Училась в нашем классе тихая девочка Аня Габович, была отличницей или почти отличницей; она мне нравилась: лицо её красивое и спокойное, глаза с небольшим прищуром, всегда аккуратная; она в высшей степени была одарена скромностью и осторожностью; была начитанной, умной, однако ни здоровьем, ни бодростью похвастаться не могла, и была она какая-то необщительная; после школы след её потерялся. Через много лет, посетив Эдика Жарнова во Владимире, я узнал от него, что Аня живёт там же, и мне, как всегда, захотелось встретиться с одноклассницей; правда, я заметил, что мой товарищ как-то о ней не отозвался; пришёл к Ане домой, увидел её и сразу заметил, что она почти не изменилась, только повзрослела; к сожалению, разговора не получилось, перекинулись двумя словами; ушёл от неё с тихой грустью; рассказал о визите Эдику, он сообщил, что Аня живёт и всегда жила одна, не общается и не хочет общаться; я спросил, как же так, ведь умная была девочка, но на это ответа не было; я вспомнил из Леонардо да Винчи: «Железо ржавеет, не находя себе применения, стоячая вода гниёт или на холоде замерзает, а ум человека, не находя себе применения, чахнет». Вероятно, за долгий период времени её жизненная тропинка местами стала едва приметной, а кое-где она и вовсе затоптана или затерялась в чертополохе; когда я возвращался электричкой в Москву, вспоминая Аню, подумал, возможно, она была воспитана на Тургеневе: «я одинока, у меня есть мать, я люблю её, но всё же, я одинока, так жизнь сложилась»; также Парацельс писал: «одинокие много читают, но мало говорят и мало слышат, жизнь для них таинственна; они мистики и часто видят дьявола там, где его нет»; я вспомнил: Тамара у Лермонтова была одинока и видела дьявола; и, всё-таки я не могу сказать – была ли Аня несчастной.
Наш степной посёлок постепенно хорошел и превращался в лучшую часть Рубцовска; быстро на месте бараков возводились благоустроенные двухэтажные с оштукатуренными фасадами дома, магазины на первых этажах и большой универмаг; теперь ОСМЧ-15 (особые строительно-монтажные части), которые строили посёлок и завод в военное время, были переименованы в трест № 46, но дата его создания 13 января 1942 г. указана на мемориальной доске; на улицах установили металлические опоры со светильниками. На здании Главной конторы завода (так называлось тогда заводоуправление) в январе 1944 года укрепили отлитую в чугунолитейном цехе памятную доску в честь выпуска первой тысячи тракторов для фронта, а ведь тогда прошло всего два года, как в голую степь завезли первые станки; с торца этого здания пристроили клуб с фойе и большим зрительным залом, в котором шли спектакли, показывали кинофильмы; благоустройству посёлка уделялось повышенное внимание: высаженные ранее деревья подросли и появились красивые аллеи, в которых установили скамейки для отдыха жителей; дороги и тротуары заасфальтировали; в центре посёлка установили большой и красивый памятник Сталину, а вокруг разбили цветочные клумбы и эту площадь назвали его именем; большой сквер, расположенный между школой и главной конторой завода, стал украшением посёлка; танцплощадка была окружена высоким четырёхметровым решетчатым забором, чтобы не перелазил народ без билетов; танцплощадка привлекала по вечерам молодёжь; играл заводской духовой оркестр, а в сквере было много желающих просто отдохнуть и послушать хорошую музыку; однажды часть забора танцплощадки, облепленная снаружи любопытными подростками, не выдержала нагрузки и рухнула, но, слава Богу, никто не пострадал. В людных местах установили киоски, в них продавали напитки и мороженое; в 1950 г. был построен настоящий современный заводской клуб с помещениями для различных занятий и залом на 800 мест, в котором однажды министерство проводило Всесоюзное совещание тракторостроителей; завод построил свой аэропорт и три больших подсобных хозяйства в сельской местности; на территории завода, где ещё до войны начали строить элеватор, оставалась среди построенных цехов высокая железобетонная башня, простоявшая военные и послевоенные годы; была угроза её падения, теперь башню решили убрать; взрывники, прошедшие войну, выполнили эту работу настолько филигранно, что взрыв был не слышен в городе, а куски бетона разлетелись на близкое расстояние.
