К первым рукам присоединились вторые, помогая укладывать ее на мягкий пол и тоже жадно ощупывая, словно только и ждали появления нового женского тела. Всхлипнув, она попыталась было что-то сказать, но кто-то тут же закрыл ей рот своими губами, заполнив его горячим языком…

…Руки, пальцы, языки, губы, прижимающиеся к ней обнаженные тела. Ее трогали, ласкали, тискали, целовали и облизывали в темноте, и она все сильнее теряла ощущение реальности. Она уже не понимала, сколько человек ее одновременно ласкают, где мужские руки, а где женские, а только начала захлебываться в этом сумасшедшем водовороте ощущений. Кто-то сунул ей в ладонь эрегированный член… И она вдруг почувствовала, что в ней начинает просыпаться похоть. Похоть, которую невозможно было контролировать. Похоть, которая растворила последние остатки разума. Похоть, которой она принадлежала теперь целиком.

Ее тело с готовностью подставляло себя этим безумным ласкам, желание все сильнее закипало в крови, а руки сами стали щупать чью-то наготу рядом, тоже наслаждаясь ею. Член в ее ладони начал деревенеть, рот заполнился горячей слюной, а ноги податливо раздвинулись под чьим-то напором. Ее тело уже откровенно истекало желанием, разогретым невидимым языком.

…Когда кто-то нежно вошел в нее, она уже не помнила.

В какой-то момент всплыло, что она заглотила пульсирующий член, чувствуя, как чьи-то руки нетерпеливо тискают одну ее грудь, а какие-то губы жадно сосут вторую…

Что происходило с ней дальше, Аня не помнила. Ей только показалось, что сквозь туман одурения она услышала приглушенный голос мужа.

– Аня? Аня?! Ты здесь, Аня?! Тебе нравится?

Но ее рот был в это время заполнен, да что она могла ответить теперь?

Потом она ничего не помнила.

Проснулась утром на плече спящего мужа. Приподнялась, огляделась. В комнате было светло от восходящего солнца.

– Привет, – зашевелился, просыпаясь муж. – Ну, как? Отомстила мне?

– Прости меня, – прошептала Аня.

– Ничего страшного. Это я был с тобой и в тебе в темноте. Потому ни ревновать, ни укорять я тебя не смогу, даже если когда-то захочу. Звуки в комнате – всего лишь запись. Пить хочешь?

– Да, – и она бесконечно долго, как ей показалась, любовалась, как он вставал с кровати и шел за соком в баре, потом как нес его ей и наблюдал, как она его пьет…

Берег реки. Высокие, с голыми ветками, тополя. Тепло-синее апрельское небо. По реке плывут льдины. Река на днях вскрылась, на редкое – один раз в год – явление природы на берегах собираются поглазеть любопытные. Но я на своей «девятке» для экскурсии выбрал место, куда не ступала нога человека. Потому что со мной посмотреть на ледоход приехала Оля, а она замужем, встретить кого-либо из друзей или знакомых было бы совсем некстати. Да и я, хоть это и не так важно, был тоже женат, – тоже ни к чему дополнительные беседы типа: «Ты чего здесь? А в машине кто?». Хотя выезд на речку абсолютно целомудренный. Планов относительно разврата не было никаких. Может быть, когда-нибудь…

Оля работает зав отделом у меня в рекламе и сама – как с рекламного щита. Причём – на любую тематику. Хоть колготки во всю длину, хоть – очки в модной оправе. С ней просто посидеть в машине, посмотреть на ледоход – и то удовольствие. Но облик всё же не располагает к целомудрию. Есть во внешности Оли какая-то лёгкая, едва уловимая, блядовитость, которая по-иностранному называется несколько иначе, потому кажется помягче – sexy. Это – чуть ярче, чем у других женщин, косметика. Чуть короче юбочка. На ней чуть посмелее разрез. А кофточка из тонкого материала, через него бугорками прорисовываются плотные сосочки. Но вся эта провоцирующая откровенность – именно – по чуть-чуть. Не скатываясь к вульгарности, пошлости, безвкусию, либо наглому явному предложению себя мужчине. Всё-таки в тех пределах, за которые нежелательно выходить замужней женщине.

Правда, замужней женщине хочется иногда покидать пределы семьи. Бывает такое у замужних женщин. И, увы, не так уж редко, как о них принято думать. Это ещё вопрос – кто более склонен к полигамии – мужчины или женщины, кому она более необходима. Но женщина – хранительница домашнего очага. На ней держится маленькое государство – семья, и поэтому, давая возможность слабостям или капризам одерживать над собой верх, женщина не афиширует свои победы, либо нечаянные радости. Они умирают вместе с ней.

