Вспоминается и другая история, в которой в неприглядном свете выглядели уже наставники юношества. Она связана с одним из наших аспирантов, который еще в советское время на предложение позвонить по университетскому телефону в родной город маме и жене, неожиданно произнес следующее:

— Извините меня, профессор, боюсь показаться дерзким, но за государственный счет я разговаривать не буду даже с родными.

Признаться, автор был ошарашен этим прямолинейным, но, безусловно, политически и нравственно взвешенным ответом юноши. Профессор Соколов, с которым пришлось поделиться этой удивительной новостью, грубо заметил:

— Откуда вы только берете таких сумасшедших аспирантов? — на что, критически проанализировав свое поведение, пришлось ответить следующим образом:

— А. вам, коллега, не приходит в голову, что сумасшедшими являемся как раз мы с вами, которые привыкли за гоударственный счет безнаказанно трендеть когда угодно и с кем попало?

(В этой связи вспомнилась и такая прикольная история. В мерзкие годы начала 90-х, проводя вечерние занятия в институте экономики и финансов, автор решил пообщаться по служебному телефону с дочерью, находившейся в штате Нью-Джерси. Общение заняло около часа, и надо было видеть после этого разъяренное лицо профессора Успенского, получившего серьезный «втык» от главного бухгалтера учебного заведения. «Кабы знал этого подлеца-телефониста, вмазал бы ему без раздумий» — горячился заведующий кафедрой. «И правильно бы сделали, но, как говорится, не пойман — не вор» — торжествовал автор, еще не отвыкший тогда за государственный счет трендетъ, пускай и с собственным ребенком).

А как обстоит дело с благодарностью во взаимоотношениях студентов и преподавателей, скажем, в американских университетах? Здесь добродетель «благодарность» менее всего связана с корыстью, с коммерческим «духом» процесса обучения. Она ассоциируется, прежде всего, с корпоративной этикой, с сохранением гордости за свою Alma Mater и т. д. Отношения между преподавателями и студентами не лишены доверительности, но в организации личных контактов строятся на строго академической основе. Подарки профессуре если и имеют место, то лишь от выпускников, то есть, уже после завершения процесса обучения. Например, выпускники университета имени Дж. Вашингтона подарили своей Alma Mater красивые уличные часы и нарядные ворота, а в Джорджтаунском университете существует традиция дарить родному вузу красивые цветущие деревья. А во время обучения, по случаю какой-нибудь торжественной даты, можно устроить публичное «разрезание» огромного праздничного торта и испить с преподавателями кока-колы.

Выторговать же для себя послабления на экзамене за счет подарков может закончиться для студента весьма плачевно, а для профессора и вообще жирным крестом на всей его университетской карьере.

36. ВАШ ПАПА — ГИББОН!

Можно сколько угодно трендеть о том, что у нас «болонский процесс», наконец-то, «пошел» (почти по Горбачеву), но остаются реалии, которые подтверждают ранее высказывавшиеся нами мысли, что все это лишь жалкая бахрома на «пропотевшем зипуне» российской системы образования или «пятое колесо» в телеге. Функциональная задача «болони» сегодня одна — всячески тормозить эту телегу, везущую, между прочим, на себе экономику. В результате, в стране не умеют шить штанов, сколачивать табуреток, готовить лекарств, не говоря уже о высоких технологиях. Далеко не все граждане ведают о том, что в безземельной Японии в 90-е годы производилось всемеро больше молочных продуктов и в тринадцать раз больше бумаги, чем в нашей стране... Фантастика, да и только!

Убогие библиотеки с отвратительной планировочной инфраструктурой (включая флагманские университеты), отсутствие у преподавателей не только рабочих офисов, компьютеров, телефонов, но, в ряде случаев, даже рабочих столов, 800-часовая учебная нагрузка профессора (в США — около 250), нищенская заработная плата (не мифическая средняя по ловко придуманной сверху системе, а зарплата конкретного доцента Иванова), бумажная бюрократическая «круговерть», не говоря уже об отсутствии всякой мотивации к учебе у доброй половины студенческой братии — все это не прибавляет оптимизма тем, кто, по настоящему, радеет за оздоровление системы.

