— Я боюсь агрессии диких животных, — пояснил он. — Белка для меня то же, что крыса. Меня и собака кусала. Первое, что пришло в голову, — защититься.
Отброшенный на полтора метра зверек, по утверждению друзей стрелка, принял боевую позу, и компании показалось, что готовится новое нападение.
— Белка сделала скачок-другой в мою сторону. Я достал пистолет, зарядил и выстрелил. Пара секунд потребовалась.
— Ловко. Тренировались? — спросил прокурор.
— Нет. Я не очень хорошо стреляю. Не знаю, как попал.
— А другой возможности не было исчерпать конфликт?
— Наверное, была. Но убегать от белки— это как-то...
— Ниже достоинства? Предпочтительнее расстрелять?
— А вдруг бы догнала и напала...
Ну, как вам защита студента-юриста, ассоциирующего себя с интеллектуально-творческим потенциалом России?
Не менее занимательным было выступление и приглашенного искушенной защитой врача-женщины, рабиолога городского антирабического центра, посвятившей свою жизнь борьбе с бешенством и прививавшей пострадавшего от вероломного нападения белки. Врача, по ее словам, повергает в ужас обилие хвостатых в парках Санкт-Петербурга: «Устроили, понимаешь, шоу. Ползают, скачут, попрошайничают. Заражают людей, царапаясь и кусаясь. Достаточно просто послюнявить пальчик три кормлении. От белок надо избавляться. Это самые опасные дикие животные в Петербурге. Волки-то у нас не бегают».
После столь сногсшибательных аргументов судьба живодера была решена самым благоприятным образом. Как говорится: «Да здравствует наш суд, самый гуманный суд в мире». Ведь если следовать логике принятого решения суда, можно в принципе расстреливать каждую поцарапавшую вас кошку, и даже лишь принявшую «боевую позу».
Кстати, белки, как гордость Елагина острова, в «смутные», «турбулентные» времена, когда «количество живодеров на км2» возрастает, куда-то исчезают. А когда приходит «оттепель», белки, подобно мифологической птице Феникс, непостижимым образом возрождаются. Рассказать где-нибудь на Кавказе, что восемнадцатилетний джигит, по возрасту уже солдат, отстреливался от агрессивной белки, значит быть подвергнутым унизительному осмеянию. Работая в США, автор ежедневно наблюдал полчища мирно снующих белок, и как-то не слыхал, чтобы кто-то даже заикался о вероломных нападениях на людей этих милых созданий. Правда, как-то проскользнуло сообщение, что дикая белка совершила набег на школу в калифорнийском городе Новато и покусала учителя, а также одного из школьников, но было решено, что это «засланные диверсанты» (!) из ИГИЛа.
Теоретически, конечно, это возможно, но лишь в том случае, если белкам, привыкшим кормиться из человеческих рук и ассоциирующим людей с пищей, вдруг отказали в харчах, посадив на голодный паек, но на Елагином острове заботятся об этом племени. Поэтому, если белка и ущипнула студента академии правосудия, участника программы «Интеллектуально-творческий потенциал России», то даже юный натуралист объяснит вам, что зверька, либо хотели схватить, либо причинили ему боль.
Одним словом, «виват, живодеры» — представители интеллектуально-творческого потенциала России» и их покровители!
54. ДОБРЫЕ СОВЕТЫ И ДУРНЫЕ ПРИМЕРЫ
Многие люди, особенно пожилые — страсть как любят давать советы. Еще герцог Рошефукольд (он же Ларошфуко) подметил, что старики так любят подавать добрые советы, потому что уже не способны подавать дурные примеры. Ехидство — ехидством, но что-то в этом есть. Кстати, любимым словом широко раздававшего добрые советы «позднего» Льва Николаевича Толстого было — «нехорошо».
— Куришь? — спрашивал деревенского юношу граф в одном рассказе.
— Курю — отвечал тот.
— Нехорошо. А. водкой тоже небось одурманиваешь себя?
— Бывает, ваше сиятельство.
— Нехорошо, — назидал граф. — Может быть, ты еще и девок деревенских соблазняешь?
— А то, ваше сиятельство, — я же молод!
— Нехорошо — бубнил свое граф.
