– Транспорт 875, говорит десантный челнок 47, замедлите движение и следуйте нашим курсом, в противном случае откроем огонь на поражение, – доносилось по радиосвязи.

– Десантный челнок 47. Приказываю огонь не открывать. Личный код 356А75ТС. Повторяю, 356А75ТС. Уточните полномочия по проведению операции «Война миров». Подчиниться вашему приказу нет возможности, на борту транспорта 875 заложники, – ответил Антон.

– Транспорт 875. Полномочия подтверждены. Но приказываю замедлить движение для принятия дальнейшего решения командованием. Предупреждаем, в противном случае откроем огонь на поражение, – через полминуты снова прозвучало по радиосвязи.

– Предупреждаю, на борту заложники. Приказываю огонь не открывать. Личный код 356А75ТС, – ответил Антон.

Космический транспорт продолжал разгон. Я посмотрел на показатели приборов, ещё две минуты и транспорт достигнет скорости, при которой он станет неуязвимым для управляемых ракет десантного корабля. Попасть в цель уже будет просто невозможно.

– Транспорт 875. Приказываем замедлить движение, – повторил командир десантного корабля через минуту.

– Приказываю огонь не открывать. Личный код 356А75ТС. Особые полномочия. – Антон облегчённо вздохнул и отключил связь. – Ушли. Не умеют быстро работать. Пока всё свяжут, определятся, рыбка уже уплыла.

Антон посмотрел, улыбаясь, на меня. – Оживаешь, Лексис. Ты не злись на меня. Тебе нельзя так легко погибнуть. Твоя настоящая созидательная миссия только начинается. Поверь мне, Максу и другим разумным людям.

Я ничего не сказал в ответ, только с презрением посмотрел на Антона, в который раз, потом повернулся к капитану и еле ворочающимся языком уточнил. – Мы летим на Европу, спутник Юпитера?

– Да – ответил он.

– Знакомый маршрут? – продолжал улыбаться Антон, несмотря на мое отношение к нему. – Самый безопасный вариант. Нас сложнее перехватить, и мы выиграем время. А время решает всё. И кто победил, кто проиграл. И кому жить, кому умереть. Время – самый главный судья. И чем больше проходит времени, тем точнее и справедливее её вердикт, – понесло его.

– Оставь меня, пожалуйста, со своей философией, – не выдержал я.

– Расслабься. Ничего нет приятнее в длительном полёте, чем пофилософствовать. Общение с разумным собеседником развивает мозги и убивает скуку однообразия.

– Ничего нет для меня более неприятного и скучного, чем общаться с тобой. Поэтому предупреждаю, не подходи ко мне, если не хочешь превратить этот полёт в кошмар.

– Выбор твой. Не подходить, так не подходить, – спокойно сказал Антон.

И он сдержал своё слово. Ни разу за девяносто три дня полёта он не обратился ко мне даже с незначительным вопросом. Я познакомился с другими пассажирами и экипажем. Они испытывали внутри себя похожие со мной чувства. Их друзья, братья остались погибать, а они, как и я, бросили поле боя. Да, у каждого были веские причины, но сердце болело. За время полёта я лучше узнал их, а они меня. Некоторые уже раньше знали о моей важной роли в деле с осмием, но не знали мой внутренний мир. А внутренний мир у нас тоже был похож. Я беседовал с ними о революции и марсианском братстве. Я чувствовал их, словно сам был коренным марсианином. Я спрашивал их о Мике, надеясь в будущем, если всё сложится удачно, конечно, больше для Мика, его найти. Один из пассажиров знал Мика и подсказал, где его лучше искать.

А вот отношение экипажа и пассажиров к Антону было неоднозначным. Во-первых, они были благодарны ему за спасение, во-вторых, не могли просто по-человечески дискриминировать его, несмотря на его отличное мировоззрение и негативные поступки в прошлом. Но взаимопонимания и сердечного расположения не было. С Антоном кто-то играл в шахматы, но постоянно проигрывал, кто-то делился мнением по малозначащим вопросам, кто-то даже пытался спорить о жизненных приоритетах. Но всё для Антона было искусственным и малоинтересным. Он не находил глубоких точек соприкосновения с попутчиками и скучал. А мне его совсем не было жаль. Да, между ним и другими людьми был экран, но кто должен попытаться его пробить. В первую очередь Антон, но он не хотел его пробивать, потому что считал, что это ничего ему не может дать. Если кто-то желает пробиться к нему через экран, что будет бесспорно полезно для желающего, то пусть и прилагает сам максимум усилий. В этом был весь Антон, он не хотел опускать свой высокий разум до неразумных, по его мнению, людей. Сразу раскрывал свой разум, и предлагал подниматься другим разумам, но самостоятельно, без его помощи. И если человек не мог, то Антон просто давал понять – извини, но ты мне неинтересен.

