Второй сюжет еще более комичен, но с несколько иным «креном». После внезапного краха политической карьеры члена Политбюро КПСС Григория Васильевича Романова (в схватке роковой он был повержен Горбачевым), его портрет, красовавшийся на одном из зданий вблизи Смольного, было решено срочно заменить новым партийным небожителем (кажется, Зайковым?). Операцию было поручено осуществить известному ленинградскому художнику М. Д, имевшему соответствующую лицензию на художественное воспроизведение партийных функционеров.
Желая максимально упростить дело, живописец, который был приподнят на соответствующую высоту в свисавшейся с крыши «люльке», решил просто затушевать голову Григорию Васильевичу и написать свежую физиономию — ведь пиджаки у всех партийных бонз были практически неотличимы. Кистью была замалевана лишь звезда Героя Социалистического Труда, которой «новобранец» пока еще не удостоился на тот момент. Декорум был соблюден — и это главное.
Но, случилось нечто ужасно-кошмарное: на следующее утро в лучах яркого солнца звезда на портрете небожителя предательски воссияла своим немеркнущим светом. (Как тут не вспомнить обильно замироточившую Икону Божией Матери «Умягчение злых сердец», находящуюся на аналое в Храме Христа Спасителя, при избрании 16-го Патриарха Московского и всея Руси). Находившегося подшофе после завершения выгодного заказа живописца буквально стащили с постели — изрядно струхнувшего и плохо соображавшего его погрузили обратно в «люльку» с тем, чтобы он «погасил» неожиданно вспыхнувшую звезду. На этот раз операция прошла успешно.
По дошедшим до нас слухам, осведомленные об этой истории товарищи, тогда надорвали животы от смеха. В печали оставался художник в ожидании оргвыводов.
Хотя, по-нашему, так Смольный обязан был не поскупиться и выписать премии обоим догадливым рационализаторам.
41. ЭХ, ХОРОШО ЖИТЬ НА УЛИЦЕ СВОЕГО ИМЕНИ!
Эта весьма забавная и явно авантюрная история, относится к восьмидесятым-девяностым годам, и живы кристально честные свидетели, готовые подтвердить ее невыдуманность, притом, за «просто так».
События развивались для кого-то смешно, для кого-то ужасно. Многие годы автор и его домочадцы жили-поживали на ул. III Интернационала в Санкт-Петербурге, и особенно не утруждали себя думами о далеко не славной истории Коминтерна, пытавшегося в течение десятилетий «раздувать пожар мировой социалистической революции» (заметим: на средства полуголодного отечества!). Брожение в умах началось после упокоения в начале 80-х великого ...нет, не человека, а, «гомункулуса» XX века — Михаила Андреевича Суслова, когда городским властям вдруг взбрендило в голову от имени «благодарных» ленинградцев увековечить его «бессмертное» имя. Самое неприятное в этой истории состояло в том, что это было решено сделать (о Господи!) за счет нашей улицы.
Жителей обуял тихий ужас. Откровенно говоря, нам не пришлось встретить в жизни ни одного человека, кто бы испытывал положительные чувства к «серому кардиналу» — второму после Брежнева лицу в партии и государстве, отвечавшему за работу средств массовой информации, цензуру, культуру, искусство, высшее образование и школу, за идеологическую подкованность и моральную устойчивость каждого из нас. Это еще что? Михаил Андреевич, не «стесняясь», отдавал приказы о взрывах кафедральных соборов и депортации народов, организовывал гонения на демократически настроенную интеллигенцию, изгнание Солженицына, ссылку Сахарова и т. п. Особое негодование у осведомленной части народа вызывало его маниакальное стремление заткнуть рот Высоцкому, как «вредному и опасному товарищу».
Конечно, вряд ли у III Интернационала «грехов» было меньше, чем у того же Суслова, но именно последний ассоциировался у нас с сонмом партийных самодуров, усердно «поливавших великодержавным дезодорантом пропотевший зипун» страны Советов, уже катившейся в тартары и остро нуждавшейся в реформах. Складывалась парадоксальная ситуация, когда надо было отстаивать прежнее, весьма сомнительное название улицы (III Интернационала) и всячески противиться ее переименованию в пользу Суслова.
