Марк стоял среди величаво раскинувшихся вековых сосен в парке старинного кладбища города Метчгорода и смотрел, как работники кладбища, используя специализированную систему подъема-спуска, погружают в землю красивый, но бесчувственный ящик с телом его дедушки.

Весна выдалась переменчивая. Пробивающееся сквозь тучи солнце без устали боролось с противным мокрым снегом, который то начинал валить, то прекращал, заставляя постоянно метаться в мыслях, что надеть.

Молодой человек был убежден, что мужчины не плачут, поэтому всеми силами сдерживал стремившиеся вырваться наружу слезы. Гроб опустили на дно могилы и начали забрасывать землей. Марк загреб ладонью шепотку тяжелого коричневого грунта и бросил в яму сверху. Глубоко вздохнув, он отошел к дальнему дереву и встал, прижавшись к нему плечом пиджака.

Тихими шагами к молодому человеку подошла мама. Женщина лет пятидесяти невысокого роста и плотного телосложения с крашенными каштановыми волосами, завитыми в крупные локоны, встала за его спиной и положила руку на плечо.

– Испортишь пиджак смолой, – сказала она.

– Да разве это имеет значение? – спросил Марк, покосившись на руку мамы, затем взял ее в свою ладонь, на секунду прижал к щеке и аккуратно убрал с плеча. – Я хочу побыть один, мам. Не хочу садиться за стол с этой кучей людей и распылаться жаркими речами. Пожалуйста, не иди за мной. Скажи, что мне нездоровится.

– Маркуша, а как же я? Я не хочу, чтобы мой сын не присутствовал на поминках дедушки. Что скажут люди? Вдруг они подумают, что ты его не любил или равнодушен к его смерти? – быстро поговорила женщина.

Марк стиснул зубы. На его лбу отразился морщинистый излом.

– А тебе не все равно? Они в любом случае что-то скажут. Если я буду на поминках, то буду слышать помпезные речи, но ведь дедушку не вернешь этим. Да и где они были, когда он слег? Посмотри, сколько народу! Ни одного из них я не видел возле его кровати, когда он едва соединял слоги в слова и с тяжестью поднимал свои иссохшие от болезни руки, – сказал молодей человек.

– Ты слишком жесток, родной. Ты не думаешь о людях, – сказала мама.

– Я жесток? А кто подумал обо мне? Хоть бы кто-то предложил что-то, что могло бы мне помочь миновать эту тяжесть утраты, – сказал Марк. – Мы организовали хорошие похороны. Впереди гостей ждет хороший стол. Я даже рад, что они соберутся и помянут дедушку, но без меня, мама, я прошу, без меня! У меня сейчас много мыслей, которые перетираются жерновами моего сознания. Я не хотел бы, чтобы меня осыпали вопросами или вовлекали в поверхностные задушевные беседы. Никто не знает, что у меня сейчас происходит в душе. В один миг часть планов из моего будущего перечеркнулась, как будто синими чернилами, и я уже не смогу никогда их осуществить.

– Хорошо, милый, я не буду больше пытаться тебя переубедить, – сказала мама. – Будь осторожен. Я люблю тебя. Позвони мне вечером.

Марк обнял маму и пошел в сторону своего автомобиля. За оградой кладбищенского парка, вблизи от выхода, был припаркован серебристый седан. Молодой человек сел в салон и отправился в неизвестном направлении.

Женщина тем временем вернулась к гостям, некоторые из которых заметили сцену ее общения с Марком и стали интересоваться, куда он ушел. Сославшись на недомогание сына, она перевела тему и пригласила гостей к большому автобусу, чтобы отправиться на поминки.

В детстве маленький Маркуша любил ездить с дедушкой на речку на старом запорожце, чтобы порыбачить. Бабушка наливала в литровую банку чай с молоком и сахаром, заворачивала в газету овощи и вареные яйца, хлеб и девала им с собой на перекус. Аппетит на природе просыпался зверский, поэтому все приготовленное бабушкой улетало в первые два часа.

Дедушка у Марка всю жизнь проработал на железной дороге и пошел на пенсию по старости. Почти сразу у него появился долгожданный внук, и этот сорванец стал забирать все свободное время.

– Сейчас всю рыбу распугаешь! – говорил дед мальчику, когда тот кидал плоские камни в воду и издавал восторженный писк, когда камень несколько раз отскакивал от зеркальной поверхности. – Вот, иди, дам тебе удочку, будешь рыбачить.

