Елизавета посмотрела на часы, стоявшие на тумбочке рядом. Они показывали три часа ночи. Постепенно ее глаза все же начинали слипаться, потому что организм не обмануть и отдых ему требуется. И около четырех часов утра она все же смогла уснуть, но спала беспокойно, ворочаясь во сне, но не просыпаясь.

Когда звук будильника, поставленного на восемь утра, разбудил ее, она чувствовала себя чуть разбитой, но все равно отдохнувшей. Александр плавно перекатился с бока на спину.

– Доброе утро, – сказал она, протирая глаза, а затем зазевал.

– Доброе утро, – движения ее были такие же вялые, как и у мужа.

– Как спала?

– Да так. Просыпалась порой. Но, в общем, нормально.

– Ну и хорошо.

Он сел на кровать и стал ногами поворачивать тапки, чтобы вставить в них ноги. Елизавета же еще лежала и смотрела на спину мужа, повернув голову на подушке.

– Я приготовлю завтрак, – сказал он вставая и застилая за собой постель.

– И что готовить будешь? – с улыбкой, поинтересовалась Елизавета.

– Ну не кашу же я буду готовить. Омлет, конечно.

Они улыбнулись друг другу и Александр пошел в туалет.

Постепенно квартира начала «оживать». Через несколько минут после будильника проснулась и Екатерина, а там уже и ребенок дал о себе знать. Когда Александр поставил омлет в духовку и пошел в гостиную, то там Елизавета и Екатерина сидели на диване и общались, а последняя кормила ребенка грудью.

«Вот так мы мужики и тянемся к женской груди. Сначала в детстве, чтобы питаться, а затем для наслаждения»

– Ну я дома останусь, – говорила Екатерина, когда зашел Александр, – а вы с Сашей езжайте.

– Ну конечно, куда тебе, – подтвердила Елизавета.

Александр сел на стул у стола.

– Во сколько с тобой поедем? – спросила жена, повернув голову к мужу.

– В начале одиннадцатого и поедем, – Александр согнул руку в локте и положил на спинку стула.

– Хорошо. Катя здесь останется.

– Да я уже понял. Куда ей тащиться то. С ребенком посидит, отдохнет.

– А я так устаю, – с улыбкой вставила Екатерина.

– Все равно же. Одной хочется побыть когда-нибудь, – заметил Александр.

– Это да, есть такое. Вы то надолго?

– А тебе зачем? – с коварной улыбкой спросил у сестры брат.

– Да просто, интересно. Это не то, о чем ты подумал, – ответила она уверенно на такой вопрос Александра.

– Да, наверное, к часу вернемся, да? – посмотрела Елизавета на мужа

– Я думаю, что даже быстрее. Вряд ли это будет долгий процесс. Ну как пойдет.

– Имя то выбрали для мальчика? – поинтересовалась Екатерина.

Александр и Елизавета несколько секунд молчали, а затем подняли глаза друг на друга.

– Говори уже, – сказал жене Александр и улыбнулся.

Елизавета немного робко сказала:

– Мы с Сашей решили назвать его Михаил. Нам обоим понравился такой вариант.

Екатерине от этого имени было ни горячо, не холодно, поэтому она ответила:

– Хорошее имя.

Позавтракав, Елизавета с Александр быстро собрались и за несколько минут до десяти вышли из дома. Екатерина махала им из окна кухни, когда они садились в машину. Когда они сели внутрь, зажглись габариты, а затем, спустя некоторое время, машина тронулась.

Екатерина вернулась в комнату и, взяв ребенка на руки, села на диван. Она не включала телевизор, а только включила свет в комнате, потому что на улицы было пасмурно и накрапывал небольшой дождь. Она смотрела на лицо малыша и радовалась. Она соприкасалась своим носом с его маленьким носиком, брала в руку его малую ручку и своими пальцами гладила пальчики Антона. Малыш улыбался и смотрел на маму. Екатерина видела малыша, а перед ее глазами время от времени появлялся Антуан, о котором она не забывала с момента расставания, вспоминая о нем то чаще, то реже. Она взяла свою записную книжку, которая лежала рядом на тумбе и открыла ее. Она искала страницу, перелистывая лист за листом, пока не увидела знакомый французский номер, над которым написано имя: Антуан. Она встала, чтобы взять телефон, записную книжку она перевернула и положила на диван. Когда она села, ребенок был у нее в одной руке, а второй она перевернула записную книжку и положила на подлокотник, придерживая ее локтем, чтобы она не закрывалась. Она уже готова была набрать нужные цифры, но что-то ее останавливало. Она хотела бы сейчас ему позвонить, попробовать начать заново или же хотя бы узнать как он и что с ним.

