– Дружочек, а ты карманом, случайно, не ошибся? – моё злобное шипение было адресовано чрезмерно любопытному подростку, лет тринадцати на вид. К выводу о том, что любопытен он до невозможности, я пришёл, исходя из тех соображений, что только одержимый тягой к всевозможным рискованным исследованиям мальчик мог настолько заинтересоваться содержимым моих карманов, что рискнул бы удовлетворить своё любопытство, засунув туда свою шаловливую ручонку. В ответ на мой вопрос прозвучал истошный полукрик-полувизг, местами срывающийся в ультразвук:

– Пустите, дяденька, пустите! – вопил этот, не в меру любознательный молодой человек, костяшками кулака свободной руки часто и больно бивший по моей левой кисти, зафиксировавшей его другую, пойманную с поличным, конечность. Упомянутая вороватая конечность лихорадочно пыталась покинуть мой, недавно столь вожделенный, карман. Ну, просто классика жанра. Нтанда, шедшая справа от меня, чуть притормозила, пытаясь разглядеть, что, собственно, происходит. И обнаружив, что весь этот шум производит незадачливый карманник, она саркастично поинтересовалась:

– И что ты собираешься теперь делать с этим чумазым оборванцем? – тут она немного преувеличила, одежда парня выглядела, конечно, бедно, но чисто и опрятно. Да и судя по состоянию физиономии, умывался он сравнительно недавно.

– Я собира…

Моя попытка ответить Нтанде была прервана самым варварским образом. Стоило мне только обернуться на звук её голоса и упустить этого малолетнего поганца из поля зрения, как он, поганец этот мелкий, со всей дури грызанул мою многострадальную левую руку. А зубы у него, следует отметить, были крепкие и весьма острые. От неожиданности и боли моя хватка чуть ослабла, что и позволило юному правонарушителю вырваться на свободу.

Но далеко малолетний жулик не ушёл. Сделав прыжок в сторону, и, тем самым, разорвав дистанцию, он, вместо того, что бы незамедлительно удариться в бега, вдруг застыл на месте в позе бегуна, готовящегося к забегу на спринтерскую дистанцию, При этом в глазах его плескался коктейль из досады, удивления, страха и неверия в реальность происходящего.

– Ишь, ты, быстрый какой, – донеслось до нас добродушное бормотание Амади. Она взбиралась вверх по мощёной булыжником улочке вслед за нами, опираясь на свой неизменный посох. Магесса наша немного отставала по причине того, что по пути старалась рассмотреть, а то и на зуб попробовать всё, что продавали многочисленные крикливые торговки всякой всячиной, лотками своими перегораживающие и без того узкий проход, стиснутый с боков облупленными стенами старинных домов.

А из тёмного проулка, как раз напротив нас, появился колоритный мужчина средних лет. Он небрежно поигрывал изящной тросточкой с набалдашником, сделанным из чёрного серебра в виде головы ворона. Одет он был в тёмно-серый, в крупную клетку, костюм-тройку. На крахмальном воротничке красовался чёрный галстук-бабочка. Манишка же под жилеткой была настолько ослепительно белой, что аж глаза резало. Из жилетного кармашка для часов свисала увесистая цепочка жёлтого металла, привлекающая взгляд причудливым плетением. На ногах – дорогие чёрные штиблеты с лакированными носами. Голову мужчины венчала строгая шляпа-котелок в цвет костюма. Левый глаз его прятался под замысловатым моноклем. Этот оптический прибор представлял собой очень короткую, сложносоставную зрительную трубу, поблёскивающую медными регулировочными кольцами с насечкой и украшенную двумя торчащими вбок изящными рычажками тонкой настройки – латунным и бронзовым.

И, что интересно, на фоне всего этого великолепия лицо, странным образом, терялось. Только отвернись, и уже через минуту эта неприметная физиономия напрочь выпадет из памяти. Останется только гадать, а что там, собственно, было видно-то, над бабочкой и под котелком. В лучшем случае, вспомнятся только блики на слегка затемнённом стекле эксклюзивного монокля. И, если через полчаса встретишь его же, но по-другому одетого и без оптики, то шансов узнать – никаких. Такой вот феномен забавный, да.