Действительно, курить, дурманить себя водкой и «шастать» по девкам нехорошо, кто бы спорил, но истории известно, что писатель в молодости ангелом не был. Курить бросил в 60 лет. Как до женитьбы, так и после у графа случались многочисленные связи блудного свойства: часто он увлекался либо очередной горничной, либо кухаркой, или посылал в деревню за солдаткой. А вот водки Лев Николаевич, на самом деле, не уважал и правильно делал. Конечно, право на добрые советы он имел, но «гири прошлого», наверняка, отягощали сознание писателя.
Графа мы припомнили не случайно, а по ассоциации с забавной историей дурного свойства, приключившейся с весьма талантливым кандидатом наук, доцентом факультета географии, участником прошедшей войны N, проявившем себя в существе одного из ведущих экологов Ленинграда. Заметим: эта история относится к тем далеким годам, когда экология, как отрасль научного знания, еще только пробивала себе в СССР дорогу, когда экологом мнил себя еще не каждый, как это имеет место сегодня. N не только выступал с блистательными лекциями по линии общества «Знания» на предприятиях и в научно-исследовательских учреждениях города, привлекая внимание к острейшим вопросам охраны окружающей среды, которых и тогда хватало вдоволь, — он «нещадно» чихвостил студентов, особенно во время полевых практик, за случаи не только «варварского» отношения к природе, но и за сорванный на лугу «лютик».
Но, однажды случился ужасный конфуз. В партком учебного заведения поступила сильно компрометирующая нашего эколога «телега» из отдела милиции одного из районов соседней области. Согласно ей, N, оказывается, был «злостным браконьером», практиковавшим варварские методы ловли рыбы, и что в отношении него возбуждалось уголовное дело. «Замять» эту пренеприятнейшую историю удалось только благодаря усилиям ректора Боборыкина, но «осадок», понимаете, у всех остался. Как говорил Лев Николаевич: «нехорошо».
Впрочем, дурные примеры множить мы не станем, хотя «гири» прошлых ошибок и заблуждений, уверен, давят на многих «зубров» географической науки. Есть и другая ипостась этого вопроса, когда лишь «оперившиеся» авторы, «громят» все и вся, забывая о том, что проповедь любых принципов, не подкрепленная личными заслугами, есть не что иное, как профанация. Опять-таки, нехорошо.
Давайте, лучше о добрых примерах и советах. За многие годы их накопилось неисчислимое множество. Вспомним хотя бы некоторые из них.
В свое время большое впечатление на автора произвел академик Колесник Станислав Викентьевич (автор еще студентом «бегал» из института Герцена в университет на Неве послушать великих), демонстративно разрывавший после лекции свои «.шпаргалки». Этим самым он как бы исходил из того, что каждая лекция — это эксклюзив, что к ней следует готовиться специально, а не пользоваться выцветшими, пожелтевшими от времени бумагами, как, увы, поступали некоторые. Интересно, что подобным «приемом» пользовался и другой наш учитель — академик-педагог Адринский Анатолий Викторович, который никогда на нашей памяти не пользовался конспектами лекций, но всегда имел в своем распоряжении маленькие листики из отрывного блокнота, которые потом и утилизировал.
(Конечно, имеются в виду давно минувшие дни. Сегодня лекция — это уже несколько иная форма интерактивного общения со студенческой аудиторией. Когда пару десятилетий тому назад автору привели на лекцию нескольких студентов из Бельгии, по окончании пришлось испытать несколько неприятных мгновений, связанных с характером возникшего у гостей вопроса: «А зачем вы, профессор, так стараетесь, «распинаетесь» — не разумнее ли было заранее распечатать текст вашей лекции, раздать вашим студентам и не мучиться». А ведь вопрос был не дурен!).
Мудрый, и по своему комичный, урок строгого выполнения обещаний однажды преподал автору-аспиранту профессор Дмитревский. Будучи стесненным в движениях инвалидом, он обратился как-то с просьбой закупить для него в магазине некоторые продукты и заодно приобрести бутылку сухого красного вина. Эта просьба была нами оперативно и с удовольствием выполнена, но далее нас ожидал «жестокий» сюрприз. Собрав на скорую руку стол и раскупорив принесенную бутылку, профессор поинтересовался, готов ли обещанный нами материал для готовившегося сборника по линии института Африки АН СССР. Услыхав отрицательный ответ, Юрий Дмитриевич, заметил: «Ну что ж, в таком случае пить вино мы не имеем морального права, а так хотелось. И виноваты в этом вы, сударь». Можно, конечно, улыбнуться по этому поводу, но благодаря этому, казалось бы, «антипедагогическому» приему, автор стал гораздо строже относиться к своим обещаниям.