Прошло всего шесть лет после войны и люди почувствовали значительное облегчение: все дети учились в школах или ходили в детсад, хорошо питались, у их родителей появилась возможность отдохнуть или сходить в кино, на концерт приезжих артистов; помню прекрасный спектакль новосибирского театра «Красный факел» по пьесе Галича «Вас вызывает Таймыр»; приезжала с концертами замечательная певица Роза Багланова; посещали завод и выступали в клубе писатели Фёдор Панфёров, Мариетта Шагинян и седая, как лунь, мать героев Зои и Шуры Космодемьянских; приезжал показывать фокусы Вольф Мессинг, папа потом дома о них мне рассказывал; однажды в переполненном зрительном зале клуба на сцене соорудили настоящий ринг и чемпионы СССР по боксу Николай Королёв (тяжёлый вес) и Сергей Щербаков (средний вес) провели показательный бой; выступил знаменитый штангист, чемпион СССР, Григорий Новак; для нас, школьников, волшебный мир спорта внушал, чуть ли не благоговейный трепет, и, возможно, поэтому в нашей семье нельзя было быть тщедушным хлюпиком, что было доказано Виктором, мною, а позже и Ольгой, увлёкшейся в университете волейболом.
На посёлке открылся филиал Барнаульского политехнического института им. И.И.Ползунова, в котором папа иногда читал лекции; все родители в нашем посёлке мечтали дать детям музыкальное образование; завод не пожалел денег и вскоре открылась музыкальная школа; некоторые наши девочки стали хорошо играть на фортепиано; однако многие родители не смогли по финансовым соображениям отправить своих чад учиться, даже не было смысла определять наличие слуха; заработала библиотека с несколькими читальными залами, где мы, старшеклассники, готовились к сочинениям; некоторое время на абонементе работала мама.
Однажды папу на рыбалке покусали малярийные комары, дома к вечеру поднялась температура, болезнь развивалась стремительно, почти неделю папа был в беспамятстве, лечили его хиной и уколами; много дней он пробыл на больничном; когда немного поправился, начал дома ремонтировать сантехнику, халтурно установленную строителями; осмотрев трубы и соединения, он с помощью своего инструмента устранял дефекты, приговаривая при этом: «Я за такую работу руки бы отбил этому слесарю»; он же с молодых лет подрабатывал слесарем, умел хорошо работать с металлом, клепать, паять, а также чинить, вышедшие из строя кастрюли, чайники и другую кухонную утварь, чему мама была рада; думаю, что это его выражение было из 20-х годов, а нам говорил, что нельзя делать своё дело плохо – уж лучше совсем не делать; кстати, если отец был недоволен каким-нибудь изделием, то эта его фраза адресовалась и неумелому конструктору; отец любил читать, радовался, когда нападал в толстом журнале (Новый мир, Знамя, Октябрь и др.) на интересные публикации, часто зачитывался до глубокой ночи; чтобы не мешать маме спать, он над своей головой вешал на спинку кровати американский фонарик с маленькой лампочкой, привезённый в эвакуацию из Харькова, и прочитанным всегда делился с мамой; знакомые нашей семьи и сослуживцы отца знали о его доброте и отзывчивости; здесь уместно привести высказывание великого Бетховена: «Я не знаю других признаков превосходства, кроме доброты»; в нашей семье дети никогда не слышали от родителей мата, хотя мы, дети улицы, знали многое; лишь однажды я не расслышал отца, который что-то сказал маме, но услышал, как она ответила: «Помолчи, здесь ты не в цеху у конвейера!»; мама помимо работы в детских яслях большую часть времени занималась дома готовкой для большой семьи, и только в одесских песнях находила прибежище своим чувствам; как и многие женщины, она с помощи взятки начальнику милиции, записала в паспорте меня и Ольгу русскими, а Виктору этого нельзя было сделать в 1945 году при Сталине, ведь с 30-х годов и в последующие десятилетия страна оставалась оплотом государственного антисемитизма. Да, не успел, не успел товарищ Сталин в своём государстве искоренить евреев и смешанных семей, имевших хоть каплю еврейской крови или еврейских генов, как это сделал Гитлер в своём государстве; но когда Сталину было трудно, например, в 1941 году, евреев назначал на руководящие посты: Ванникова – наркомом вооружений и боеприпасов, Гинсбурга – наркомом строительства, Зальцмана – наркомом танковой промышленности, Сандлера – зам наркома авиационной промышленности; 26 евреев были в руководстве оборонных наркоматов, а директоров заводов и управляющих трестами не счесть, тысячи и тысячи; это продолжилось негласно при Хрущёве, Брежневе, Андропове, Горбачёве – евреев на государственном уровне ставили первыми замами первых руководителей организаций; продолжается это и в настоящее время, хотя несколько мягче. Государственный антисемитизм, как и бытовой – это историческая закономерность: уничтожение народов правителями на протяжении многих веков; хотя для разумного и честного человека-труженика – это дикость, гнёт; и приходится людям проявлять покорность или гибнуть в борьбе за справедливость.