А за спиной этого господина, в полумраке переулка, резко контрастировавшего с залитой светом Джуа улицей, угадывалось присутствие ещё пары человек, одетых намного демократичнее. Повадками своими и манерой двигаться чем-то они напоминали мелких ночных хищников.

– Позвольте к вам обратиться, харр, – импозантный мужчина чуть приподнял свой котелок, видимо в знак приветствия и, улыбнувшись, продолжил, – моё имя Рукко, и я опекун этого, – он замялся, видимо, подбирая слова, – излишне резвого молодого человека,

– Уважаемый харр Рукко, рад знакомству, – лучезарно улыбнулся я ему в ответ, – и надеюсь, что вы не будете отрицать того, что вы, как опекун этого, – тут я сбился по той же причине, то есть взял короткую паузу для поиска подходящего нейтрального определения, – юного дарования, несёте некоторую ответственность за его поведение?

– Так я вовсе и не отказываюсь, – незнакомец продолжал улыбаться, – напротив, я всем сердцем стремлюсь уладить это небольшое недоразумение, причиной которого и послужило необдуманное и слишком импульсивное поведение моего подопечного.

– И что вы предлагаете?

– Я предлагаю вам его отпустить.

– Это я уже понял, – произнося эти слова, я краем глаза взглянул на Амади. Она смотрела в нашу сторону расфокусированным взглядом, стараясь уследить и за моим собеседником, и за личностями, до поры скрывающимися в проулке, – а какую компенсацию получу я?

– Вы не пострадаете и уйдете отсюда своими ногами, – озвучил своё предложение мой визави. После этих слов за его спиной обозначилось некоторое движение. Его группа поддержки в составе двух изрядно потертых личностей, сжимающих в лопатообразных ладонях короткие, но на вид весьма увесистые дубинки, вышла из проулка на свет Джуа. Физиономии у них, надо сказать, были гнуснее некуда.

– А мы ни при каком раскладе не пострадаем, смею вас уверить, – как можно слаще улыбнулся я, глядя в бликующую линзу монокля собеседника.

– Фарман, Годо! – не повышая голоса, произнёс тот, видимо, давая команду своим громилам атаковать.

Но громилы атаковать не спешили. Видимо потому, что при попытке сдвинуться с места ноги их начинали разъезжаться, скользить по мостовой, как будто это была не мостовая, а ледяной каток.

– Вы б ножками так резво не сучили бы, – участливо проворковала Амади, – а то, не ровён час, упадёте, ушибётесь.

Как это ни странно, и Годо, и Фарман внемля ей, сразу попытались снизить двигательную активность, но было уже поздно. Сначала о камень с деревянным стуком ударились дубинки. А с небольшим опозданием и их хозяева соприкоснулись с древним дорожным покрытием. Один из них упал на бок. А вот второму повезло меньше. Обе его ноги уехали вперед, а потом резко взметнулись вверх. Затылок же с размаху приложился к булыжной мостовой, издав сухой стук. Упавший громко охнул и, видимо, потерял сознание.

– Какой крепкий череп, – искренне восхитился я.

– Да, – как ни в чём ни бывало, согласился мой собеседник, – ребята крепкие. Но, не особенно сообразительные, к сожалению. Так, мы остановились на обсуждении причитающейся вам компенсации, – продолжил он,– а вы пока так и не озвучили свои пожелания.

– Извините, ваши парни меня слегка отвлекли, – скроил я гримасу, призванную выразить моё искреннее сожаление. Получилось не очень убедительно, но, невзирая на это, я уверенно продолжил, – вы, харр Рукко, не поверите, но я действительно весьма рад нашей с вами случайной встрече. Дело в том, что мне, в общем-то, нужно сделать один заказ щекотливого свойства, исполнить который, скорее всего, под силу именно вашей организации. Так что компенсацией может послужить просто реальная возможность подробного обсуждения этого заказа с вашим уполномоченным представителем.

– Это приемлемо, – мой собеседник немного запнулся, но затем решительно обозначил границы, в пределах которых могут заключаться и реализовываться соглашения, – но учтите, с мокрухой гильдия дел никаких не имела и иметь не собирается.