Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Но, кажется, Александр Александрович в этом случае ошибся. Женитьба на немалое время остепенила герцога, который дотоле имел плохую репутацию буяна и гуляки, много «шатавшегося» по заграницам и проказившего в Париже. Его мать, великая княгиня Мария Николаевна, имевшая четырёх сыновей, за Евгения особенно переживала. И её письма говорят, что брак с Долли Опочининой её утешил, сын стал вести себя благопристойно. В молодой семье появилась дочка, которую все ласково звали «Долинька»…

А в высшем свете блистательный брак Опочининой у некоторых людей вызвал и откровенную зависть. Так её родственница О. Н. Скобелева откровенно заявляла, что брак её племянницы Долли с Евгением «ей просто невыносим». Она всерьёз рассердилась на обеих племянниц и за глаза, не стесняясь, называла их «противные опочалки».

Ho, впрочем, причина таких неудовольствий вскоре прояснилась. Когда тяжёлая болезнь унесла в могилу графиню Богарне, то её тётушка О. Н. Скобелева приложила все усилия для того, чтобы сблизить овдовевшего герцога со своей дочерью Зинаидой. И преуспела в этих усилиях, герцог своим вторым браком сочетался с Зинаидой.

Но на этот раз в браке любви и согласия не случилось, и Евгений снова загулял и повёл жизнь вполне несерьёзную. Впрочем, это уже не касалось Опочининых, а милая их сердцу «Долинька» (Дарья Евгеньевна) оба своих брака имела с людьми высокого светского положения. Её первый супруг – это князь Лев Михайлович Кочубей, а второй – барон Гревениц, сенатор, директор общей канцелярии министерства финансов, и, кажется, отсюда мы уже можем перейти к портретам подлинных «усадебных людей» Опочининского рода.

Мы полагаем, что среди Опочининых первого такого человека нам следует усмотреть ещё во второй половине XVIII века. И это будет уже явная и несомненная личность мира усадебного – книжного, мечтательного, философического… Мира во многом идеалистического и трудно примиряющегося с реальной российской действительностью. Без сомнения, личность незаурядная, яркая и даже трогательная. Нам пора назвать этого редкостного героя тех дней.

Иван Михайлович Опочинин. Молодой, для своего времени весьма просвещённый помещик жил уединённо, в своей ярославской усадьбе, посвящая свои дни книгам и философическим размышлениям. Большая усадебная библиотека стала его лучшим миром общения, за пределами которого он не находил равного ей разумного и культурного общения. Это добровольное одиночество всё больше уводило его в «страну» идеалистических мечтаний, которая была так несхожа с повседневным бытом соседей-помещиков.

Иван Михайлович всё более отчуждался от их простого и невысокого бытия и всё глубже уходил в печальное философствование о незначительности и неценности современной ему русской жизни. Она становилась для него лишённой надежд на светлое и благородное общение, на возвышенные мысли и деяния. И всю современную ему российскую повседневность он оценивал столь же низко, как совсем не способную благородному человеку дать смысл его существования.

Молодой уездный философ до полной безнадёжности разочаровался в русской реальности и пришёл к полному отрицанию возможности жизни, достойной мыслящего и душевно чувственного человека. А коли так, то для чего же такому человеку эта, с позволения сказать, жизнь? Он совсем не дорожит ею, она для него неценна, более того – тягостна и нелюбезна? Эти прощальные, трагически безнадёжные мысли он доверил своему последнему философическому писанию, предсмертному письму.

В этом письме он отказывает современной ему жизни во всякой благородной значимости и едва не приходит к отрицанию её божественной изначальности. (Не случайно это письмо профессор Е. А. Ермолин назвал «манифестом выношенного философского атеизма»…) Опочинин совершенно отрицает для себя возможность соглашения или хотя бы примирений с такой реальностью. Более того, не желает своего собственного существования в ней, не допускает его продолжения. Единственный предмет, расставание с которым его сокрушает – это усадебная библиотека. Он восклицает: «Друзья мои, книги, на кого я вас оставлю?! Я не вижу людей, которые могли бы понять и оценить вас…»

Этот усадебный затворник, книжник и философ, покончил свою молодую жизнь 7 января 1793 года, не найдя пути из мира книжного в мир житейский. Но… Но чётко обозначив путь многих последующих Опочининых. Тоже книголюбов, тоже мыслителей. Но уже видевших реалистическое применение своих идей и прилагавших старания претворить их в земные добрые дела.