Увы, пока не дано, и мы знаем почему... Но, будем руководствоваться мудрым принципом историографа гр. А. К. Толстого: <<Ходить бывает склизко // По камешкам иным. I/O том, что было близко, / / Мм лучше умолчим». Как говаривал вор в законе Ручников (он же артист Евстигнеев): «Здоровей буду».

Но, не об этом сейчас речь. Не только условия деятельности, но и манера поведения, как студентов, так и университетских преподавателей в России и на Западе различаются как день и ночь. Помнится, едва ли не на следующий день моей профессорской карьеры в США, в офис явился двухметровый студент-акселерат (как потом выяснилось, не «балбес», а просто, как у нас говорят, «дубина стоеросовая»), притом «джуниор», то есть, третий и четвертый годы обучения, и, водрузив прямо перед моим носом свои длиннющие ноги на журнальный столик, стал вести душеспасительную беседу. У них это называется: непринужденность, раскованность, демократия — у нас же за подобную «выходку», наверняка, тотчас же «сгноили» бы беднягу.

Главное отличие от российских студентов, во что трудно поверить — полное отсутствие подсказок, учиться должен каждый сам. Конкуренция чуть ли не с «ночного горшка»: сегодня он у меня спишет, а завтра станет моим начальником? Нет, этому не бывать! Это при всем притом, что в университетах процветает студенческое самоуправление, сообща решаются различные житейские проблемы, действуют объединения юношей — «братства» (fraternities) и девушек — «сестричества» (sororities).

На всех формах занятий поощряется дух дискуссии, стремление защитить собственное мнение, даже когда оно кардинально расходится с мнением преподавателя. Один коллега — профессор из Польши, имел неосторожность поставить отсутствовавшему студенту (скорее, из жалости, поскольку тот едва успевал на похороны собственной бабушки) отличную оценку, за что был тут же серьезно наказан, «благодаря» тому же студенту! Последний «накатал телегу» президенту университета на профессора, дескать, унизившего его в глазах остальных студентов и обидевшего до глубины души. Вот так бывает!

Очень интересно: нашелся ли в России хоть один студент, который опротестовал бы отличную оценку, независимо от того, каким образом она получена? В этом есть сомнение.

Процесс учебы строго регламентирован. Темы лекций, даты их проведения известны чуть ли не зав год вперед. Оценки базируются, исходя из участия студентов в аудиторных занятиях (особенно, в дискуссиях), принимаются во внимание результаты так называемых промежуточных тестов и проверочных работ (quizzes) на базе изученного материала, студенческих исследований и лабораторных отчетов. Сама система «демократизирует» и студентов и преподавателей, хотя чувствуется определенная дистанция между ними. Демонстрация нарядов, «пижонство» в одежде считается неприличным — как правило, никаких пиджачных пар с жилетами и галстуками (только в торжественных случаях!), и это так контрастирует с нашей университетской и академической манерой одеваться. Простота в одежде касается и студентов, независимо от их финансового положения, одевающихся недорого, но со «вкусом», желательно с университетской символикой.

Все эти «порядки» — результат многолетних традиций, высокой культуры, востребованности специалистов и, конечно, экономического благополучия, когда в любом университете царят культ познания и культ работы. Если этого нет— имитация образования, «мошенничество» при сдаче зачетов и экзаменов, «бумажная круговерть», невоспитанность студентов и недопустимые «срывы» преподавателей. Кстати о последних.

...Группа студентов сдавала зачет по географии зарубежных стран профессору Соколову, манера поведения которого, как известно, даже близко не соответствовала этикету, принятому в тех же США. Ткнув деревянной указкой в одну из стран Тропической Африки, он попросил студентку 4-го курса идентифицировать эту страну, заодно назвав ее столицу. Но не тут было! Элементарный вопрос, ответ на который способны дать многие десятиклассники, поставил беднягу в крайнее затруднение. Изобразив страдальческую гримасу, вошедшая в ступор девушка с надеждой обводила взглядом своих товарищей.