— А может, поговорим по-русски? — предложил незнакомец.
— Вы здесь давно?
— Восемь лет.
— И как идут дела?
— Отлично! — и он показал на свой серебристо-серый лимузин. Бензоколонка оказалась станцией самообслуживания, и, пока вставляли шланг, пока расплачивались, наш соотечественник все никак не уезжал, ходил вокруг своей машины, что-то рассматривал, потом подошел к нашей. Окно машины было открыто.
— Ну а как вы там, в Союзе? — спросил он. — Все-таки в страхе живете?
— Да какой страх? Газеты вы, что ли, не читаете?
— Вообще-то, конечно, давно не был дома, просто не верится! Меня Миша зовут, а вас?
Мы представились. Миша тут же начал рассказывать о себе.
— Я выжил в Бабьем Яру, — первое, что он сообщил как горькую и гордую награду. — Удивляетесь? Не верите?.. Мне было три года, когда немцы заняли Киев, и всю нашу семью погнали в Бабий Яр, отца, мать, сестру. Мама попросила нашу няню: «Спаси хоть его, Маруся». И когда нас вели, вытолкнула меня, и Маруся меня спрятала, несколько лет скрывала в погребе. Маруся меня потом вырастила, кончил школу, институт, уехал в Ленинград, работал на заводе, был начальником смены. У меня в подчинении было двадцать пять человек, портрет висел на Доске почета.
— А почему вы уехали?
— Обидели меня. Появился еще один еврей в нашей смене, и мой начальник сказал: «Двух евреев в одной смене быть не должно». А тот еврей оказался очень ловким, и мне стало плохо. Он устроил так, чтобы все неприятности валили на меня.
— И только поэтому вы уехали?
— Нет, и у отца моего были неприятности еще до войны, потому что его родной брат был членом Бунда и этот брат, член Бунда, сидел…
Наш собеседник замолчал. Чужая душа — потемки. Правду ли он рассказал о своей жизни или что-то для красоты присочинил?
— А где ваша Маруся? — спросили мы.
— Маруся умерла в Киеве. У нее тоже никого, кроме меня, на свете не было. А в Америку ехать со мной не захотела. Очень обиделся, потому и уехал, — снова повторил он. — В Ленинграде я был при деле, любил свою работу.
— Но вы неплохо устроились, судя по машине.
— Да, работаю в маленькой компании, мы владеем несколькими лимузинами. Сами владеем, сами и возим по вызову.
— Кого?
— Богатых клиентов. Сейчас тоже еду на вызов, встретил вас, заговорился, подождите, позвоню, предупрежу. — Он побежал к автомату, что-то объяснял. Потом вернулся к нам, махнул рукой:
— Ладно, все равно провинился, давайте помогу вам отсюда выбраться. Держитесь за мной.
Мы поехали. На мосту перед развилкой он показал рукой: «Держитесь правее» — и помахал на прощание.
5
— Бабушка, бабушка, — кричал по-русски мальчик лет четырех в День независимости четвертого июля. В этот день по традиции бывает салют и многие любители начинают с самого утра запускать ракеты в небо. В этот день обычно солнечно, жарко — разгар лета. Американская улица, ребенок счастливо кричит по-русски: Седьмое ноября! Бабушка, ты поняла? Сегодня день седьмого ноября!
Что ответишь ребенку?
Эти дети приехали из другой страны, со своим укладом, своими праздниками. На первых порах эти дети совсем не готовы к иной жизни. Как тот мальчик из Бостона, увидевший в школе американский календарь с выделенными днями праздников. Он подошел и обвел красным карандашом на календаре День Победы. Учитель назвал его Хулиганом. Десятилетний мальчик ответил, что это день победы над фашистами. Учитель резко сказал, что его ученик должно быть и не знает, что победили в войну союзники, американцы и англичане, и День Победы, хотя его в Америке и не празднуют, не девятого, а восьмого мая. Мальчик, совсем недавно приехавший из Советского Союза, заплакал от обиды.
Мать мальчика написала негодующее письмо в американскую газету и рассказала, что приняла свои меры. Она узнала, что в Филадельфии существует общество эмигрантов — ветеранов войны. Каждое девятое мая в этот город со всей страны съезжаются фронтовики-ветераны и устраивают настоящий парад: надевают форму, боевые ордена и шагают в колоннах по улицам. Мать этого мальчика привезла его в Филадельфию, и они вместе посмотрели парад в честь Дня Победы…
6
Но вернемся на Брайтон Бич.
Здесь в основном обосновались люди, занятые торговлей, мелким бизнесом, и те, кто на этот бизнес работает.
Брайтон Бич в этом отношении — мир особый. Здесь уже появились большие деньги (относительно большие), и здесь же, рядом с ними, переплетаясь с ними, возникла и бедность, и преступный мир — одним словом, то, что присуще здешней жизни.
