Это был тот случай, когда мера своей бестолковости была осознана в полной мере.
49. «РАЗНОТРАВЬЯ ДУХ ХМЕЛЬНОЙ»
Подвластен ли читателю смысл выражения «табунная толока Войска Донского»^ Боюсь, что и автору баек он был бы в диковину, не случись провести ему детство и «туманную юность» в Донбассе, практически в районе того самого аэропорта, где сошлись сегодня в страшной «сече» братья, подстрекаемые не какой-нибудь там «пьяной толпой», а «геополитическим дядюшкой Сэмом».
Речь идет о знаменитом заповеднике «Хомутовская степь», расположенном примерно в 100 км в сторону Мариуполя, на площади более тысячи га, в пределах волнистой Приазовской равнины, куда нас еще школьниками возили на экскурсии. В далеком прошлом эта степь служила той самой «табунной толокой Войска Донского», где выпасался только конский молодняк и станичные жеребцы-производители — краса и гордость векового уклада казачьей жизни. А в остальное время — какие бы недороды, суховеи и пыльные бури ни обрушивались на Донщину, в этих краях ни пахать под хлеб, ни косить трав, ни выпасать скотину не позволялось никому. Это была запретная зона землепользования донского казачества.
Именно сюда, в Хомутовскую степь, мы, руководители группы студентов-географов «просились» у географа «всея Донбасса» — Ярослава Ивановича Бондаренко, несколько часов кряду гоняя «блиц» в шахматы в его донецкой квартире. Хозяин, кандидат в мастера, был в ударе, куражился, ставя себе всего лишь одну минуту на партию, оставляя автору баек целых три. Будучи чрезвычайно остроумнейшим человеком, он, возможно, предчувствуя свою болезнь, затеял разговор на грустную тему, выразившись в том духе, что у нас, дескать, чтобы к тебе хорошо относились, надо умереть — тогда все начинают страдать, все становятся твоим закадычными друзьями. Мы с коллегой — Виктором Георгиевичем Мосиным невольно улыбнулись.
— И как живется бывшему дончанину в городе царей! — вдруг, по ходу игры поинтересовался Ярослав Иванович! (Кстати, именно в Донецке, на наш вопрос одному африканскому студенту из Ботсваны, чем занимаются его родители, последовал нестандартный ответ: «Мой папа — царь». Вероятно, отец был вождем племени).
— /\а неплохо живется — ответил. — Публика приветливая, так что умирать пока не планируем. К толу же на местных кладбищах уровень грунтовых вод очень высок, иногда даже в воду опускают — пришлось несколько сгустить краски.
— Все вам не угодишь! На кладбище — сыро, а в крематории — жарко. Ну, какая вам разница? Для сваренного рака все худшее позади! — И далее: — Мат, ударь!
Прошло немало времени с тех советских пор, но этот прикольный диалог из нашей памяти не стерся, да его и стереть нельзя. Будучи уже тяжело больным, Ярослав Иванович неизменно подписывал свои поздравительные открытки словами: «С инсульт приветом». Ну что здесь можно сказать? Вечная память хорошему человеку.
Именно благодаря Ярославу Ивановичу, воспользовавшемуся личным знакомством с директором заповедника, нам со студентами удалось совершить незабываемую поездку в Хомутовскую степь, этот уникальный кусочек целины, которой никогда не касались плуг и лопата (где, как говорится в одном стихотворении местного поэта: {(Воздух свежего дыханья // Разнотравья дух хмельной.. .'у Ощущение вечности, охватывающее при посещении огромного сохранившегося массива первозданной степи, которого никогда не касался плуг (хочется в это верить!) и на котором уже многие десятилетия не выпасался скот и не проводилась косовица — трудно передать словами. Хомутовская степь (названная в честь донского атамана Михаила Григорьевича Хомутова), по справедливости, занесена в список природных памятников ЮНЕСКО.
