– Приятно, что это?
– Это всего лишь намыленный мох.
Эрганлавдий внимательно рассмотрел её приспособление к мытью.
– Интересная идея, – понюхал. – И пахнет неплохо.
– Я подумала, это лучше чем ничего. И кстати, ваши мыловары могут добавлять мох с вершин скал при варке мыла. Там он не такой вонючий, как в низине, и можно создать даже некий аромат.
– Хорошо, я прикажу им. А чем ты так приятно пахнешь?
– Благовонием из приданого.
– Великолепный запах. Помоги мне вымыть голову.
Ликорис кивнула. В комнату постучались.
– Вносите, – крикнула, и слуги бегом поставив вёдра, ретировались. Она зачерпнула тяжёлым обсидиановым ковшом тёплую воду и, полив его голову, тщательно намылила, помассировала и смыла. Паук встал, и только вороница хотела смущённо отойти, как он схватил её за руку, что она чуть не упала в ванну и, приложив к члену, ухмыльнулся.
– Его тоже намыль.
Она повторила все те же манипуляции, что и с головой и густо покраснела.
Эрганлавдий вышел из ванны, накинул покрывало для вытирания, промокнул тело и, скинув, встал перед ней.
– Иди ко мне.
Ликорис подошла.
Он развязал шнурок пеньюара, отбрасывая его в сторону.
– Я чист и хочу тебя.
– Я готова.
– Поцелуй его.
Вороница замерла, переводя взгляд на быстро увеличивающийся в размерах мужской орган.
– Я хочу этого, ты – моя жена, – его голос стал твёрже, и она склонилась на колени. Он подставил член к губам.
Вороница наклонилась и робко поцеловала.
– Ещё, покрывай поцелуями.
Она продолжила. «Это не противно, пахнет свежестью, и он – мой муж».
– Я должна, я обязана подчиняться, – прошептала, не поняв и сама, что говорит вслух.
Эрганлавдий схватил её и поднял, заглядывая в глаза.
– Ты ничего не обязана делать против своей воли! Ты – благородная вороница. Царевна. Красива, как богиня. Это я должен валяться у твоих ног. Полукровка, не ворон, не паук. Чёрт знает кто и что! Ты хочешь сегодня, чтобы я вошёл в тебя? – его взгляд начал краснеть, а на коже появляться паучья щетина.
– Да…
– Ты говоришь правду? Не в угоду мужу?
– Нет.
– Скажи, что ты хочешь?
Она замерла.
– Говори… – он затряс её за плечи.
– Я хочу почувствовать то, что было тогда, жар, который разлился в моём теле, когда ты был во мне.
Этих слов оказалось для него достаточно. Он поднял её на руки, уложил на постель, отбрасывая гладкое покрывало цвета безлунной ночи, расставил ноги и вошёл, сразу увеличивая амплитуду движений.
– Я так истосковался по тебе, – перевернул её и вошёл в позе сзади, сжимая талию, насаживая на себя ближе и ближе.
– А – а – а, – застонала она впервые и он не смог сдержаться, оргазмировав вместе с ней.
После они лежали на спине и муж поглаживал её плоский живот.
– Почему ты так покорна?
Она молчала.
Он встал над ней на руки.
– Ты готова на всё, даже на то чего не хочешь. Скажи мне, такую покорность тебе внушил брат?
– Я боюсь.
Паук непонимающе приподнял смоляные брови.
– Тебя.
– Что? Почему?
– Я никогда раньше не видела представителей вашего рода. И когда ты там съел лошадь, во мне что–то оборвалось.
Он сел спиной к ней.
– Я такой, какой есть. Но мне не нужен твой страх. Не нужна такая покорность.
– Я не могу полюбить тебя. Слишком мы разные. Мне тяжело видеть тебя пауком.
– Это изменить невозможно, – встал, набросил покрывало и вышел.
– Уберите ванну, – бросил слугам низшего ранга, – а вы принесите жене ларец из снежного обсидиана из моей комнаты, – отдал приказ воинам, стоящим у двери на страже.
Все бегом кинулись исполнять приказ.
В спальню Ликорис внесли ларец и, поставив перед ней, сидящей уже в пеньюаре, поклонились и вышли.
Она открыла и дрожащими пальцами начала доставать изящные украшения: подвески, серьги, кольца, браслеты, бусы из разного обсидиана. «Я даже не представляла, что из такого мрачного камня, можно сделать такие прекрасные вещи. Но почему я содрогаюсь от страха и отвращения, как только вспомню его истинную суть. Он – мой муж и я должна смириться с этим. Он не прекрасный ворон, а страшный паук, и такова моя судьба».
