Он назвался Торельфом и если его помыть и облагородить, любая баба в любом времени или эпохе назвала бы его настоящим красавцем, а уж в Голливуде стал бы мегазвездой однозначно. На два годка меня помладше, рослый, плечистый, отлично сложенный атлет с белозубой улыбкой, голубыми глазами и светлыми, длинными волосами. Лоб высокий, мохнатый подбородок похож на прикроватную тумбочку, взгляд как у автомобильных фар — бездушный. Слащавости в Торельфе — ноль в квадрате. Типичный скандинав, викинг, как я их себе представляю. Лундгрен отдыхает. Торельфу хоть сейчас на фотосессию для агитационных плакатов пропагандирующих образ жизни северного завоевателя.
Я с самого начала рассчитывал захватить "языка" из числа данов Хакстейна, но в жарком угаре боя сам же и позабыл о своем намерении. Пришлось добирать из раненых, коих не успели добить наши с Сологубом молодцы. Двоих взяли. Дрозд забрал в детинец одного из них поживее, а на Торельфа махнул рукой, сказал, что не протянет и дня, а в таком состоянии из него никаких показаний не вытянешь.
Я попросил Кокована и Рыка освободить на время один топчан в их каморке для раненого пленника, где дан начал проходить курс реабилитации. Как только он окреп настолько, что смог связно разговаривать, я стал учинять ежедневные допросы. Стеген переводил почти синхронно как заправский работник МИДа и довел до моего сведения несколько интересных фактов из жизни бес-покойного ярла Хакстейна Пустой Берлоги и биографии его хирдмана Торельфа.
Торельф в дружине Хакстейна менее полугода и особых навыков убийцы-профессионала приобрести не успел. По слухам с Пустой Берлогой любому из его соратников обеспечены веселые и опасные приключения, кое когда перепадает сносная добыча, вот Торельф и согласился вступить в боевую дружину ярла. Не лежала душа молодого дана к землепашеству. Батя его тоже землю никогда не пахал, он был жнецом человеческих колосьев на лебединой дороге викингов. С десяти лет Торельф рос у родной тетки в маленьком поместье ее мужа — мирного, покладистого бонда, но как же хотелось юному Торельфу когда-нибудь навсегда свалить из опостылевшего селения. Прошедшей весной на рынке в ближайшем городке Торельф услыхал как человек ярла Хакстейна вербует народ в хирд, решил, что его час пробил и домой больше не возвращался.
Про себя я с решением Торельфа беспрекословно согласился. Эдакому парню да корешки в земляной грязи ковырять? Грешно, ей богу! Сам бы поступил точно так же, но лет на пять пораньше…
Хакстейн ярл вождь не слишком богатый и надел земельный у него не самый большой. Родовая деревенька в маленьком фьорде, старенький драккар да полсотни смердов и рабов-трэлей состав-ляли все его достояние. С такого нищего надела не больно покормишься, поэтому Пустая Берлога ежегодно хаживал на своем корабле в грабительские вики, пиратствовал, то есть, и считался больше морским ярлом, нежели рачительным помещиком как многие его соседи свободные бонды и другие ярлы.
Что характерно, конунг данов Харальд Синие Зубы Хакстейна за эту его особенность недолюбливал. За Хакстейном водилась слава грабителя и душегуба, способного за пригоршню золота придушить самого Одина. Сам-то конунг все больше тяготел к христианству и откровенно подумы-вал обратить в новую веру подвластную ему часть Скандинавии. Но гены свирепых пращуров побо-роть сложно. Датский конунг в скором времени планировал окончательно разделаться с конунгом урманов, своим тезкой Харальдом Серая Шкура и прибрать до кучи к рукам всю Норвегию, предва-рительно хорошенько ее пограбив. Для этого Синезубому требовалось собрать немалое войско и конунг требовал от подвластных ему мелких ярлов вроде небогатого Хакстейна увеличить свои хирды за счет обученных и боеспособных хускарлов. Совсем как нынче Рогволд требует от своих бояр поднабрать воинов в дружины к весеннему походу. В Дании этого добра вдоволь. Причаль к любому из маленьких городков во фьордах и объяви набор в боевой хирд, вот тебе и войско.
Вот Хакстейн и набрал. Трохи серебра у него водилось, с самыми ценными кадрами расплатился сразу, другим обещал повышенную долю в предстоящей добыче.