Да, я не хотел ему делать шаг навстречу, хотя чувствовал, что он во мне нуждается. Если ты, разумный, не хочешь снизойти до неразумных, то твой разум снизойдёт сам. И это будет регресс. Только гибкий разум, способный поделиться со слабым разумом, способен приобрести ещё большую силу. И это будет прогресс. Можно провести аналогию, только взрослый человек, понимающий маленького ребёнка, способен совершать по-настоящему взрослые ответственные поступки. Я иногда смотрел на Антона, пытаясь подсказать ему, но он смотрел на меня и ждал, что я сделаю шаг навстречу. Но не дождался.

Длительный полёт близился к завершению, транспортный корабль подлетал к Европе. Все были в приподнятом расположении духа. И Антон, тоже воодушевлённый впервые после моего запрета, обратился ко мне.

– Лексис, готовься к радостной встрече с тестем. Кстати, умнейший человек.

Я удивлённо посмотрел на Антона, он всегда всё знал. В этот момент один из членов экипажа зашёл в кают-компанию, где находилось большинство пассажиров, и попросил Антона пройти в кабину управления. Антон сразу стал серьёзным, глубокомысленно взглянул на меня и быстро вышел из помещения. Я последовал за ним. Командир корабля ввёл нас в курс дела. Он показал точку на радаре, быстро приближающуюся к нам, и сказал, что по скорости похож на быстрый лёгкий военный корабль.

Антон вдруг стал очень серьёзным, я таким его не видел никогда. Видимо, он столкнулся с такой проблемой, решения которой не видел. Сложно было представить, чтобы Антон мог что-то упустить в предвидении событий. Но сейчас на это было похоже. Но надо отдать ему должное, он моментально принял решение в этой сложной ситуации и ни секунды не медлил с исполнением.

Он приказал быстро пилоту освободить ему кресло. Командир взглянул сначала на Антона, а потом вопросительно на меня, и я кивнул головой. Командир дал команду пилоту. Антон, закрепляя себя в кресле и готовясь к манёвру, приказал объявить тревогу, надеть всем космические комбинезоны и закрепиться. В этот момент он резко ускорил корабль и пошёл на вираж. Я и пилот еле успели схватиться за неподвижные предметы, а помощник капитана полетел к стене. Антон с максимальным ускорением летел прямо на Европу. Как только возможно стало передвигаться, я поспешил вместе с помощником в грузовой отсек, чтобы взять комбинезоны и шлемы и помочь надеть их всем пассажирам.

Объяснив ситуацию и показав на помощнике и одном пассажире, как надевать комбинезон и шлем, я попросил помощника помочь остальным людям, никого не забыв, а сам поспешил назад в кабину управления. Я отдал комбинезоны, шлемы пилоту и командиру, и мы стали в них облачаться.

Между тем Европа увеличивалась на глазах. Антон посмотрел на радар и произнёс, – не успеем, сильнее разгоняться нельзя, можем рухнуть на Европу, топливо на исходе. А военные нас не отпустят, и приземлиться не успеем.

– Может, они нам не будут угрожать? – предположил командир.

– Конечно, не будут. Они до сих пор даже на связь не вышли. Их задача – просто распылить этот транспорт вместе с нами в космосе. В чём они на все сто не сомневаются. Но мы будем бороться. Да, Лексис? – и, не ожидая от меня ответа, Антон сказал, – держитесь, – и пошёл снова на резкий вираж. Нас вдавило в пол со страшной силой, я стал задыхаться, но постепенно перегрузка уменьшилась. Корабль уже летел по отношению к Европе под острым углом на небольшой высоте, но с высокой скоростью. Надо отдать должное, управлять кораблём Антон умел мастерски. Он освободился от креплений и предоставил кресло пилоту, приказав держать этот курс, не снижая скорости. Он быстро надел космический комбинезон и шлем, посмотрел на радар и выскочил из кабины управления. Мы недоумённо переглянулись с командиром корабля. Через полминуты он вернулся со спасательными жилетами, предназначенными для приземления в любых условиях на жидкую поверхность, и тремя сумками.