– Она не всегда такая. Но когда такая… Принимаю ее день за днем и стараюсь исправить то, что можно.

– Ясно… Как думаете, шторм вернется?

Этот вопрос заставил Полину открыть глаза и посмотреть вперед. Небо над отелем и заповедником было ясным, бледно-голубым, выгоревшим от солнца. А вот на далеком морском горизонте зависла темно-серая полоса, такая маленькая и нестрашная теперь, однако способная обернуться чем угодно.

– Понятия не имею, – признала Полина. – У меня не было времени прогноз узнать.

– Прогноз говорит, что грозы не будет, это я как раз узнавал. Но мне показалось, что местные ему не очень-то верят.

– Возможно, не зря. Мы сейчас находимся между морем и горами, здесь специфическая роза ветров. Движение грозового фронта меняется непредсказуемо, и случиться может что угодно.

Гроза устала.

Она играла, она танцевала и собирала трофеи. Она не имела ничего против людей… Она даже не задумывалась о том, что такое люди. Она просто меняла мир так, как делала всегда, испокон веков. Эти перемены ведь и создали его когда-то.

И даже о своих трофеях гроза не думала, как о победах. Она не забирала их с собой, она порой бросала их там же, где нашла, или близко, или где придется. Сразу забывала.

Пределом ее возможностей была лишь усталость. Как устала – так и остановилась. Как устала – так и развеялась. Из зловещего круглого пятна на спутниковом снимке превратилась сначала в дымку, а потом в пустоту. Какой спрос с пустоты? Какие на пустоту жалобы?

Вот и теперь гроза готовилась раствориться, но неожиданно для себя вышла на новый круг. Уже не такой дикий и разрушительный, как прежде, сил бы не хватило. Но все равно рычащий и рокочущий, вызывающий куда больший страх, чем следовало бы – на фоне того, что уже случилось.

Люди ведь не могли знать, что гроза вернулась не рвать и метать.

Это была прощальная прогулка, возможность посмотреть на то, что уже получилось.

А еще – отдать людям последние темные дары…

Борис знал, что высшее руководство отеля прислало своих представителей в «Пайн Дрим», новостью это не стало. Такой поступок, в отличие от дурацкого документального фильма, казался ему правильным. Может, они ни в чем и не были виноваты, но они все равно должны держать ответ перед людьми, такая уж у них работа.

Турецкую сторону представлял Орхан Саглам. Он даже не приезжал сюда, он здесь и жил – работал директором отеля. Прибыл только его сын, да и понятно, зачем. Орхан не был стариком, но не был он и молод – Борис предполагал, что ему около шестидесяти. Турок заметно нервничал, промокал лицо платком, даже когда оно не было потным, и не мог скрыть нервный тик. Сын прекрасно понимал, в каком состоянии его отец, и следовал за ним неслышной тенью, готовый поддержать в любой момент. Гадать о причинах такой реакции не приходилось: Орхан ведь сам принимал гостей, погибших в первом корпусе, он знал сотрудников, работавших там… Чудо, что он вообще способен хоть что-то делать!

Представитель российской стороны держался куда уверенней, он был здесь чужим – прибыл одновременно со спасателями. Сначала такой выбор посланника показался Борису странным: Александр Зотов отличался очевидной, почти болезненной полнотой. Однако выяснилось, что грандиозный лишний вес не мешает ему свободно двигаться, а главное, соображает Зотов быстро и умеет находить общий язык со всеми. Именно он наконец сумел вышвырнуть за ворота журналистов и заставить местную полицию работать как надо. Уже за это Борис готов был многое ему простить.

Первое время оба руководителя трудились на местах и не считали нужным проводить общие собрания. Но теперь ситуация изменилась: вечером снова начался дождь, вдалеке урчал, пока еще лениво, первый гром. Раньше никто и внимания бы на это не обратил, а теперь люди боялись, нервничали. Некоторые так и вовсе побросали вещи в чемоданы, быстренько сдули резиновых уточек и требовали сейчас же доставить их в Россию. Вот прямо отсюда и первым классом.

