— Да, знамя, — говорил Петр Гаврилович, — знамя… Ведь это не просто лоскут на палке, знамя — это честь полка, его святыня! Если потеряно знамя, значит, перестала существовать часть, которая его потеряла. Вот галстуки у вас: потерял галстук, значит, ты честь пионерскую потерял! Ведь ваши галстуки — частица знамени!
Нет, галстук терять никак нельзя. Костя вспомнил свою потерю. Это гораздо серьезнее, чем он думал. Он боялся «Шишкиного дома», проработки на линейке, — это все было не то! Как хорошо, что галстук нашелся! Костя с благодарностью посмотрел на Лиду. Хотя она порядком растрепалась за дорогу — волосы целыми прядями отлетали от ее висков при ходьбе, — вид у Лиды был очень торжественный. Все ребята были серьезны. Они шли на встречу со знаменем. С тем самым знаменем, которое пролежало в земле полтора десятка лет и снова может развеваться на ветру. Вот они вошли в тот уже знакомый им дворик, где были конюшни, из которых ушли сперва лошади, потом маленькие дети с матерями, тот самый дворик с песчаной норой — убежищем Петра Гавриловича, помещением штаба, в котором проходило последнее партийное собрание… Ребята проходили мимо дверей казематов — под эти двери фашисты бросали гранаты со слезоточивыми газами. Ребята опять живо представили себе ту страшную борьбу, которую вел здесь небольшой отряд Петра Гавриловича.
— Вот в этом каземате было спрятано знамя, — сказал Петр Гаврилович. — Хорошо его солдаты спрятали, по-хозяйски! Сняли с древка, свернули, положили в шелковый чехол, потом в брезентовое ведро, а сверху, вверх дном, цинковым ведром накрыли. Вырыли яму в полу каземата, ведро туда закопали, а землю в гимнастерках подальше вынесли, чтобы враги не заметили, что здесь копали. И вот сколько лет знамя пролежало и, говорят, мало очень пострадало. Сейчас увидим! — Петр Гаврилович заметно волновался.
Подошли двое подтянутых военных и, приветливо улыбаясь, заговорили с Петром Гавриловичем. Один из них взял его под руку. Петр Гаврилович обернулся к ребятам, закивал им: еще увидимся! — и пошел вместе с военным.
А ребята зашли за угол, и Тамара Васильевна расставила их у подножия зеленого вала шеренгой, как на линейке. Костя стоял в шеренге, не зная, куда смотреть, откуда понесут знамя. Пока что он смотрел поверх вала на голубое небо и спокойные белые облака. И тогда было такое же небо, но его никто не видел сквозь пыль и дым. Никто даже головы не поднимал. Опустив глаза, Костя увидел каких-то важных военных, стоявших слева небольшой группой. На их парадных, темного сине-зеленого цвета мундирах блестели золотые нашивки. Справа надвигался ровный, приглушенный топот многих ног. Ровным строем во дворик вошли молодые военные. Запахло кожей сапог. Солдаты четко сделали поворот и встали в шеренгу напротив пионеров. В молодом солдате, третьем справа, Костя узнал «пушистого» и улыбнулся ему. Но тот будто и не заметил. Он стоял строго выпрямившись, и вид у него сейчас был вовсе не домашний.
Наконец вдали заколыхалось на ветру, загорелось на солнце красным огнем знамя! Несли его два знаменосца в парадных мундирах. Лица их были сосредоточены и напряжены. Один ухватил обеими руками древко снизу, другой — повыше. Плечи были повернуты к знамени, но знаменосцы старательно глядели вперед и шагали прямо, отчетливо, в ногу. Вот оно, знамя!
Изрезанное слежавшимися складками, с осыпавшейся кое-где позолотой, с потемневшей бахромой, оно горело на солнце живым красным цветом, оно рвалось, развевалось на ветру. Ветер разгладит его морщины, солнце высветлит бахрому. Знамя не досталось врагу, и вот оно снова живет и осеняет молодые стриженые головы солдат.
