Люсенька. Сидишь потом – пунцовая вся…

Петров. Внимание! «Автопокрышка»!

Башмаков. О, господи!

Входит Бутулов. Под мышкой – папка. Тоскливые глаза, неуверенные движения. Поздоровавшись со всеми, проходит к Дусе.

Бутулов. Товарищ Лалаев у себя?

Дуся. Занят очень.

Бутулов. Так что же мне делать?

Дуся. Ехали б вы, Бутулов, домой. Вас, наверно, семья заждалась.

Бутулов. Как же мне ехать? С пустыми руками… Я завтра приду.

Дуся. Он занят будет. Обратитесь к Ивану Прокофьичу.

Бутулов. Так обращался. Сколько раз.

Башмаков. И каждый раз я вам разъяснял. Вот ведь какой пошел народ. Бывало, является в учреждение командированный человек, – он понимает свое место. Только и думает, как создать благоприятное впечатление.

Бутулов. Вот дождетесь, что отберут неосвоенную резину. Я завтра приду. (Уходит.)

Дуся. Больной человек.

Башмаков. Видели, уже угрожает.

Метлахов. Не так, ветеранушко, говорил. Блеска нет.

Башмаков. Блеск по вашей части. Я не чистильщик – блеск наводить. Еще говорят, – не все то золото…

Метлахов. Да вы не злитесь, я – от души! Углы! Одни углы выпирают. Ни политуры, ни политеса. Тридцатилетней давности стиль.

Башмаков. Какой уж есть. Стар подновляться. Слава богу, тридцать лет на резине. И слава богу, – еще тяну.

Метлахов. Резину.

Башмаков. Не резину, а лямку. До пенсии дотяну и уйду.

Метлахов. Поймите, определенность груба. Служить – занятие целомудренное. Это ваша прямая обязанность – всякую выпуклость сделать вогнутостью.

Люсенька. Он!

Метлахов. Вас, Люсенька, не касается. Равно, как и Марианны Маратовны. И прочих дам.

Грудкова. О, какой…

Метлахов (Люсеньке). Вот эта замшевая женщина вам на досуге все объяснит.

Грудкова. Циник.

Метлахов. Скажите лучше – прагматик.

Люсенька. С ума сойти.

Метлахов (доволен). Я – реалист.

Грудкова. Вы человек опасный.

Метлахов (он счастлив). Возможно.

Башмаков (хрипит). Где мягко стелют…

Метлахов. Там мягко спать. Ваши пословицы и поговорки также нуждаются в пересмотре. Посетитель должен уйти неудовлетворенный, но довольный.

Башмаков. Забалуешь, так и сядут на голову.

Метлахов. Значит, такая уж голова. На то и дана, чтоб на ней сидели.

Огарков. А если «Автопокрышка» права? Действительно, отберут резину?

Метлахов. А кто ее отберет? Пиночет? Наше родимое государство. Будет нужно ему – отберет. А вам лишних движений не нужно. На службе необходима грация. Служба не терпит инстинктов, импульсов и следованья порывам души. Есть формулы, выстраданные поколеньями! Подработать, принять за основу, разобраться, согласовать.

Башмаков (негромко вздыхая). Богатая речь.

Огарков. Значит, вы отрицаете какой-либо творческий подход?

Башмаков (хрипло). В инструкцию почаще заглядывай. Там что ни слово, то бриллиант.

Метлахов. Творишь, а инспекция уже едет. А «ТУ-134» летит. А поезд несется, а рельсы вьются, а колеса стучат. Тук-тук.

Башмаков. Сидел бы уж ты, Огарков, тихо. Если природою не дано.

Огарков пожимает плечами.

Грудкова. Метлахов, вы далеко пойдете.

Метлахов (с досадой, негромко). Знаете, я умею ждать, – но, черт побери, почему уже год вакантно место его заместителя? (Кивает на кабинет.)

Грудкова. Не нервничайте, оно не уйдет.

Метлахов. Скоро первое сентября. Увидите, отберут единицу.

Огарков (поднимает голову). А кто ее отберет? Пиночет? Не понимаю, что вас тревожит.

