Грядёт, грядёт скоро реорганизация флота и тогда Аркадий Тихонович Шардаков может стать адмиралом, как Макаров Степан Осипович, даже и без окончания Морского Корпуса.

Далее вывернули на тему дальневосточную — цесаревич Николай, судя по телеграммам, вовсе не собирался помирать от удара меча «японского городового» по бестолковой головушке и торжественное открытие Великого Сибирского Железнодорожного Пути во Владивостоке таки состоится.

Неожиданно разговор зашёл про сотника Пешкова и его одиночный конный переход из Благовещенска до Санкт-Петербурга, проведённый в тяжелейших условиях сибирской зимы. Со слов купчины, именно дерзкий марш отважного казака и настроил Государя дать отмашку на скорейшее строительство Транссиба. Я помнил только сам факт этого перехода, даже года не помнил, а он вот, совсем недавно случился. Зато рассказал Тихону Ильичу и Артемию как удобно будет ловить шпионов через несколько лет. Ведь разведчики и английские и японские захотят проехать по маршруту железной дороги и будут маскироваться под «спортсменов». Тут я, опираясь на Пикуля, пересказал скорый вояж японского военного атташе из Берлина до Токио, аккурат по строящейся Транссибирской магистрали, подаваемый как рекордный конный переход.

Эх, какой тут ещё спорт, Олимпиады даже не случилось! Кстати, а почему бы и не помочь барону де Кубертену? Конечно, с условием, что вторая или третья Олимпиада пройдёт в Российской империи.

Интересно, но про Чехова, побывавшего проездом в Красноярск в прошлом году герр Шардаков не упомянул, видимо не попал в местные газеты «Антоша Чехонте», именем которого впоследствии назовут пассажирский теплоход, красу и гордость Енисейского речного флота…

Да, планов, планов громадьё, но пока здешних денежек ни копеечки! И что толку от сорока миллионов из 21 века? Бумажки пустые! А деньги, наличные деньги срочно, прямо кровь из носу как срочно нужны для представительства, не фарцевать же целому лейтенанту флота «зодиакальными цацками»!!!

— Вот что, Тихон Ильич, выдели Аркадия в проводники по Красноярску, пускай парень представит во всей красе город, я же ответно про моря-океаны расскажу. А уроки пропустит, так наверстает.

— С превеликим удовольствием, Отто Оттович! Тёмка, кликни Аркашке, чтоб завтра с утра в готовности пребывал — господину лейтенанту провожатым будет!

Отужинать после бани отказался — слабость, отдохнуть бы. Хозяева подсуетились — обустроили гостевую комнату по высшему разряду. Раздарил ребятне «белоснежную» писчую бумагу и все три «гражднаскоплатформенных» блокнота. Без обложки их никак не идентифицируешь, а если и проколюсь где по датам, так уже решил — всё валю на мормонов. На этих многожёнцев, на так называемых «святых последнего дня». Мало ли какое у отдельной мормонской секты летоисчисление! А малых сект, отпочковавшихся от основной у мормонов кабы не больше чем у нас старообрядческих! Лепят клейма свои на изделия, и дату меняющегося конца света тоже разную выставляют. Годная вестерн-версия и, самое смешное, никак не опровергается из глубины сибирских руд…

Помните как Андрей Миронов в мелодраме «Соломенная шляпка» блистательно небрежно заклеймил чувака, обратившего внимание на то, что дама «в трауре по усопшему мужу» щеголяла в праздничном платье? Герой Миронова, певший потом про Жоржету и Мюзетту с Лизеттой, презрительно уставился на сверхбдительного деятеля и пригвоздил к столбу позорному классической фразой: «Это не деревня, сударь! Это город»!

Хорошо, не стал фонарик светодиодный демонстрировать хроноаборигенам, лишнее то, но едва улёгся на огромную кровать (тут же провалившись аки в трясину в толстенную пуховую перину) как укрылся одеялом от возможного подглядывания и перескочил в центральный портал Паутины. В ящике стола нашёл чехол с железной крупной расчёской, как раз господину Шардакову густющую бородищу расчёсывать.

