Мне тоже хотелось ее послушать, но сегодня я получила такую физическую и эмоциональную встряску, что на это не было сил. К тому же я была уверена, что усвою гораздо больше от Бена и Кромвеля в грядущие месяцы – настолько больше, что познания Сары уже не пригодятся.

И еще меня заботило, сколько времени понадобится маменьке, чтобы сложить два и два и вычислить Бена.

19

Мысль о том, что Бен, мой Бен, здесь, повергала меня в трепет. Невозможно было сохранять спокойствие, и всю свою безудержную ажитацию я постаралась направить в нужное русло – занялась организацией ужина и раздачей указаний. Такой бурной деятельности я еще никогда не развивала. А наши гости тем временем пили чай с маменькой.

Куры были забиты, ощипаны и выпотрошены стараниями Сони. Мэри-Энн без промедления привела в порядок гостевые комнаты, а я помогла ей натянуть москитные сетки. После этого она вернулась на кухню хлопотать над ужином.

Эсси была здесь единственной, кто мог вместе со мной приготовить комнату в новой хижине, не вызвав шума и пересудов.

Когда мы с ней остановились на пороге, я повернула голову и сказала:

– Это Бен, Эсси. Мой Бен.

Она пристально посмотрела на меня темно-карими глазами с лучиками мелких морщинок у краешков – свидетельством веселого нрава и мудрости, – а потом вдруг прижала подушечку большого пальца к точке у меня между бровями и забормотала что-то, качая головой. Я не спросила, зачем она это сделала и что думала в тот момент. Я никогда не задавала ей лишних вопросов. А она бы и не ответила. Но в этот раз Эсси еще и нанесла на дверь нового жилища Бена какой-то знак, защищающий от злых духов. Меня забавляло их с Квошем пристрастие к манипуляциям с куриной кровью, костями и перьями.

Коттедж приказчика очистили от мышиного помета и паутины, а затем вымыли полы водой с щелоком. К стропилам подвесили пучки розмарина, за которым сбегали дочки Мэри-Энн, и то же самое я попросила сделать в жилище Бена.

После этого я позвала рабов и велела им удостовериться, что с дымоходом в коттедже все в порядке. Они залезли на крышу и пошуровали в трубе длинной палкой. Удивительно, но в очаг из дымохода в результате свалилось лишь одно старое, заброшенное много лет назад птичье гнездо.

На кухне я, сконфуженно улыбаясь Мэри-Энн, позаимствовала среднего размера чугунный котелок – подойдет и в качестве тазика для умывания, и в качестве кувшина. Мысленно я отметила себе, что нужно будет купить еще котелков, тазиков и кувшинов в следующий раз, когда будем в городе. Возможно, отправлю Квоша на рынок на будущей неделе. Бену понадобятся и другие вещи в хозяйстве.

Я вернулась в дом и поднялась в свою комнату помыться и переодеться, разминувшись на лестнице с маменькой. Если она и заподозрила уже, что творится неладное, то не подала виду.

На обратном пути Бена я не заметила, но догадывалась, что он либо все еще на конюшне помогает с лошадьми, либо знакомится с окрестностями под руководством Квоша. Квош также должен был показать ему новый дом. Я не знала, в каких условиях Бен жил на острове Монтсеррат, но надеялась, что ему там было удобно и всего хватало. Так или иначе, в новой хижине было куда просторнее, чем в лачугах на Антигуа.

За ужином, оказавшимся самым скучным и утомительным из тех, на которых мне доводилось присутствовать, пока Джон Лоуренс и Николас Кромвель пытались превзойти друг друга в пустопорожних байках на тему торговли в разных частях света, я могла думать только об одном – удобно ли Бену в его новом жилище, не нуждается ли он в чем-то еще. Не надеется ли он в глубине души, что я все-таки приду поприветствовать его наедине, несмотря на его безмолвное предупреждение? Был ли он так же удивлен, как и я, нашей встрече?

И еще я не могла не думать о том, как Бен изменился внешне. Уверенности ему и раньше было не занимать – он всегда был таким, сколько я его помнила. Но с тех пор как мы виделись в последний раз, мальчик за несколько лет превратился в мужчину. Безусловно, и меня уже нельзя было назвать девочкой, но, честно признаться, я не замечала особых преображений в собственной внешности. Женские свойства проявились у меня довольно рано, и я не думала, что моя фигура и рост еще изменятся.

