И уж совсем комичной выглядела ситуация с «инновационной» попыткой в одном из «мест не совсем отдаленных» организовать ... курсы по изучению английского языка. На настойчивую просьбу молодой учительницы повторять за ней форму будущего времени, зэки неизменно добавляли ненормативное:
«I shall be [его фить],
«I will be [его фить].
Но это уж был полный «насекомый мух» и прямая ассоциация с ответом солдат из известного рассказа С. Довлатова:
— А. что вы делаете после обеда?
— Занимаемся хоровым, бля, пением.
II. ЕССЕИСТИКА
1. ГДЕ ВЫ, КУМИРЫ, АУ?
— Не можете ли Вы сказать мне, спросил я плюгавую фигуру, — кто строил этот мост?
— Право, не знаю! — отвечала фигура. — Инженер какой-то!
— .. .А скажите, пожалуйста, спросил я... — с кем живет эта певица?
— С каким-то инженером Крикуновым.
— Ну, сударь мой, как вам это нравится? (А. П. Чехов «Пассажир 1-го класса»)
Принято считать, что любой народ — живой организм особого высшего порядка. Столетиями, если не тысячелетиями, эволюция создает его, шлифует, отлаживает взаимодействие всех его «органов». В этом смысле плоды многовекового духовного отбора, великой «селекции» добра и совести в России оказались во многом загубленными катастрофой великого социального потрясения начала XX века, репрессиями, плохо просчитанными экономическими экспериментами 90-х годов. Как теперь хорошо известно, «совесть России», ее лучшие умы были расстреляны, сгноены в тюрьмах и лагерях, опозорены, их имена развенчаны, хотя часть успела все-таки спастись бегством за кордон. Так что массовое проявление бездуховности в нашем обществе, воспроизводство «шариковых» («совков», «швондеров», «остапов бендеров» etc.) имеет свои специфические корни.
Они — в отсутствии стабильных духовных ориентиров, в нескончаемых социальных передрягах, постоянно сопровождающих нашу жизнь, в неопределенности завтрашнего дня. Если в старой России существовали хотя бы святые, мученики веры, такие сподвижники духа как Толстой, Чехов, Достоевский, то впоследствии им на смену пришли рыцари плаща и кинжала, герои-кавалеристы (в сущности — головорезы!), герои-рекордсмены, покорители всевозможных вершин, самоотверженные ударники труда. Последние (те из них, которые «настоящие»), действительно, остались в памяти народной, но спрашивается: а где же идея нравственного героя, который исповедовал бы интересы не какой-то группы людей, пусть и достаточно большой, а общечеловеческие принципы? Увы, ее не стало — она, так сказать, элиминировалась, как-то незаметно полностью исчезла из нашего сознания.
Конечно, идея «стабильности» ценностных, духовных ориентиров, на самом деле, не столь проста, как может показаться неискушенному, поскольку наши представления о кумирах, «идолах» в течение жизни подчас существенно меняются в зависимости от возраста, гендерной принадлежности, воспитания, социальных революций и т. д. Меняются они с течением истории, в зависимости от цивилизационного «фона»: были, например, герои-рыцари — Роландо и Гавэйн; потом герои индустрии, такие как Форд; герои финансов, такие как Рокфеллер; герои науки — Эйнштейн и Дарвин. И только годы наводят «фокус» на пережитое.
Среди «идолов» всегда существует стандартный набор: «икона стиля», «голос поколения», «голос сопротивления», «лидер поколения», «секс-символ» и прочее. Если для малыша 3—б лет кумирами-волшебниками, как правило, становятся родители или лица, его воспитывающие, то по мере взросления ребенок постепенно разрушает иллюзию всемогущих родителей и нередко фокусирует свое внимание уже на других фигурах, якобы, более совершенных и обладающих теми качествами, которыми он также хотел бы обладать. Серьезные эмоциональные повороты в жизни человека с изменением его идеалов происходят и далее, однако нас интересует наиболее зрелый, плодотворный возраст, когда индивидуум становится реальной «движущей силой» социума.
