслух обратился к себе Леонид, – способности твои к созданию хаоса и бардака по истине безграничны!

А ведь и двух недель не прошло с того момента, как они с Надей ездили выбирать новые обои в комнату, которую, по мнению девушки, пора было «подновить». Леонида полностью устраивали старые, пошедшие пузырями, ярко-жёлтые обои… и что, что их нельзя мыть? Кто вообще моет обои?!

В итоге они проездили по городу до вечера, потеряли уйму времени в строительных магазинах и, разумеется, поцапались. Как, впрочем, и всегда…

И ради этой девушки я испортил целых два метра асфальта посредством баллончика с красной краской… – покачал головой Леонид. – …Кольцо, то самое, какое она хотела, из Германии заказывал… и ведь любил же… действительно любил, по крайней мере, до определённого момента… а потом всё куда-то исчезло. Остались только разные тряпочки для поверхностей, моющиеся обои да пакеты с мусором…

Машины впереди не двигались, и Леонид продолжил уборку. Изогнув руку минимум в восьми суставах и впихнув её под пассажирское сиденье, он нащупал что-то холодное и тяжёлое.

Сердце ёкнуло. На ладони лежал зеленоватый екатерининский пятак. Такой же, как и в потайном кармашке сумки Леонида.

Плотина, выстроенная за последние три дня в голове, заскрипела, задрожала и с грохотом рухнула. Горло свело судорогой, а глаза защипало…

Вторник, четвёртое октября

2.… – Не потерял? – спросил Сашка, подкидывая в воздух свой пятак. Они сидели в машине у Сашкиного дома. Дым от, пожалуй, целой пачки сигарет, скуренной менее чем за час, плавал по салону вальяжными серыми клубами.

– Нет, конечно, – Леонид покосился на свою сумку.

Сашка носил пятак в кармане и регулярно вынимал на свет божий. Леонид же, напротив, свою монету берёг, доставал изредка и предпочитал хранить в сумке, в потайном кармашке – так, чтобы уж точно не потерять.

– Я всё думаю, откуда они взялись там, на ручье? – Сашка поймал монету в воздухе, перевернул, прокрутил между пальцами и вновь отправил в полёт. – Вода размыла древний клад?

Леонид хмыкнул – действительно, откуда?

Почему их с Сашкой понесло гулять на Муринский ручей, Леонид уже и не помнил. Помнил, что нёс под мышкой футбольный мяч, но не в футбол же они собирались играть на грязном, болотистом берегу ручья, задушенного с обеих сторон шестью полосами Северного проспекта. В каком году это было? Сколько ему тогда было лет? Семь? Нет, точно, это было ещё до школы. Значит – шесть. И кто первый из мальчишек увидел, что в грязи у берега что-то блестит?

Вроде бы Сашка… нет, точно Сашка.

Откуда мутная снулая вода принесла это спорное «сокровище»: две древние, но не имеющие практически никакой ценности монеты?

Впрочем, это тоже было неважно.

Что бы хотел вспомнить Леонид, так это кто предложил поклясться, но, увы, именно эта информация напрочь стёрлась из его головы.

Зато он отчётливо помнил резкую боль, когда Сашкин перочинный ножичек рассёк кожу на его запястье и как кровь – яркая и тёмная, похожая на вишнёвый сок из трёхлитровых банок, закапала на зеленовато-коричневую медь пятаков.

И как было страшно резать Сашкину руку.

И как он всё медлил, а когда, наконец, собрался с мыслями, то в итоге резанул слишком сильно и глубоко.

И как Сашка вскрикнул, мгновенно побледнел, покачнулся, но, выдавил улыбку и щедро полил обе монеты своей кровью, такой же тёмной и вишнёвой. И как они перевязывали Сашкино запястье грязным носовым платком, а тот мгновенно пропитывался всё никак не останавливающейся кровью…

Видимо Сашка думал о том же:

– Сейчас даже вспомнить страшно, – сказал он, поглаживая длинный шрам на левом запястье. – На несколько миллиметров глубже, и я бы остался без связок. Любитель резать шестилетних мальчиков! Хороший бы из меня получился хирург, – улыбнулся Сашка и покачал головой: – И немаловажная деталь – меня не пороли, в отличие от некоторых!