Нет, трех драккаров у Хакстейна не было. Он едва нашел достаточно людей, чтобы обеспечить две смены на веслах своего единственного корабля.
Узнав в Роскилле при дворе конунга Харальда, что поход на урманов откладывается на неоп-ределенное время, Хакстейн решил немного подзаработать, подговорил одного из знакомых ярлов ограбить корабли арабских купцов, радушно принятых конунгом и собирающихся отплывать в Гар-дарику. Пустая Берлога знал, что лари арабов лопаются от золота и серебра, а на их кораблях еще полно ценного товара, который можно будет выгодно сбыть на дальних торжищах.
Дальнейшую судьбу Хакстейна и его дружка ярла обладателя двух драккаров я в общих чертах уже знал. Подвели Пустую Берлогу собственные пороки — алчность и самоуверенность. Сначала сына потерял, а потом и сам концы отдал. Ну и поделом, нехрен беспределом заниматься.
Дела по службе на несколько дней отвлекли меня от дальнейших расспросов. Все это время молодой дан оставался под бдительным присмотром Рыка и Яромира. Стреножить его веревками я счел излишним, с такой ногой он все равно не сможет далеко уйти даже если захочет, а он, судя по всему, не очень-то горел желанием покидать теплый и сытный кров. Так вышло, что четыре дня назад под интересующую меня тему Торельф подлез сам. Заявил, что хочет поступить ко мне на службу. Сказал, что видел как на палубе драккара я убил Тювельда Касатку. Тювельд был славным воином, в хирде ярла Хакстейна мало кто смог бы одолеть его в поединке, а я возьми да и воткни ему в глаз острие клинка как дикому вепрю на охоте.
На мое замечание, мол, это был не поединок и не охота, Торельф пояснил, что, как ему было известно, в битвах Тювельд всегда закрывал спину Хакстейну. Бог, что присматривает за мной, по-слал Касатке всего лишь краткий миг замешательства, чтобы отправить его на пир к Одину.
Я удивился. Бог, что за мной присматривает? Что за чушь? Кто там еще присматривает? У всех известных мне богов таких как я миллионы. Нету надо мной никого, ни бога, ни черта, иначе не болтался бы здесь…
Затем смысл сказанных Торельфом слов всосался в мое сознание. Выходит, не вынеси я совершенно случайно и крайне удачно этого Тювальда, Хакстейн ярл, почуявший отсутствие прикрытия со спины, не развернулся бы на нас, разорвав свою шеренгу и хрен его знает чем бы все у нас с данами закончилось.
Однако дан начинал этот базар явно не для того, чтобы помочь мне поднять пункты само-оценки. Если он в родстве с Тювельдом Касаткой и пожелает объявить меня своим кровником или же виру деньгами слупить, то здесь его ждало глубокое разочарование. Ни того, ни другого он не получит. А получит тридцатисантиметровое перо в бок и полтора метра сырой земли в глубину. Хороший дан — мертвый дан как говаривал Стеген…
Нет, не родственник. Тювальд — урман. Все его родные в Норвегии. А он, Торельф — здесь, на землях Страны Городов, где заправляют варяги и если бы не я, пировать ему в чертогах Одина, добитому победителями на палубе драккара. Выходит, должен мне Торельф ни много, ни мало — жизнь. Один со своими пирами в Вальхалле может лет двадцать еще подождать.
От одного человека в Роскилле Торельф краем уха слышал, что варяг Рогволд неохотно берет к себе воинов с севера, но надеется, что у меня нет подобных закидонов. У этого человека в доме гостили два знатных полочанина и Торельф их обоих видел. Затем дан с максимальной точностью описал внешность пропавшего год назад в куршских землях дружка моего сердечного Мишу Рваного и его спутника, отпрыска боярина Головача Бура.
Я тогда от психологического шока чуть под лавку не свалился. Таких совпадений просто не бывает! Торельф своими глазами видел Рваного! Живого и здорового, гостем у какого-то датского мужика! Сколько я ни расспрашивал о том дане, Торельф больше ничего путного не сказал. Человек не последний, богатый, но не воин, скорее всего торговец и вроде как летом собирается плыть куда-то на юг в большую христианскую страну. Вот и все…
