– Неужели? – Мистер Пинкни резко повернул голову ко мне. – И кого же они поймают для вас?

Я пожала плечами:

– Никого, если мне удастся помешать им.

Он рассмеялся, и в уголках его глаз собрались веселые морщинки:

– Бедные женихи!

Я вышла, прислушиваясь к странному чувству, возникшему где-то глубоко внутри.

Мисс Бартлетт, племянница Пинкни, оказалась невысокой и пышненькой с хорошеньким личиком. У нее была такая же ямочка на подбородке, как у родного дяди. А пышненькой я ее назвала потому, что рядом со мной ее фигурка выглядела налитой, почти женской, хоть эта девочка и была почти на два года младше меня. Еще у нее были такие же темные волосы, как у дяди, и глаза того же штормового цвета – как будто в их лазурных глубинах плескался свинцово-серый зимний океан.

На следующий день после знакомства мы пили чай в гостиной Пинкни с хозяйкой дома и с миссис Клеланд, обсуждая планы на званый ужин. Говорили о рецептах блюд, о музыке и о последних городских новостях, о том, кто из местных девушек достиг брачного возраста, и какие плантаторские семейства стоит пригласить. Разумеется, у меня мало что нашлось сказать на эти темы. Уильям Миддлтон собирался жениться, и все играли в догадки, кому достанется его фамилия. Я была знакома с этим молодым джентльменом, и даже успела отбить у него интерес к своей персоне разговором о зерновых культурах и сельхозпродукции, но о многих других господах, упомянутых миссис Пинкни, ничего не ведала, ибо большую часть времени проводила за городом, все внимание уделяя делам на плантациях.

Наши добрые подруги, миссис Вудворд и Мэри Шардон, приехали на следующий день, и в доме сразу установилась восхитительно праздничная атмосфера. Я и не замечала раньше, насколько порой скучна уединенная жизнь на плантации, пока не оказалась в окружении этих очаровательных леди. Но несмотря на эту мимолетную усладу, я знала, что сердце мое всегда будет стремиться к тишине и безмятежности плантации в заливе Уаппу и к красотам наших земель.

– Как же приятно снова вас видеть, Мэри! – Я обняла миссис Шардон за худенькие плечи и повела ее в гостиную, где представила мисс Бартлетт, племяннице Пинкни.

– Я так рада, что вы наконец-то начали называть меня просто Мэри, – сказала гостья, усаживаясь в удобное кресло. – При всем уважении к моему покойному мужу Исааку, носить его фамилию для меня теперь тяжкое бремя. По-моему, она меня старит. Порой мне кажется, я чувствую себя не на свои двадцать шесть, а на все сорок.

– О, было бы неплохо иметь возможность вернуть после смерти супруга свою девичью фамилию. Но тогда никто не смог бы догадаться, кому мы принадлежали раньше! – рассмеялась я, доставая из своей рукодельной корзинки маленькие круглые пяльцы – вышиванием я пыталась себя занимать, когда у меня не было настоящей работы или людей поблизости, которым надо было помочь.

– Вас послушать, так замужество не такое уж привлекательное дело, – хихикнула мисс Бартлетт. – Элиза, вы разве не подумываете о том, чтобы обзавестись женихом?

– Боже мой, нет! Откуда у меня на это время? Я слишком занята на плантациях, чтобы думать о таких вещах. – Тут я, конечно, покривила душой – страх замужества всегда присутствовал на окраине моего сознания, и не было в мире таких дел, которые могли бы меня от этого отвлечь. Да и маменька неустанно напоминала всем окружающим, что их главная миссия – найти мне достойного супруга. – Я вам уже говорила, что мы посадили индигоферу, Мэри? – резко сменила я тему, пресекая дальнейшую дискуссию о мужьях.

Мэри рассмеялась, тоже взявшись за рукоделие:

– Говорили, но всего лишь раз десять или около того! Я рада, что дела позволяют вам приезжать к нам в гости хотя бы по вторникам. Матушка волнуется из-за того, что на вас лежит такая большая ответственность. Она сказала, вы попросили дозволить вам взглянуть, как у нас на плантации собирают урожай риса. Это правда?

– Конечно. – Я принялась рыться в корзинке. – Как же я буду надзирать за сбором урожая, если не знаю доподлинно, каким образом он должен осуществляться и что в нем можно усовершенствовать? Мне надо во всем хорошенько разобраться.