Кого «принять за образцы»? Этот вопрос порождает массу других, типа: на кого, в чем и ради чего равняться, а, главное, как должно реагировать само государство на естественный процесс «сотворения кумиров»? А что, если вдруг последние не способствуют его процветанию, а, наоборот, ускоряют его деградацию, а то и гибель? Этот вопрос на «засыпку» еще и потому, что, с одной стороны, важно не забывать божественную заповедь пророку Моисею («не сотвори себе кумира») — призыв иметь свободную совесть, самостоятельный и смелый ум по Ветхому завету, а с другой — помнить знаменитое «где, укажите нам отечества отцы, которых мы должны принять за образцы»...
Традиции выявления знаковых фигур, «образцов», в разных странах существенно различаются — культуры разные! Давно подмечено, что в США таланты и гении гораздо чаще «произрастают» на ниве точных наук, экономики, высоких технологий и по обыкновению ассоциируются с авторами выдающихся открытий, лауреатами Нобелевской премии в различных отраслях науки. Тот же Джон Бардин, американский физик, удостоенный сразу двух Нобелевских премий (за транзистор и основополагающую теорию обычных сверхпроводников) является предметом национальной гордости в любом интеллигентном обществе своей страны. У нас же подобные знаковые фигуры чаще всего появляются в сфере искусства и литературы, что тоже, конечно, не плохо. Как говорится, каждому — свое, причем, природа этого явления, в общем-то, не таит особых загадок.
Мы часто и не без гордости цитируем полюбившиеся строки национального поэта «Умом Россию не понять, аршином общим не измерить...», отвергающие чужой взгляд и отрицающие познаваемость своей страны. Конечно же, слова стихотворения следует воспринимать не буквально, а лишь как поэтический образ, поскольку Россию можно и должно понять, также как и любую другую страну, если ее граждане хотят ее скорого возрождения с помощью разума, а не одних только чувств. Это тем более важно с учетом широко распространенного в мире мнения, что русской культурной традиции свойствен именно художественно ориентированный (мифо-поэтический, а не рационально-критический) тип сознания, о чем свидетельствует такой факт: русские создали великую литературу и искусство, но отнюдь не приемлемые формы социально-политической организации. Нравится нам, или нет эта сентенция, но реальная жизнь российской глубинки со всей очевидностью подтверждает мысль об абсолютной неприемлемости созданных нами форм социально-политической организации, хотя «великая литература и искусство» в «глубинке» (и не только там), увы, также не являются доминантами повседневной жизни.
Ясно, что индустриальное, а тем более, постиндустриальное общество (что западное, что восточное) не может быть осмыслено в рамках художественно ориентированном знания — ядро знания об обществе в данном случае должно быть рационально-критическим, чего российскому обществоведению явно недостает. (По мнению С. Кара-Мурзы, последнее «выросло не из науки, а из русской классической литературы и немецкой романтической философии. В советское время оно было дополнено марксизмом — учением с сильной компонентой романтической философии»).
Вообще «симбиоз» искусства, культуры, науки, экономики — весьма загадочный предмет научного осмысления, с неясными рубежами, изобилующий многими «подводными камнями». На один из таких «камней» в свое время указал Михаил Бахтин (советский философ, литературовед и теоретик искусства): «Не должно, однако, представлять себе область культуры как некое пространственное целое, имеющее границы, но имеющее и внутреннюю территорию. Внутренней территории у культурной области нет: она вся расположена на границах, границы проходят повсюду, через каждый момент ее, систематическое единство культуры уходит в атомы культурной жизни, как солнце отражается в каждой капле ее».
Эту мысль можно понимать и таким образом, что культуру любого народа определяют далеко не все обнаруженные на территории артефакты и ментифакты. Известно, например, что язык, мифы, быт, сказка могут служить детерминантами общей культуры, а литература, опера, балет etc — нет (отсюда: если Пушкин — наше «все», то дела наши поистине плохи, поскольку как может быть «все», если оно далеко не «везде»). Этот пример лишь подтверждает мысль Бахтина об условности пространственных параметров культуры, о том, что представления о добре, зле, красоте, истине и т. д. далеко не всегда упорядочены в пространственном отношении.