Бен же изменился до неузнаваемости.

Маменька сегодня определенно была в ударе и живо реагировала на каждое слово гостей, которые старались как могли произвести впечатление.

– Нынче вечером вы кажетесь рассеянной, – шепнул Генри, сидевший по правую руку от меня. – Знаю, разглагольствования моего отца скучны до безумия, хотя половина его россказней – чистый вымысел. Но возможно, вас удручает что-то другое?

– Боюсь, вещи, о которых мне постоянно приходится размышлять, тоже скучны до безумия, – вежливо улыбнулась я. – Прошу прощения за свои манеры, я даже не поинтересовалась, как прошла ваша поездка. Надеюсь, без происшествий?

– Вы верно поняли, это было суровое испытание, Элиза, – усмехнулся Генри и отправил в рот еще кусочек курицы, запеченной с шалфеем.

Я последовала его примеру, тоже не сумев сдержать ухмылку. Все-таки приятно было поболтать с ровесником и вместе осудить старшее поколение за редкостное занудство.

– Стало быть, половина того, что рассказывает ваш отец, не внушает доверия? – поддразнила я Генри.

– Ну, может, и все три четверти.

– Правда? – удивилась я.

– Ладно, не совсем. Думаю, факты отец не перевирает, но приукрасить любит. К примеру, я знаю, что однажды он действительно оказался в плену у индейского вождя, когда пытался заняться торговлей оленьими шкурами.

Тут я даже охнула от изумления.

– Но скальп с него снимать не стали, – продолжал Генри. – Даже не подвесили над кипящим котлом и не угрожали сварить заживо. Вождь просто пригласил его на ужин, затем предложил принять участие в курительной церемонии, а утром отправил восвояси, навьючив оленьими шкурами.

Мы тихо посмеялись над тем, как мистер Лоуренс расписал свои «злоключения».

– Индейцы умеют извлекать пользу из природы, – снова заговорил Генри. – Вы знаете, что они выращивают маис? Когда-нибудь, когда у меня появится своя земля, на ней будут работать индейцы.

Я отпила вина.

– Серьезно? Вы думаете, что достигнете в жизни таких успехов, что сможете платить жалованье наемным работникам? Восхищаюсь вашими честолюбивыми притязаниями. И я уверена, мы можем многому научиться у людей, которые возделывали эти земли задолго до нас.

Действительно, очень достойная цель. Я бы тоже хотела нанимать работников за плату. Если бы плантации Лукасов приносили столько дохода, что можно было бы обойтись без рабского труда… Если бы я могла платить вознаграждение Квошу, и Того, и Эсси… У меня в голове начали сами собой возникать дерзкие замыслы, основанные на несбыточной мечте преуспеть в торговле индиго. И сейчас эта мечта казалась еще эфемернее, если учесть, что мы снова чуть не потеряли всю высаженную индигоферу.

– Благодарю, Элиза. Я вашими тоже восхищаюсь.

– Что? Чем?

– Вашими честолюбивыми притязаниями.

Я покраснела и покосилась на маменьку – не слышала ли она слова Генри.

– Это комплимент, Элиза.

– Большинство людей с вами не согласились бы.

– Но когда матери семейств выставляют своих дочерей на скучные балы невест, они ведь тоже лелеют своего рода честолюбивые притязания, разве нет? Кстати, я не собираюсь нанимать индейцев. Они будут моими рабами. Но пока что надо подождать – пусть продолжают воевать друг с другом, тогда их численность сократится, и они станут более управляемыми.

Я испытала приступ отвращения при этих его словах и даже забыла, о чем только что думала. Желать войн и погибели другим народам, чтобы поработить уцелевших? Какие же мы разные… Быть почти ровесниками и вместе посмеиваться над поколением родителей – это еще не залог счастливого брака.

– Вам нехорошо? – озабоченно поинтересовался Генри.

– Нет-нет. – Я тускло улыбнулась ему, собираясь улизнуть из-за стола. – Все в порядке. Только сегодняшняя суета меня немного утомила.