Вообще-то, согласно действовавшему законодательству экскурсии по территории природных заповедников были запрещены, и то обстоятельство, что нашу группу просвещал сам директор заповедника Леонид Петровки Мордатенко, нам очень льстило. Студенты не только уразумели, что «заповедник служит природным эталоном для изучения почв, флоры, фауны, установления оптимальных условий для сохранения ксеротического варианта разнотравно-типчаково-ковыльных степей Приазовья», но и собственными глазами увидели редкие и эндемичные растения (часть которых занесены в Красную Книгу). Очень обаятельный, знающий и увлеченный своим делом директор, на хорошем украинском языке (не на суржике) доходчиво поведал о своем хозяйстве, особенно о разнообразных травах ((.рослынкаху), их лекарственной и «знахарском» роли в делах «приворота-отворота», о пернатом мире, о сезонных изменениях степи, о «каменных бабах», оставленных неизвестными скульпторами тысячи лет назад, и т. д.
Но главный сюрприз ждал группу в самом конце. Хозяйка заповедника (супруга директора) угостила ленинградских гостей вареными раками и преподнесла огромное «корыто» вареников с вишнями, вкус которых, равно как и «разнотравья дух хмельной», запомнился гостям на всю жизнь.
50. КТО ТАКИЕ «МАТРАСНИКИ»?
Не станем томить читателя с ответом на поставленный вопрос: «матрасниками» в советские времена в курортной причерноморской зоне презрительно называли отдыхающих здесь «дикарей», плескавшихся и загоравших в дневное время суток на надувных матрасах, а ночами дрыхнувших опять-таки на них «родимых», притом нередко — чуть ли не в кустах. Как говорится: дешево и сердито. Местная публика недолюбливала матрасников, не без оснований ассоциируя их с «голодранцами», крайне неохотно пускала на «постой» и часто вообще игнорировала их просьбы. Действительно, что с них возьмешь?
Поэтому, когда однажды в Ялте автор вместе с двумя студентами, попытался остановить машину с «шашечками» с тем, чтобы добраться до близлежащей деревни Васильевка, где мы традиционно «квартировали в местной школе, (селение, кстати, расположено на возвышении 200—300 м над уровнем моря), таксист, видимо, испугавшись наших неподъемных рюкзаков, бросил:
— М мы матрасников не катаем — топайте пешком!
Ах, слышал бы он, какая мухоморная пена проклятий посыпалась ему вслед от студентов, да и мне самому, честно говоря, хотелось вмазать этому «гусю» в башню пару «маслин» из табельного оружия. Но где ж его было взять?
Вообще, дихотомия «учебная практика — загар студентов» всегда служила предметом острой полемики между начальством учебного заведения (особенно — главбухом) и руководством факультета, поскольку загар для некоторых прочно связывался с отдыхом. То, что поездка студентов на Памир для некоторых из них иногда заканчивалась даже ожогами, главбуху было невдомек. Откуда ему было знать, что в горах при подъеме на каждые 100 м интенсивность ультрафиолетового излучения возрастает на 3^4%, причем главным образом за счет жесткого излучения. Поэтому, горное солнце очень опасно для кожи, и несмотря на предупреждения, некоторые самонадеянные студенты «обжигаются» и затем горько сожалеют об этом.
Помнится, одну студентку сразу по возвращении в Ленинград ждал столь желанный дворец бракосочетаний, но получив по своей глупости ожоги лица, она почти четыре дня в поезде Душанбе-Москва заливалась горючими слезами, опасаясь встречи с женихом и стесняясь предстоящей процедуры во дворце, так как «лик» ее, напоминавший «печеное яблоко», был действительно ужасен. Кажется, руководители практики тогда ей здорово помогли, по большому блату отсрочив на два месяца дату регистрации брака и посоветовав ей встретить жениха в маске.
Лично у автора на вооружении был один «секретный» метод, по которому с высокой степенью надежности удавалось определить степень усердия студентов, как на ближней, так и на дальней полевой практиках. Если кто из них приобретал хороший бронзовый загар, то ничего крамольного в этом, разумеется, не было. «Крамола» усматривалась лишь в том случае, если загар равномерно распространялся и на подбородок— с очень высокой степенью вероятности это означало, что перед вами лентяй, «пузочес», много загоравший в лежачем положении и практически не принимавший участия ни в сборе материала по заданной теме, ни в написании отчета.
