(Есть мнение, что повышенная концентрация клопов во Флоренции некоторым образом связана с еще большей концентрацией вездесущих цыган, которые усердно поддерживают средневековую итальянскую атмосферу веселого балагана. Недавно газеты писали о летнем отключении флорентийских фонтанов из-за пагубной привычки цыган мыться в их водах вместе с многочисленными отпрысками и попадания мыльной пены в гидравлические системы, вследствие чего последние просто выходили из строя. Кто знает: вот если бы флорентийские фонтаны не «ломались», тогда, может быть, и клопов было бы меньше?).
Между тем, плоские розовые пятна на теле «расплывались» с каждым часом, становились все больше и, главное, начинали нестерпимо зудеть и чесаться. Короче, флорентийские клопы отравили все впечатление от прекрасной страны и заставили Наташу по возвращению домой думать не об итальянских красотах, а о том, как бы продезинфицировать все вещи, чтобы эти твари, возможно, привезенные в чемодане, не поселились петербургской квартире.
Но и это еще не все.
Буквально на следующий — довольно жаркий день, спустившись в петербургскую подземку с оголенными руками и шеей, девушка стала замечать, как некоторые пассажиры не только с опаской поглядывают не нее, но и шарахаются в сторону, как от прокаженной, заметив на ее теле розовые пятна и «дорожки» из укусов.
.. .«Бывали мы в Италии, где воздух голубой // И там глаза матросские туманились тоской» — так пелось в одной песне. Глаза Натальи «туманились» от обиды на неудачное посещение прекрасной страны, от досады за «профуканные» деньги, наконец, от подозрительных взглядов своего сердцееда.
Р. S.
Надо заметить, что отечественные географы и геоэкологи остаются глухи к «стонам народа» от клопъих укусов, и это несмотря на то, что на ежегодных международных энтомологических конференциях «Вредные организмы в урбанизированных биоценозах» число докладов на эту телу стремительно растет. Конечно, интерес географа состоит не столько в том, почему постельные клопы исчезли лет на сорок лет, а затем вновь распространились в конце 1990-х, сколько в исследовании роли природного фактора в распространении полужесткокрылого «гнуса», в изучении его миграций по земле-матушке, в анализе клопа как объекта медицинской географии. Автор всерьез задумался над тем, не заинтересовать ли данной темой очередного аспиранта, внеся тем самым посильный вклад в решение «проблемы века»?
74. СЛЕПАЯ МЕСТЬ РАЗЖАЛОВАННОГО СЕРЖАНТА
Можно лишь поражаться, с каким остервенением в смутные 90-е гг. либеральные СМИ шельмовали сохранявшуюся «коммунистическую бюрократию» (она же «партократия» и «номенклатура»). Многие тогда смекнули, что «интеллигентская слюна» щедро расходовалась лишь затем, чтобы расчистить дорогу для новой номенклатуры, которая умело позаботилась о своей идеологической масти и быстро расчистила место у доходного «корыта».
Разложение государственных институтов шло по всем направлениям. Особенно печальной стала участь армии. Проблема неуставных отношений («дедовщины») с финансовой помощью заокеанского «обкома» была раздута просто до космических масштабов с тем, чтобы скомпрометировать и деморализовать российскую армию, чтобы армейский офицер ассоциировался с «козлом», пьяницей, «сапогом» и т. д. Ведь простому человеку часто невдомек, что в любом герметически закупоренном мужском коллективе всегда возникают иерархические отношения, что элементы «дедовщины» имеются даже в элитных аристократических военных заведениях Запада, особенно в условиях «мирного безделья». Нет, автор не за «дедовщину», а о ловком диверсионном трюке, проделанном ЦРУ. (Кстати, наш сын Игорь, в те времена честно отслуживший в армии 2 года, особых проявлений дедовщины так и не заметил).
Впрочем, наш сюжет не имеет прямого отношения к слому морального духа в горбачевско-ельцинской армии. Он завязан на молодом человеке, как потом выяснилось, недавно демобилизованном солдате, с которым судьба однажды случайно свела меня на станции «Технологический институт» Санкт-Петербургского метро. На моих глазах три, вероятно, командированных полковника (с большими кейсами) обратились к нему с просьбой помочь сориентироваться, чтобы добраться до станции «Автово». Каково же было мое удивление, когда он буквально заставил их запрыгнуть в уходящий состав совершенно в противоположном направлении, посоветовав сойти на последней станции — «Просвещение».