Тогда Зотов и объявил об общем собрании. Оно проходило в третьем корпусе – расположенном дальше всего от моря. Куда лучше для этого подошел бы амфитеатр, но там крышу заменял навес, а навесам теперь не доверяли. Да и первый корпус оставался слишком близко: тихая общая могила…

Пришлось довольствоваться концертным залом, который едва вместил всех желающих послушать, что там способно предложить начальство.

– Дорогие мои, друзья, коллеги, уважаемые клиенты! – обратился к ним Зотов. Орхан стоял за его спиной и снова нервно промокал сухое лицо платком. – Прежде всего позвольте вас успокоить! Мы находимся на непрерывной связи с синоптиками. Пока что все указывает, что эпицентр грозы останется далеко над морем, нас он не коснется. Но даже если случится иначе, эта гроза намного, намного слабее предыдущей… той самой. В десятки раз! Их ни в коем случае нельзя сравнивать.

Пока он говорил, Борис украдкой оглядывался по сторонам. Киношники, конечно, тоже пришли – в первом ряду сидят, почетные гости! Скучают, кажется. И Майоров тоже скучает. Зато не скучают все те женщины, которые уселись вокруг него плотным кольцом и теперь пялятся на своего кумира.

От этого Борису становилось тошно. Он сегодня доставал из-под завалов тело молоденькой девушки – искаженное, едва опознаваемое. Вот что было главным. Вот о чем нужно было думать – а не о том, что какой-то клоун сюда сниматься приехал! Правда, Борис не смог бы точно объяснить, какого именно поведения ждет от Майорова и его фанаток. Но безотчетный гнев уже клубился в груди облаками горячего пара.

Взгляд скользнул дальше, по рядам собравшихся. Сотрудники. Гости. Представители полиции. Кто-то из спасателей, отец Гавриил. Ее нет… Хотя наверняка все-таки где-то в толпе, Полина бы такое никогда не пропустила. Впрочем, какая ему разница? Ему уже много лет не должно быть дела до Полины.

– Но если гроза такая слабая и безопасная, почему нас заперли здесь? – поинтересовалась женщина откуда-то из середины зала. Другие отдыхающие тут же одобрительно загудели, словно только этих слов и ждали, как условного сигнала. – Я, например, хочу домой!

– Мы многим предлагали отправиться на эвакуационный рейс, – напомнил Орхан Саглам. По-русски он говорил бегло и уверенно, пусть и с небольшим гортанным акцентом. – Простите, мадам, но желающие уехали…

– Я вам не мадам! – немедленно оскорбилась женщина, заранее готовая на что-нибудь оскорбиться. – Утром я не хотела уезжать, потому что было солнце! Никто не предупреждал меня, что будет дождь!

– Да не слушайте вы ее! – не выдержала другая туристка, молодая, смертельно бледная, с темными кругами под глазами, без слов рассказывавшими о мучительных бессонных ночах. – Почему мы должны оставаться именно в этом отеле? Я бы хотела уехать в город, ближе к больнице, там моя подруга! Она… Я должна находиться рядом с ней!

Женщина не выдержала, закрыла лицо руками. Гул в зале нарастал. Зотов был вынужден поднять обе руки, призывая собравшихся к тишине и вниманию.

– Дорогие мои, родные, прошу вас, не нервничайте! Я сейчас все объясню. К сожалению, во время того самого шторма, на который этот, напоминаю, совсем не похож, пострадал не только наш отель. Есть аварии на дорогах, есть повреждения линий электропередач, да и в аэропорту не все гладко.

Об этом Борис как раз знал – и уже давно. В аэропорту никто не пострадал, однако одна из взлетно-посадочных полос получила серьезные повреждения. Это не парализовало работу, просто значительно увеличило очередь на вылет. Борис подозревал, что люди, которые сегодня утром согласились на возвращение домой, еще дожидаются своего часа в аэропорту. А новых просили пока не подвозить, чтобы избежать опасной давки и скандалов.

К тому же грозовой фронт и правда не отступал, кружил, двигался то в одну сторону, то в другую. При планировании полетов это учитывалось, даже немногочисленные оставшиеся рейсы могли отменить в любой момент.