«Не чревата ли это новым проблемам? (она положила телефон рядом на тумбу) Зачем начинать заново уже прошедшее и забытое? Стоит ли это делать… А может он изменился? – Вот всегда мы верим, что человек измениться, а изменяются из сотен – единицы. – А может он как раз тот, кто изменится? Он может это, я знаю. – Он слишком слабохарактерный, чтобы пойти против своей матери. – Но я даже не знаю что с отцом моего ребенка! – Но он же тоже тебе не звонит, чтобы узнать как ты и что с тобой. – Ну Саша же сказал ему, что ребенок (она посмотрела на малыша и чуть ли не заплакала) умер. – А жизнь разве заканчивается на смерти ребенка? Он может просто тебе позвонить, чтобы лично узнать о том как ты, что с тобой. И вообще, звонок может навлечь проблемы вроде его мамаши. – Я могу на эмоциях рассказать ему всю правду и тогда… (она не отводила взгляда от своего сына). Но я люблю его сейчас, возможно, даже сильнее, чем тогда… Вот только это любовь или все же жалость? Хороший вопрос. Не может ли так получится, что я получу вместо мужчины второго ребенка? Вот…и деньги есть у человека, и хорошая работа…по крайней мере была… сам симпатичный, но из-за своей же матери ему все это, в принципе не нужно. Она держит его на привязи как домашнего пса, с которым она может когда хочет поиграть, выгулять, он может спать с ней рядом, но если его выпустить одного, если он убежит, то она будет горевать по его потере и искать его изо всех сил, чтобы вернуть себе…Как вещь. Для Мари Антуан стал вещью, игрушкой, которая принадлежит ей и никому иначе. Вот я «поиграла» с этой игрушкой, а получила…(Екатерина погладила малыша, а затем взяла в руку телефон). А если она возьмет телефон и ответит? Я всегда могу положить трубку. Да, да. (она бросила взгляд в записную книжку и медленно начала набирать номер, цифра за цифрой) Мне нужно с ним поговорить. Все обсудить (осталось набрать три цифры), я знаю, что он мог измениться (две цифры), не может же он вечно быть заложником у своей матери! (ее большой палец застыл над последней цифрой в номере)»

Время словно замерло для нее. Она смотрела на подсвечивающей игран, где высвечивались уже набранные цифры. И вся боль от встречи с Антуаном и его матерью прошла сквозь нее за секунду, что ее тело задрожало. Все то, что она перенесла она уже не может простить никогда. Все страдания в которых Антуан принял хоть и косвенное участие, потому что сам не знал о том, чем занимается его мать, оставили свой отпечаток в ее жизни. Она могла простить его как человека, но воспринимать как любимого мужчину она его больше не хотела.

«Антуан подарил мне сына. Но Антон ни за что не должен узнать о том с какими отклонениями был его отец. Если только совсем во взрослом возрасте. Но не первые двадцать лет».

Большой палец Екатерины переместился выше и опустился на красную кнопку сброса звонка. Она положила телефон на тумбе, туда же положила записную книжку, предварительно закрыв ее одной рукой. Взяв ребенка двумя руками, она прижала его к своей груди, а он своими маленькими ручками касался ее кожи, словно обнимая. Он хотел бы обнять сейчас маму, но не может этого сделать в полной мер. Пока не может.

– Мой любимый.

Она поцеловал его в макушку и улыбнулась. Антуан все равно останется в ее памяти на всю оставшуюся жизнь. Но только в памяти и не больше. Она все для себя решила.

ЭПИЛОГ

Через несколько месяц Антуан стоял на железнодорожном мосту, который проходил в нескольких десятках метров над рекой. Ужасные и огромные синяки были под его глазами от недосыпа и нервов, густая щетина, седина волос – ничего больше не напоминало о некогда красивом мужском французском лице. Он стоял и смотрел в пропасть под мостом. Антуан был пуст изнутри, истощен морально. Поезда не шли ни с одной, ни с другой стороны, людей поблизости тоже не было. Он опустил глаза на реку, где вода неслась по течению. Слез не было на его глазах, улыбки не было на его губах, не было боязни, не было сомнений. Слишком долго шли эти три месяца одиночества. Он убрал Мари из жизни, но не смогу убрать ее из себя. Она вновь и вновь словно насиловала его изнутри, что лучше было бы, если она была бы рядом.