— Что же вы городите, молодой человек, — возмутился я, — зачем умышленно дезоринтировали служивых людей, небось, гостей нашего города. Чего такого плохого они вам сделали? Они же не какие-то там пацаны, чтобы гонять их понарошке. Неизвестно, сколько лет вы живете в Петербурге, но, это безобразие, это не в наших традициях — назидал я.
— Послушайте: не вывихивайте мне мозги, — парировал молодой человек — лицо его выражало гнев и ярость, а глаза заволакивались петушиной пленкой. В армии я был на лучшем счету и дослужился до звания «старший сержант», был заместителем командира взвода. Но перед демобилизацией меня разжаловали до рядового за стычку с негодяем-подполковником, который нахально приставал к моей невесте, иногда навещавшей меня. Вот я и невзлюбил это племя, так им и надо — «развратным злодеям». Нехай канают с моих глаз хоть на край света.
Тогда мне подумалось: а ведь плохо, что некогда благородная дуэль сегодня подменяется такой примитивной, недостойной и, главное, неадресной местью. Единственная деталь со знаком плюс состояла в том, что несостоявшийся сержант, по крайне мере, знаком с творчеством Пушкина, раз использует сочетание «развратный злодей».
75. О НЕКОТОРЫХ ШЕДЕВРАЛЬНЫХ ФРАЗАХ
Невозможно запомнить и, естественно, воспроизвести даже ничтожную часть всех чудных лингвистических перлов, когда-то, где-то, кем-то сочиненных, произнесенных, оброненных мимоходом или нацарапанных в совсем неподходящих для этого местах. Иногда они удивляют своей глубиной, а то и заставляют хохотать без остановки, если, конечно, они не наносят вреда конструкционным материалам (стенкам, партам, столам) и не похабны. Название японского кафе «Шире хари» — так вполне приемлемо, а вот «Бенина мама» в одном из южных городов отдает дурным вкусом. Правда, бывает, не вполне приличные образы восполняются искрометным талантом автора, и мы ему все прощаем. Так, среди придуманных героев эстонского эпоса Давида Самойлова был философ Куурво Муудик, основатель течения «мытлемизм», главное положение которого: «Мытлю — следовательно, существую».
Мы имеем в виду недавно известные широкому кругу читателей и слушателей перлы (типа изречений златоуста Черномырдина: «надо же думать, что понимать», «много говорить не буду, а то опять чего-нибудь скажу», «что может произойти, если кто-то начнет размышлять», «вас там туда» и др.), а те фразы, которые являются «штучными», однажды увиденными, услышанными и часто позабытыми (как, например, роскошная, географически ориентированная мысль телеведущего А. Гордона: «В России надо обязательно жениться, потому что климат такой — одному не согреться, на хрен»).
...Автору вспоминается чудный «антипартийный» лозунг, аршинными буквами красовавшийся в советские годы на каменистом уступе горы на Алтае, написанный белой краской: «Слава советским шишкобоям— передовому отряду рабочего класса\». Как вы понимаете, имелись в виду заготовители кедрового ореха, коих в Сибирской тайге теперь, наверное, больше, чем осталось кедровых шишек.
(В этом месте дело у автора надолго застопорилось из-за неудержимого смеха, вызванного достойным вкладом неизвестного автора шишкобоя в собрание баек Рунета. Бригада здоровых забайкальских мужиков, ввосьмером, решила смотаться в тайгу и «набить» кедровых шишек. Что ж, дело хорошее — колеса есть, провиант и «горючее» заготовлены впрок. Приехав на место, решили вначале пропустить «по соточке», по второй, по третьей... А когда пришло время «бить шишку», обнаружилось, что «колотушку»-то с собой прихватить забыли. Обдумывая план дальнейших действий, приняли еще по «соточке», по второй, по третьей... Затем срубили большое дерево, подтесали его и решили стукнуть тяжелым бревном о могучий кедр. Раз-два, разбежались и ... промахнулись, пробежав мимо кедра (все из-за нетрезвых направляющих), а дальше пошел спуск, притом все круче и круче. Бригадир истошно орет: «не бросать бревно, ноги, на хрен, поотдавитЬ>