Но, кто ж не знает, что отстаивать любую, даже праведную позицию в условиях властного единоначалия может только наивный идиот (как говорится, спорить с начальством — все равно, что мочиться в штаны на морозе — приятно только первые пять минут). Собранная в едином порыве разъяренных жителей петиция к властям города осталась и вовсе незамеченной, и вскоре улица официально приобрела распрекрасное название «проспект Суслова». Кроме чувства омерзения, в нем, по мнению некоторых, содержался элемент даже некого благозвучия — дескать, уже проспект, а не улица! (Кстати говоря, спустя годы у автора объявился очаровательный коллега — профессор Суслов, и если бы это произошло несколько раньше, кто знает, может быть, градус неприязни к его однофамильцу был меньше?).
Новый всплеск эмоций пришелся на ... привинчивание мемориальной доски в честь партийного вурдалака. Кажись, Талейран изрек примерно следующее: не следуй первому чувству — оно искреннее, а потому глупое. Так вот, первой реакцией было поручить сыну Игорю вместе с его другом Димой под видом строительных рабочих прийти в сумерках со складной лестницей и отвинтить, на хрен, злосчастную доску, а затем раздробить или смять в укромном месте с помощью обыкновенной кувалды. Но охлажденное здравомыслие подсказывало: не суйся в эту опасную авантюру — она чревата последствиями и, паче чаяния, приведет к уголовной статье, не говоря уже о подставе собственного ребенка. Этого нам только не хватало!
Мимолетную радость жителям доставило поразительное головотяпство градоначальников: мемориальную доску сгоряча «присобачили» к дому на углу с проспектом Ветеранов, а это здание, как оказалось, вообще не принадлежало проспекту Суслова. Вышел неприятный для городской власти конфуз. На наше достаточно едкое письмо по этому поводу пришлось ответить самой заместительнице председателя Ленгорисполкома N, притом лично по телефону— это было неслыханное дело! Извинившись за досадное головотяпство и поблагодарив за «чуткость» и «небезразличие», она заметила, что вот некий гражданин, тоже член партии, жаловался как-то «не по делу», так ему так всыпали по пятое число, что него навеки отпала охота писать жалобы. Такой был изысканный намек «оглоблей». Ну, а я, дескать, прав, но должен, видимо, кое о чем задуматься.
Есть у Пушкина прелестное выражение: «чином от ума избавлен». Так вот властные «чины» продолжали гнуть свою поганую линию, и, как выражается сегодня молодежь, «лохматить бабушку». Ради мемориальной доски, прикрепленной растяпами на чужой дом, было решено соединить два дома в одно строение, создав для жителей уже не ментальное, а вполне реальное неудобство, связанное с фактическим изменением их собственного адреса (прежде всего, сменой номера квартиры). Читатель, особенно возрастной, согласиться, что изменение адреса, особенно в то время, когда письма были, чуть ли не единственным способом поддержания контактов с родственниками и друзьями за пределами родного города, было настоящей катастрофой. Хотелось взять в руки ружье, но его не было...
На этом первый акт нашей байки подошел к концу, но ее залихватское название обязано событиям, развернувшимся вокруг проспекта с неприличным названием уже после того, как грянули роковые девяностые, пришла эпоха малиновых пиджаков, ваучеров, финансовых пирамид, в которой Михаилу Андреевичу уже не находилось места. Развернулась кампания по новому переименованию улиц, и, слава Богу, что это случилось тогда — иначе проспект Суслова, чего доброго, мог быть назван в честь Чубайса, Семибанкирщины или даже Васьки Шандыбина.
Вот тут-то нам и пришла в голову феноменальная идея — предложить топонимической комиссии Петербурга свежее, лишенное всякого идеологического подтекста, название проспекта. На советских картах города нетрудно было обнаружить остров Гладкий, находившийся у Угольной гавани (сейчас протока, отделявшая остров, кажется, засыпана, и остров утратил свою «идентичность»). Если провести перспективу от проспекта Суслова к заливу и немного напрячь воображение, то можно было утверждать, что он как бы «упирался» в остров Гладкий. Именно этот аргумент был предложен члену топонимической комиссии профессору Файбусовичу Эрнесту Львовичу для продвижения нашей идеи о переименовании проспекта Суслова в Гладкий проспект. Время «малиновых пиджаков» требовало каких-то компенсаций, поэтому членам комиссии в качестве вознаграждения был гарантированно пообещан целый ящик .. .коньяка.