– Ох, до чего же вы умная, Элиза. – Мэри покачала головой, будто не понимала моей склонности к участию в делах плантации. – Расскажите, какие еще научные опыты вы у себя затеяла.

Я вздохнула и пожала плечами:

– Вы мне льстите. Наверное, я кажусь вам очень экстравагантной особой, но поверьте, я всего лишь следую папенькиным указаниям по поводу того, как вести дела в его владениях. Он прислал мне семена люцерны, которая считается полезной для крупного рогатого скота. Я дам знать вашим родителям, если мне удастся это подтвердить на практике.

– Заранее благодарна. О, а вы слышали о бедной миссис Дэниэлс? – Мэри назвала фамилию женщины, которая жила в нашей части церковного прихода. – Ее муж скоропостижно умер от лихорадки, не оставив завещания, и теперь она оказалась одна с двумя недорослями. – Иголка в ловких пальчиках Мэри изящно порхала над пяльцами.

За те несколько месяцев, что мы наведывались в гости к Вудвордам, она вышила множество чудесных наволочек для подушек. С миссис Дэниэлс я не была знакома, но ее участь меня опечалила. Какая безответственность со стороны ее супруга!

Миссис Пинкни и наши матушки тем временем в салоне на втором этаже, должно быть, плели матримониальные козни на наш счет – нарочно удалились наверх, подальше от чужих ушей, чтобы все обсудить.

– Многие сельские жители даже не ведают о том, что можно обратиться к юристу для составления описи имущества и прочих бумаг. – Мэри нахмурилась. – Теперь ее выгонят из дому, полагаю, и ей ничего не останется, как искать себе нового мужа. Но она ведь уже вышла из детородного возраста. Кто пожелает взять ее в жены?

Осмыслив эту нехитрую трагедию, я похолодела и невольно поежилась.

– Вы замерзли, Элиза? – заботливо спросила мисс Бартлетт, взяв на себя роль хозяйки дома в отсутствие тетушки. – Позову слуг, пусть разожгут камин.

– О нет, не надо, спасибо. – Я вонзила иголку в ткань, на которой вышивала незамысловатый узорчик, вспомнила, сколько книг по юриспруденции хранится в библиотеке Чарльза Пинкни, и решила, что надо будет научиться самой составлять хотя бы самую простую форму завещания на случай, если это потребуется кому-то из наших ближайших местных жителей. Должно быть, это не так уж и трудно. Тем не менее мне надо будет проштудировать специальные книги, потребуются также образцы документов и, возможно, некоторые наставления от мистера Пинкни…

Мэри рассматривала меня с легкой улыбкой.

– Вы сейчас до смерти заколете иголкой этот несчастный кусочек ткани, Элиза. О чем задумались? – поинтересовалась она.

– О мертвых мужьях, – ответила я, по-театральному зловеще понизив голос, и обе мои подруги рассмеялись.

Поначалу я боялась, что на фоне мисс Бартлетт мы с Мэри Шардон будем выглядеть тощими как палки, но за ужином сочла это преимуществом, ибо мы оказались за одним столом с другими гостями супругов Пинкни – вдовым мистером Лоуренсом и его сыном. Они заглянули к Пинкни после полудня и после многочисленных толстых намеков моей маменьки получили приглашение остаться на ужин.

Маменька, позаимствовавшая у миссис Пинкни шелковый шарф, дабы повысить общий уровень элегантности своего наряда, пребывала в экстазе от возможности свести знакомство с двумя представителями мужского пола, очевидно нуждающимися в невестах, если не сейчас, то в ближайшем будущем. Я приготовилась стойко пережить предстоящий вечер, который грозил затянуться до бесконечности.

Генри, младший из Лоуренсов, оказался худосочным парнишкой на год или на два младше меня. Волосы у него были гладко зачесаны назад, а изгиб рта – губы как будто кривились в усмешке – придавал ему вид бесенка, который только и думает, как бы подпалить кошке хвост, и находит эту идею ужасно забавной. В остальном же казалось, что маленький мальчик пытается играть роль взрослого мужчины, и хотя он был весьма учтив при нашем знакомстве, я не могла отделаться от подозрения, что за этой учтивостью скрывается чувство превосходства.