Дедушка нанизал на крючок приманку, показал, как держать удочку, и маленький Марк начинал рыбачить.

– Аааа, смотри, дед, клюет!!! – кричал мальчик. – Как тянет сильно!!! Вот это рыбища!!!

После дедушкиного рывка выяснялось, что никакая там ни рыба, а водоросли, принесенные течением и зацепившиеся за крючок.

– Эй, рыбак! Давай перекусим! А ну-ка доставай, что там бабушка приготовила! – говорил дед, и мальчик бежал к багажнику машины за провизией.

– Дед, а дед? – начинал разговор Маркуша, чистя яйцо от скорлупы.

– Что такое? – спаривал дед, отрываясь от банки с вкусным чаем.

– А ты будешь жить вечно? – задавал всякий раз в поездке один и тот же вопрос мальчик.

– Я же тебе уже отвечал, – сердился дед.

– А я хочу, чтобы еще ответил, – не сдавался Марк.

– Вечно, вечно… Мы с бабушкой завещание написали вечно жить, – говорил дед, отводя глаза в сторону. – А ты что не купаешься? Солнце печет, вода хорошая! Иди, искупнись! Только далеко не заходи!

Так продолжалось каждое лето, пока Марку не исполнилось четырнадцать лет. Учеба стала занимать больше времени, так как мальчик планировал поступать в технический вуз, и нужно было готовиться к сложным экзаменам.

– Поедем на рыбалку? Заехали бы чуть подальше, под яр, порыбачили, – спрашивал всякий раз дед внука при встрече.

– Дед, какая рыбалка?! Мне надо учиться, готовиться к поступлению, а ты про рыбалку! – негодовал Марк, и дед осекался.

Марк отучился в школе, сдал все экзамены на высшие баллы, поступил в технический институт в городе Наукагорске, располагавшемся в шестистах километрах от города Метчгорода, поселился в студенческом кампусе, и стал реже появляться дома.

С годами на дедовой шевелюре стала проступать седина. Пропала былая ловкость и стать. Дыхание стало более тяжелым и сбивчивым.

Звоня бабушке, Марк спрашивал, как дед. На заднем фоне слышался хрип, но пожилая женщина говорила внуку, что все в порядке.

Завершив учебу, молодой человек вернулся в Метчгород, чтобы начать работу в проектно-техническом институте. Работа ему не то, что нравилась, но зато давала стабильность во всех смыслах этого слова: он получал относительно маленькую, но стабильную зарплату, уходил вовремя после работы и не решал ничего нового, занимаясь изо дня в день стандартными задачами.

Когда Марк впервые после возвращения увидел деда, то на лбу молодого человека появилась небольшая испарина. Пожилой мужчина лежал в кровати и вставал лишь только при помощи близких.

– Дед, ты же говорил, что будешь жить вечно? – негодовал внук.

Дед едва двигал губами, протягивая нараспев слова:

– Да, М-а-р-к-у-ш-а, г-о-в-о-р-и-л, но что-то я с-т-а-л с-д-а-в-а-т-ь. Д-у-м-а-е-ш-ь, я у-м-и-р-а-ю?

Марк от злости стал топать ногами и кричать:

– Нет! Нет! Нет! Ты же обещал!

– Маркуша, успокойся, дедушке надо отдыхать, – сказала бабушка и вывела внука из комнаты, где лежал на кровати дед, в кухню.

– Я не понимаю, за что мне это? Ведь он обещал! – негодовал молодой человек.

– Такова жизнь, дорогой, – сказала бабушка и поцеловала внука в затылок.

Диагностировав запущенное онкологическое заболевание, врачи заверяли Марка и его семью, что дедушке остается жить пару-тройку недель. Они предлагали определить пожилого мужчину в хоспис, чтобы там он мог достойно и безболезненно завершить свой жизненный путь, но семья Марка от этого предложения отказалась, предпочтя домашний уход. Дедушка прожил еще девять месяцев, которые стали самым ценным и важным временем для всех.

Марк бесцельно колесил по городу на своем автомобиле, сворачивая с одной улицы на другую. Он то громко кричал от душевной боли, то плакал, не в состоянии смириться со смертью деда и чувствуя себя обманутым. Молодой человек испытывал одновременно и скорбь, и негодование, и стыд, что, будучи таким взрослым, он продолжал верить в то, что дедушка будет жить вечно.