Фёдор Константинович Опочинин. Должно быть, этот замечательный провинциальный просветитель, которого мышкинские земцы с глубоким чувством называли «своим вождём», в роду Опочининых являлся самым ярким воплощением «усадебного человека», обретшего лучшие гражданские чувства и предпринимавшего активные гражданские действия. Мы много раз обращались к рассмотрению его жизненных трудов, а потому сейчас будем краткими и лишь обозначим основные вехи этой весьма примечательной жизни.

…Начиналась она в 1846 году, в семье флигель-адъютанта императора Николая I Константина Федоровича Опочинина и его супруги Веры Ивановны (урождённой Скобелевой). Раннее детство Фёдора прошло в родовой усадьбе Шишкино Мышкинского уезда, а затем следовали учёба в петербургской Ларинской гимназии и Петербургском университете. Не закончив университет, Фёдор Константинович поступает на государственную службу, которую несёт «с усердием и ревностностью» (это отмечают служебные характеристики) и одновременно обращается к общественной гражданской деятельности. Он быстро достигает чина статского советника и звания камер-юнкера Двора его Величества, но всё более интересуется не государственной службой, а общественными и гражданскими делами. С 1870 года он – член Императорского Географического Общества, а с 1674 года – член Императорского Русского Археологического Общества.

В работе этих обществ он принимал активное участие, а в Русском Археологическом Обществе являлся секретарём отделения славяно-русской археологии и принимал практическое участие в её трудах весь мышкинский период своей жизни, который пришёлся на 70-е годы XIX столетия. Особенно яркой стала их вторая половина, когда, возглавив Мышкинское земство, Фёдор Константинович развил широкую деятельность по созданию в уезде сети начальных школ и по открытию первых библиотек. Представление о размахе его работы можно получить из того факта, что к завершению земных трудов Фёдора Константиновича в уезде уже действовали 18 школ и земских училищ. А самую первую школу он открыл на свои средства в своей усадьбе Шишкино ещё в 1870 году. А первой библиотекой, созданной им в Мышкинском уезде, была наша нынешняя районная Опочининская библиотека, ставшая первой в губернии общедоступной научной библиотекой.

Председатель Мирового съезда Мышкинского земства и одновременно предводитель дворянства нашего уезда давал местному обществу прекрасный пример гражданской активности, деятельного участия во всех уездных попечительских обществах и во всех гражданских начинаниях. И его участие в таких трудах не ограничивалось пределами уезда, он также много содействовал и угличским земцам. А возвращался он из Петербурга или из Мышкина в дорогое сердцу гнездо предков и место душевного отдохновения и творческих трудов, в усадьбу Шишкино. Его кабинет сохранял большой архив, включавший богатое собрание писем и иных автографов известных русских деятелей, дневники старших Опочининых, дорожные журналы их путешествий (в том числе и заграничных). Очень многие материалы были связаны с жизнью и службой Константина Фёдоровича Опочинина. И всё это соседствовало со множеством семейных снимков, рисунков, альбомов. Федор Константинович много занимался систематизацией всех этих материалов и начал публикацию документов из своего собрания редких бумаг, делая это и в журнале «Русская старина» и совместно с этим изданием выпуская отдельные сборники редких документальных материалов. Всего он собирался опубликовать до 300 документов. Вот таковы были многообразные труды нового «усадебного человека», Фёдора Константиновича Опочинина, интересы которого красиво и уверенно вышли далеко за пределы усадебного «земного рая» и приняли деятельный гражданский характер. Не случайно в его шишкинском рабочем кабинете стену украшал большой плакат-призыв – «Сейте разумное, доброе, вечное!»

17
{"b":"829612","o":1}