Метлахов (задет). Не вмешивайтесь в чужой разговор. (С усмешкой.) Татьяна Гурьевна вас искала. Вы еще не внесли червончик.

Огарков. На что?

Метлахов. Как вам нравится? Он забыл.

Грудкова (качая головой). Завтра в обеденный перерыв мы поздравляем Аркадия Павловича.

Огарков. Ладно.

Башмаков. Ты одолженья не делай. (Вздыхает.) Наказанье…

Метлахов. Женщины, слушайте… (Понижает голос.)

Люсенька. Бесстыдник!

Метлахов. …пожар, сирены, хаос и голос из шкафа: «Спасайте мебель!»

В кабинете неожиданно просыпается Лалаев. Звонит. Входит Дуся.

Лалаев. Марианну Маратовну ко мне! Дыбеев звонил?

Дуся. Звонил. Приедут. (Выходя.) Марианна Маратовна! К Аркадию Павловичу!..

Грудкова поправляет прическу и входит в кабинет.

Лалаев. Сядьте, Марианна Маратовна. Не хочу смотреть на вас снизу вверх, подобно всем остальным мужчинам.

Грудкова. Как он баюкает… Бармалей… А женщина слушает и гибнет.

Лалаев. Завтра полвека. Пятьдесят. Полстолетия. Даже страшно.

Грудкова. О, я давно уже вас поняла. Вас пожалей, а там и бездна…

Лалаев. Вот что, умнейшая в мире женщина. Хочу посоветоваться. Я уже знаю, что завтра, в обеденный перерыв тут собираются отмечать эту мучительную дату.

Грудкова. Ну ничто от него не укроется.

Лалаев. Нужно ли это?

Грудкова. Немного братания ни в коей мере не повредит.

Лалаев. Но вот что меня несколько жмет. Я знаю, с людей собирают деньги.

Грудкова. На подарки.

Лалаев. Нехорошо.

Грудкова (мягко). Не разорятся.

Лалаев. Я понимаю. Но все-таки… На мой юбилей…

Грудкова. Аркадий Павлович, ваш юбилей вовсе не ваше личное дело.

Лалаев. Я понимаю, это нужно. Это сплачивает людей. Но все-таки… Могут не то подумать…

Грудкова. Если это вас так волнует, обратимся к общественному мнению.

Лалаев (берет трубку). Дуся. Татьяну Гурьевну. Быстренько.

Дуся (в трубку). Татьяна Гурьевна. К Аркадию Павловичу.

Лалаев. Ясность, ясность. Всегда и во всем.

Появляется Татьяна Гурьевна Карпонос. Полноватая дама лет сорока пяти. Она проходит большую комнату, мимо занятых своими делами сотрудников и входит в кабинет.

Татьяна Гурьевна, я узнал, что завтра в обеденный перерыв объединение хочет отметить мой юбилей…

Карпонос (держится с достоинством). Есть такое намерение.

Лалаев. Прошу вас нелицеприятно сказать, как смотрит на это общественное мнение?

Карпонос. Всецело поддерживает.

Лалаев. Нет ли протестов?

Карпонос. Протестов нет и не может быть.

Лалаев. Но вот что меня несколько жмет. То, что с людей собирают деньги. Не вызовут ли подобные действия нежелательный резонанс?

Карпонос. Да кто же разрешит кривотолки?

Лалаев. Представьте, что вдруг поползет слушок: какие-то, мол, поборы… И прочее…

Карпонос. Да кто ж позволит? Нет, извините. За это мы можем дать по рукам. Вот еще новости… «поборы»… Это вполне стихийный порыв. Другое дело, что этот порыв мы приветствуем и ему придаем испытанные организационные формы. Так что уж ваша щепетильность в данном случае – ни к чему.

Грудкова. Тем более что к вам не пристанет. Вы у нас – как жена Цезаря.

Лалаев. Вы так считаете?

Грудкова. Безусловно.

Лалаев. И все ж, если б это мероприятие не имело общественного значения, я бы его не допустил.