То и дело в эмигрантской газете «Новое русское слово» появляются траурные объявления типа: «В расцвете сил трагически погиб…» В чем трагедия, сбила ли машина, разбился ли в авиакатастрофе — конкретных деталей никаких. Понимающий читатель догадывается: в перестрелке или другим способом погиб кто-то из членов новой мафии, какие-то группы людей что-то не поделили между собой. Подробности могут всплыть через некоторое время, если за дело всерьез взялась американская полиция, а могут и не появиться, все уйдет в воду. Нью-йоркские ежедневные газеты потом разъяснят: преступление совершено так называемой «русской мафией».
«Русская мафия» — новое явление в жизни Нью-Йорка, где орудует множество национальных мафий, где к мафиози привыкли, где убийство одного из главарей итальянской мафии в ресторане неподалеку от дома, где мы жили, представителями соперничающей «семьи» никого не удивило, дело привычное. Появились истории в газетах, кого-то арестовали, показали по телевидению. Если по улицам города разъезжает в какой-то день много лимузинов с черными задраенными шторами, которыми правят шоферы с бандитскими физиономиями, нью-йоркцы шутят: «Что это они сегодня разъездились? Съезд мафии, что ли?» Если кто-то из знакомых в нижней части города живет в неохраняемом доме на узкой, с виду заброшенной улице, хотя она и расположена, допустим, в районе, примыкающем к Гринвич-виллидж, и на вопрос, не страшно ли там жить, отвечает: «Да нет, дома на нашей улице принадлежат итальянской мафии, она не позволит, чтобы тревожили ее жильцов», вы воспринимаете эту информацию совершенно естественно — в самом деле, нелогично, чтобы воры стали связываться по мелочи с мафиози.
Есть могучая китайская мафия. Недаром название фильма «Китайский город», «Чайна-таун», давно стало синонимом опасности и преступлений.
После вьетнамской войны, когда в США приехало несколько сотен тысяч вьетнамцев, и среди них немало головорезов, заговорили о вьетнамской мафии, очень жестокой и агрессивной, подсчитывали количество вьетнамских банд, действовавших в Калифорнии, их оказалось несколько сотен.
«Русская мафия» пугает привычную ко всему американскую полицию тем, что не признает никаких законов, которым так или иначе следуют другие национальные мафии. Об этом тоже часто пишут.
У мира организованной преступности есть свои незыблемые законы. Мафия облагает налогами определенные виды бизнеса. Шантаж, угрозы, убийства — да, но тут действуют свои правила. Любая мафия — это прежде всего корпорация. Поэтому корпорации и организуют свои съезды, делят территории, на которых действуют. Наркотики, игорные дома, рэкет (то есть вымогательство у законного бизнеса определенных сумм и в случае неуплаты разорение, пожары, взрывы) — таковы традиционные формы бизнеса мафии, пусть и разделенной по национальным и территориальным признакам.
«Русская мафия» ворвалась в Нью-Йорк и начала действовать безо всяких правил. Немало оказалось среди эмигрантов людей с темным прошлым, с судимостями, немало спекулянтов, привыкших к легким деньгам. Попав в Америку, такие люди заметались. Все оказалось совсем не так просто, как им представлялось. Вокруг незнакомый мир. Не совсем такой, как ожидали. И вот в ресторанах на Брайтон Биче сидят люди и придумывают, как получить быстро и не работая большие деньги, — вещь почти невыполнимая. А огромные деньги рядом, купить можно все, что угодно, вот что обидно, и ведь даже не спрашивают, откуда деньги, даже если предъявляешь их наличными, что в Америке тоже редкость: расплачиваются обычно чеками. Как рассказывал нам один бизнесмен-миллионер в Техасе, занимающийся продажей домов в модном районе на склонах гор, где дома стоят на сваях и при них есть все: бассейны, и новейшее оборудование для кухни, и удивительной красоты виды на долину, куда, извиваясь, спускается горная река: «Я продаю дома, приезжают откуда-то люди, выкладывают полмиллиона, миллион, покупают дом не глядя, и я не могу спросить: «Откуда у вас деньги?» Скорее всего это деньги мафии. Приехали в Техас на покой, с глаз долой. Я иногда думаю по ночам: а может, этот человек кого-то убил, ограбил, кто его знает. И все обличье его подозрительно. А что прикажете делать? Строительство домов — это бизнес. Бизнесу нужен покупатель. И вот к тебе является незнакомец и предлагает наличные. Откуда деньги, в таких случаях не спрашивают». Новые люди, полууголовные элементы из числа эмигрантов, решают свои проблемы просто. Договариваются и начинают шантажировать те категории профессий, которые традиционная мафия никогда не трогает: врачей, священников, художников. Причем, естественно, идут они не к американцам, а к своим же соотечественникам. И относительно преуспевшим соотечественникам приходится принимать меры: или нанимать охрану, или вступать с мафией в переговоры через известных нью-йоркских адвокатов, имеющих деловые связи с преступным миром.
