Однако, отступая от строгого соблюдения морского запрета, поддерживать который стало практически невозможно, китайское правительство попыталось сохранить тщательный контроль над частной внешней морской торговлей. В целях сдерживания развития этой торговли, а также извлечения из нее прибылей центральной казной начиная с 1567 г. и в течение ряда последующих лет был введен новый порядок налогообложения частных торговых кораблей.
Каждый выходивший в море корабль должен был получать специальное свидетельство (инь пяо) на выход. При выдаче свидетельства взимался налог (инь шуй). Сначала он составлял три ляна серебром, затем шесть лян. Кроме того, взимался налог с размеров корабля (шуй сян). С кораблей, шедших в западную часть района Южных морей и Индийский океан, имевших в ширину 1 чжан 6 чи (5 м 12 см), полагалось, брать по пять лян серебром с каждого чи (32 см). Если же ширина корабля была больше 5 м 12 см, то с каждым лишним чи сумма налога возрастала еще на 5 цзянь (18,5 г) серебром. С кораблей, шедших в восточную часть района Южных морей и Японию, общая сумма налога была на 30 % меньше.
При возвращении торгового корабля взимался налог с доставленного товара (лу сян). Различные виды и сорта товара оценивались, и с каждого из них бралось определенное отчисление в деньгах. Так, например, для черного перца и сапа-новой древесины налог составлял по два фэня (т. е. около 7,4 г) с каждого цзиня (597 г). Кроме того, существовали «дополнительные» налоги (цзя цзэн сян). Они брались, например, при ввозе серебряной валюты и других особенно ценных грузов[767].
Эта система налогообложения оформилась в районе Чжанчжоу между 1567 и 1575 гг. В конце XVI в. в Китае не было единой системы налогов, но приблизительно аналогичные формы были характерны и для других торговых портов юго-восточных провинций.
Для иноземных торговых кораблей, приходивших в Китай, также не существовало единого порядка налогообложения. В некоторых случаях с них по-прежнему взималось «процентное отчисление». Но после 1567 г. и с них иногда стали взимать налоги с размеров корабля и с доставленного товара.
Поступления от налогов в конце XVI в. стали весьма существенной статьей дохода центральной казны и финансов местных властей. В 70-х годах XVI в. ежегодные поступления от обложения морской торговли только в районе Чжанчжоу составляли около 29 тыс. лян серебром, а в районе Макао — от 22 тыс. до 26 тыс. лян серебром[768].
Несмотря на все ограничения частной морской торговли, изменение торговой политики минского правительства после 1567 г. создало условия для дальнейшего ее расширения. Видный китайский мыслитель XVII в. Гу Янь-у писал как об обыденном деле, что в конце XVI в. «морские торговцы собирали деньги в складчину среди своих земляков, строили корабли, грузили их местной продукцией и отправлялись в обход Восточного и Западного океанов вести торговлю с различными странами на островах в море»[769]. Сохранились некоторые данные, позволяющие судить о масштабах этой торговли. По китайским сведениям, к концу XVI в. в Сиам и Сингапур ежегодно приходило более сотни китайских кораблей закупать рис и другие товары[770]. По данным ранних испанских колонизаторов, на Филиппинских островах только в 1583 г. побывало 200 китайских торговых судов[771].
Попытки минского правительства строго придерживаться политики «морского запрета» в середине XVI в. вызвали дальнейшее увеличение числа китайских переселенцев в странах Южных морей. Все больше китайских торговцев из юго-восточных приморских провинций Китая вынуждено было в поисках выгодных условий для своей деятельности покидать родину. Вместе с тем шло дальнейшее упрочение хозяйственного и политического положения китайских переселенческих общин в странах Южных морей. В. Парселл приводит, например, сведения об основании китайскими купцами торгового города Файфо в центральной части вьетнамского побережья[772]. В Палембанге, который, по данным китайских источников, являлся в конце XVI в. крупным центром международной морской торговли[773], контроль над ней захватил в свои руки один из китайских переселенцев. Он организовал здесь службу наподобие управлений торговых кораблей, функционировавших в Китае[774].
Средоточием не только китайской, но и международной морской торговли в странах Южных морей стали другие китайские переселенческие колонии. Вот как описывается, например, торговля в г. Грисе в «Мин ши»: «Синьцунь более других мест славится своим богатством. Китайские торговые корабли и торговые корабли всех иноземцев стекаются сюда. Драгоценных товаров здесь полным-полно»[775]. Выходец из китайских переселенцев во второй половине XVI в. захватил власть в Поло[776]. Другой китаец тогда добился высокого положения при правителе Бони[777]. Много китайцев в XVI в. служило на государственной службе в Сиаме[778].
После изменения минским правительством своей внешнеторговой политики в конце XVI в. поток китайских переселенцев в страны Южных морей не ослабевал. По испанским данным, в районе г. Манилы (Филиппины) к моменту основания здесь испанского форта (1571 г.) жило 40 китайцев, а в 1588–1590 гг. — от 6 тыс. до 10 тыс.[779]. Известно, что к началу XVII в. здесь насчитывалось около 25 тыс. китайских переселенцев[780]. Постоянный отлив людей в страны Южных морей в указанное время объясняется прежде всего тем, что здесь был гораздо больший простор для частновладельческой инициативы, чем в скованном феодальными пережитками Китае.
Характерно, что внешнеполитический поворот конца 60-х и 70-х годов XVI в. в отношениях с заморскими странами прослеживается именно в сфере торговой политики минского правительства. Документы об изменениях в области дипломатических связей Китая с заморскими странами отсутствуют: запрет на «официальные» связи 1521–1523 гг. не отменялся каким-либо специальным актом. Между тем в источниках все же встречаются редкие упоминания о посольствах с «данью» в середине XVI в. Объяснение этому «противоречию» лежит в следующем. Хотя к началу XVI в. система номинального вассалитета стран Южных морей пришла в упадок, минские власти до этого времени не шли на полное прекращение «официальных» связей. Однако распространение на них запрета, вызванного португальской экспансией, нанесло последний, завершающий удар по системе «официальных» отношений Минской империи со странами Южных морей. Один из столичных цензоров в своем докладе от 1530 г. писал по этому поводу: «Дань, доставляемая пятью странами — Сиамом, Тямпой, Рюкю, Явой и Бони, — одинаково идет через уезд Дунгуань (в провинции Гуандун, т. е. поступает морским путем. — А. Б.). Недавно ввиду того что [с данью] незаконным образом прибывали купцы, [принятие] дани из этих [стран] было по большей части прекращено. В годы правления Чжэндэ (1506–1521 гг. — А. Б.) из-за бед, причиненных вторжением португальцев, отношения [с иноземцами] были полностью прерваны»[781].
Однако было бы неправильно полагать, что окончательное крушение системы номинального вассалитета стран Южных морей произошло именно в 1521–1523 гг. Оно связано с довольно длительным периодом соблюдения минскими властями «морского запрета» — с 20-х до 60-х годов XVI в. — и одновременного усиления позиций западноевропейских колонизаторов в районе Южных морей.