Эрганлавдий пошёл посмотреть, как его пауки складывают землероек в подвал.
– Повелитель, мы ещё собрали сотню касак, куда их? Той же зимой мы обошлись без них, но землероек не хватило и воины голодали.
– Этих мерзких тварей сложите в ящики в крупную соль у задней стены, меньше вони будет. Как доделаете всё, принесите жене самую жирную землеройку.
Пауки поклонились и продолжили складывать пропитание в соль по ящикам.
– Повелитель…
– Что?
– Мордвин ждёт вашего приказа сжечь ваших наложниц.
– Пусть сжигает, – бросил так легко, будто речь шла не о живых существах, делящих с ним много лет ложе.
Воины направились к смотрителю гарему и передали приказ.
Он вместе с другими воинами вытащил кричащих паучих во двор, привязал к столбам, где проводились казни преступников и, облив горючим зельем колдуна, поджёг. Паучихи ревели и отчаянно взывали к милости повелителя, но он всего лишь выглянул в окно, содрогаясь от отвращения. «Вонючие шлюхи».
Ликорис тоже смотрела в окно из своей спальни: жуткое зрелище, огонь пожирал тела паучих, которые часто менялись то в тело полулюдей, то в свою страшную ипостась, раскрывая зубастые пасти в предсмертной агонии.
Когда всё стихло Эрганлавдий направился на любимое озеро. Выполз из замка и пополз в сторону скал, там обогнул его по кругу и погрузился в воду, не меняя своей сути. Проплыл к обсидиановому пауку на дно, снова залюбовавшись. «Почему же ты здесь? Не устаю задаваться этими вопросами. Кто тебя опустил сюда и зачем?» Он собрался уже отплывать, как каменный паук внезапно пошевелился. Эрганлавдий, заметив это, напрягся.
Глаза статуи загорелись алым цветом и, осветив повелителя, рот с острыми зубами открылся и он заговорил:
– Ты грозный и сильный повелитель пауков, но с твоей женитьбой на дочери владыки воронов, его сила от перьев зелья зачатия тебя, пробудилась.
Эрганлавдий опешил, но не мог раскрыть рта, чтобы не захлебнуться, и только сильнее раскрыл глаза.
– Ты двойной оборотень – паук и ворон, в тебе текут две чистые крови, самые сильные из этих кланов, взлетай.
Он не понимал, как взлетать, если никогда таких проявлений в нём не было, и тут обсидиановый паук дунул на него с такой силы, что вокруг закружилась вода, как воронка. Повелителя завертело. Эрганлавдий то сжимался, то расслаблялся, спину пронзило острой болью, да так сильно, что он невольно поднял голову, и его что–то вытолкнуло с неистовой силой вверх. Миг… и из озера вылетел чёрный, огромный, статный ворон высоко в фиолетовое небо или то, что здесь являлось таковым. В этот момент в сердце Ликорис что–то кольнуло, она вздрогнула и по какому–то наитию подошла к окну, распахнула и выглянула. Ещё не было темно, вдали виднелись скалы и лёгкий туман. И тут увидела красавца – ворона плавно летящего вокруг скал, взмахивая могучими крыльями. «Ворон? Здесь! Это невозможно. Кто он?»
Эрганлавдий пролетел над замком и внизу его заметили пауки. Они засуетились, загалдели, собрались в кучу, натянули луки и начали стрелять.
Вороница, увидев их стрелы, не понимая, почему ей так тяжело, перегнулась черед подоконник к ним.
– Стойте! Не надо! Не убивайте его!
Пауки повиновались приказу жены повелителя и убрали луки, однако дюжина стрел всё же попала в цель и ворон начал снижение, а через несколько минут упал во двор. Пауки обступили его, с любопытством разглядывая: огромный ворон, раненый стрелами, истекающий кровью. Ликорис встала на подоконник, расправила крылья и, взлетев, опустился рядом.
– Расступитесь!
Пауки отошли, пропуская её.
– Как ворон мог оказаться здесь?
– Он за вами пришёл?
Она присела рядом, пытаясь узнать его, но не узнавала.
Ворон открыл глаза, они оказались багровыми со светящимися лучами о радужки, как у пауков в момент ярости или возбуждения. Все отпрянули, не понимая, кто это.