Я достал шампанское, яблоки, шоколадку. Всё для Оли. Мне за рулём нельзя. Оле можно. Пусть выпьет, поговорит. Оля выпила, достала ментоловые «L amd M», закурила. Начала рассказывать про свою жизнь. Когда женщина рассказывает про свою жизнь – это всё равно, что она перед вами раздевается. Чем больше расскажет – тем больше разденется. Мужчине и делать-то ничего не надо. Только слушать, слушать. Изредка поддакивать. Подливать алкоголь, подсовывать что-нибудь вкусненькое. И не нужно лезть с руками. Придёт время – женщина сама замолчит в недоумении – почему это вы сидите рядом с ней, как истукан, почему не подкрепите своего сочувствия каким-нибудь жестом?

Оля замолчала. Я провёл рукой по её светлым волосам. Приятно пахнут каким-то шампунем. Окунулся лицом в волосы, вдохнул. Достал платочек, вытер с Олиного лица несколько слезинок. Да, в жизни у неё много сложностей… Приоткрыл окно, вытряхнул пепельницу, выкинул огрызки яблок. Повернулся к Оле, приблизился к ней лицом, щекой коснулся щеки. Левой рукой направился выражать сочувствие: стал расстёгивать третью и последующие пуговички на кофточке. Первая и вторая уже были расстёгнуты самой Олей ещё дома у зеркала просто для красоты. Ну вот, ошибся: думал, что на ней нет лифчика, а это такой лифчик. С открытым верхом. Кабриолет. Оля задышала, губы приоткрылись, как будто ей не стало хватать воздуха. Пора оказывать первую помощь. Я накрыл их своими губами, и у меня, отнюдь не новичка в чрезвычайных ситуациях, чуть не поехала крыша: так жадно, жарко прильнула ко мне женщина. Так требовательно трепыхнулся и, бесстрашно скользнув по зубам, проник к нему в рот её язык, пропахший шампанским и табачным дымом. Приличия уже требовали проявить интерес к тому, что у неё под юбкой. Можно через боковой разрез. Есть ещё пуговицы посередине, можно расстегнуть и растворить половинки юбочки, как страницы модного журнала… О! Здесь тоже сюрприз! Комбидресс. Этот кросснамбер женщины надевают, чтобы заинтриговать мужчину. Когда мужчина полагает, что до самого сокровенного осталась совсем ерунда, какое-то кружево на резиночке, или кусочек шёлка, его ожидает препятствие, которое в данный момент, когда мозги практически отключены, кажется совсем неодолимым. Он никак не может найти резиночку, на которой должен держаться шёлк, или какая другая женская тряпочная помеха. Нервно, торопливо он шарит по телу женщины, ища спасительной зацепки, но её нет. Ему начинает казаться, что его подруга нарочно себя зашила в плотно облегающий от сосков и до самого низа эротический наряд. Наглухо. А в это время женщина, зная, конечно, что от судьбы всё равно не уйдёшь, с тайной улыбкой прислушивается к ищущим пальцам своего избранника. Когда бы он ещё её так и кругом потрогал, если бы не комбидресс! Уже бы давно… Наконец, лукавая обольстительница находит, что, довольно, не перегнуть бы палку, которая уже готова сломаться. Она берёт руку мужчины и опускает её чуть дальше вниз, куда он сам из-за волнения никак не попадал. И… помогает ему нащупать и расстегнуть потайные крючочки…

Я сразу разгадал и оценил Олину хитрость. Для приличия поискал несуществующую резиночку на талии, погладил животик, попутно приласкал торчащие из комбидресса сосочки. Потом рука скользнула вниз и легко сняла с петель охранительные крючки. Коснулся… В это мгновение Оля вынула язык из моего рта и шепнула: «Откуда ты всё это знаешь?». – «Так… мужики рассказывали» – машинально ответил я. Пальцы уже обследовали поверхность, освобождённую от корсетных препон. По всем признакам, Оля этого уже ждала. Пальчиком я проник внутрь. Глубже… Ещё… Можно теперь попробовать подключить второй… Ещё глубже… Кончиками пальцев услышал впереди упругое препятствие, что-то вроде баклажанчика или основания огурчика. С ним нужно поработать… Я тактильно обработал, поиграл с огурчиком. Потом прошёлся по гофрированной передней стеночке. Оля застонала закрытым в поцелуе ртом. Ага… Интересный выступ… Я медленно, потом всё убыстряя темп, стал проводить кончиками пальцев по передней стеночке, упираясь в эту внутреннюю загогулинку… Оля вскрикнула, вцепилась в меня обеими руками, задёргалась навстречу ласке… Потом затихла… Я поцеловал её лицо, брови, закрытые глаза. Чуть позже помог достать сигарету, прикурил… Шампанского не осталось, осталась «Кола». Вместе попили «Колу». Оля застегнулась, открыли запотевшие стёкла машины. Ах, да! Ведь на реке ледоход. Выйдем, просмотрим? Да, конечно. Надели плащи. Вышли. Полное безветрие, только шумит река. Сталкиваются в воде льдины, шуршат, проплывая мимо, комья мокрого снега. Я обнял чуть уставшую женщину. Она прижалась так, как будто давно хотела стать моей частью и вот, наконец, соединилась.