Сверкая парадными мундирами, шагали знаменосцы, а навстречу им в обыкновенном темном пиджаке, со свисающей на лоб черной прядью как-то растерянно подвигался герой. Он увидел знамя вблизи, лицо его дрогнуло… Должно быть, снова услышал он грохот боя, почувствовал на губах горечь дыма и сейчас прощался со многими, многими своими товарищами, которые сражались вместе с ним под этим знаменем.
24. ВСЕ ВМЕСТЕ
Уже темнело, когда ребята прощались с Петром Гавриловичем. Они окружили его тесно-тесно. Так просто расстаться с ним, как будто ничего и не было, как будто с его помощью не открылось им что-то очень большое и важное, — разве это возможно?
Тамара Васильевна все поняла.
— Петр Гаврилович, — сказала она, — можно я запишу ваш адрес, ребята вам напишут?
— Напишем! Напишем! — закричали ребята.
Да, это все-таки выход, ниточка, которая будет тянуться между Петром Гавриловичем и ребятами. И они повеселели. Петр Гаврилович стал всем пожимать руки, но ребят было много, и те, которым не удалось попращаться с ним за руку, старались прикоснуться к его плечу, к рукаву его пиджака.
— Ну, дети… — Петр Гаврилович помолчал. — Растите достойными сыновьями своей Родины!
Петр Гаврилович уходил все дальше и дальше по светлеющей в полумраке дороге. Вот он обернулся, помахал рукой, и скоро его не стало видно.
Ребята молча шли за Тамарой Васильевной и девушкой в сером платье. Все уже давно забыли, что эта девушка — экскурсовод, но тут вдруг вспомнили.
— Расскажите нам что-нибудь еще про Петра Гавриловича, — стала просить Лида.
— Расскажите, расскажите! — закричали ребята, обступая девушку со всех сторон.
Тамара Васильевна замахала на них своими толстыми ручками:
— Ну вас, ненасытные какие! Целый день рассказы слушают и все им мало! Ведь Ирина — тоже человек, ей отдохнуть надо!
Но Ирина остановила ее:
— Подождите, Тамара, вот что. Мне врач один рассказывал. Он в фашистском лагере работал. Туда как раз при нем привезли Петра Гавриловича. Врач этот говорит: привезли человека — кожа присохла к костям. На нем окровавленные тряпки, покрытые пылью и копотью, сам бородатый и такой слабый, что глотать не мог. Фашисты вокруг него столпились: «А! О! Колоссаль! Такой истощенный человек и стольких солдат убил и ранил». Из уважения к его подвигу в живых его оставили. Германское начальство специально приезжало из города на него посмотреть. В пример его ставили своим солдатам: вот как надо сражаться!
Ребята ясно представили себе последний каземат — место этого невероятного боя и самого Петра Гавриловича, такого простого и добродушного, к которому они уже привыкли, которого полюбили и в котором таилась такая великая сила. А Ирина подумала: пусть неполно прошла перед ребятами история обороны Брестской крепости, пусть только с одним ее защитником они познакомились, но ребята словно сами подышали горьким, скорбным воздухом этих боев и поняли, с какой простотой и достоинством их старшие товарищи шли на смерть за Родину.
По обе стороны дороги темнели деревья. Небо над ними было еще светлое, желтоватое. В прохладной тени, которую отбрасывал крепостной вал, Костя заметил что-то знакомое. Сосновая ветка-человечек лежала на лиловатой дорожке. Костя поднял ее, повертел в руках. Правда, похожа на человечка. Неужели это было сегодня и неужели это был он? Костя усмехнулся, вспомнив того маленького Костю, который очень давно вошел в ворота Брестской крепости и который мог сердиться и чуть не плакать, а из-за чего? «Лидкин угодник!» И не обидно совсем, потому что неправда!
Все они товарищи — и Лида, и Митя, и Васька Петухов, и все остальные. Случись война, все вместе пойдем за Родину. А лучше бы она не случалась. Сколько большого и хорошего мы сможем сделать на свете — все вместе!
_____
Внимание!
Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.
После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.