Ложатся спать в конце века девятнадцатого рано. Но и поднимаются чуть свет. Поэтому моё раннее пробуждение никого не удивило, а хозяина так даже порадовало — оклемался гость дорогой, не заболел после банных процедур. А то возись с ним, выхаживай.

— Держите презент, дражайший Тихон Ильич! Для ваших, прям таки библейских косм, — в самый раз.

— Благодарствую, Отто Оттович, прикажете на стол подавать? А то Аркашка заждался, второй час как вертится на конюшне. Я тарантас велел заложить, чтоб ноги не бить, значитца.

Быстро позавтракав, предложил хозяину прокатиться «до моста», до того места, где должен быть возведён мост железнодорожный. Аркадий правил, а Тихон Ильич выступал эдаким гидом, не забывая здороваться со знакомцами.

— А вот, получается, собор наш, а вот получается дом архиерейский, а там, получается, дом купца Вахра…

— Смотрите, смотрите, пароход гудит, плот тянет, лес на распилку везёт!

— Цыц, Аркашка! Правь молча, а то ухи надеру! А вон там, Отто Оттович, получается, Разбойная слободка…

Указав почтенному негоцианту на те участки, цена которых в скором времени непременно вырастет из-за проложения железной дороги, порекомендовал не оглашать сей инсайд, а приказчика Артемия, оказавшегося немного «в курсе» отослать куда подальше на пару месяцев.

— Это можно, отослать. Я Тёмке четвертной в месяц плачу, а положу сорок, да до Енисейска погоню, как раз послезавтра груз собирается. Значит ему и расторговываться там.

— Мудро, Тихон Ильич. А то ведь как оно случается — брякнул приказчик где пару лишних слов, а соседи уши навострили и упредили. И без того чиновники продажные наживаются на знании что и где в казну выкупается. Лучше уж хорошему человеку, такому как ты, не спорь, Тихон Ильич, помочь.

— Благодарствую.

— Пустое, Ильич, не тянись. За то что дал приют, я благодарить должен. Баня да душевный приём на ноги поставили! Сразу видно — от души то, от чистого сердца, не корысти ради. Еду сегодня-завтра до Ачинска, потом до Томска. Там видно будет, возвращаться в Санкт-Петербург или же получу высочайшее повеление проводить изыскания по основной трассе. Пускай сын тебя отвезёт по делам и возвращается. Полюбуюсь на Енисей, да по городу проедусь.

— Аркашка, — забасил Шардаков, — гони сюдыть!

Шардаков-младший, за ради серьёзного разговора взрослых выставленный с жеребчиком Яшкой метров за пятьдесят, а то вдруг услышит отрок важное да ненужное, да и сболтнёт кому ненароком, подогнал пролётку, куда и загрузился глава семейства, напомнивший, что к обеду расстарается свежим пивом под свежезакопчёную рыбу, как гость вчерась в бане мечтал.

Менее чем через полчаса, гнал наверное по городу, стервец, Аркадий Тихонович лихо развернул «карету».

— Извольте, господин лейтенант! И часа не прошло!

— Ты, потише, друг Аркадий, потише! Не растряси!

Действительно, пацан хлипкий, а вдруг коняка сдуреет и рванёт. Я ж не удержу, не мастак в лошадях, хорошо ещё легенду взял флотского офицера, а не гусара-улана какого. Вот был бы казус, предложи мне хроноаборигены конную прогулку.

Красноярск начала мая 1891 года возможно и привёл бы в умиление краеведов и спецов по деревянному зодчеству, но меня несказанно раздражал — деревня! Пыльная и грязная деревня! На улицах бестолково копошатся десятки оборванцев и вполне себе почтенных граждан, пытаются к приезду Наследника Престола подлатать «проезжую часть». Юдинская библиотека хорошо так на горе виднеется, а железнодорожного вокзала нет, зато огромный собор наличествует, дом купца Гадалова, он же «Детский мир» моего времени, аки муравьи облепили штукатуры — Цесаревич там остановится, решено «освежить» здание…

Велел «кучеру» медленно ехать по улице Воскресенской, она же проспект Мира. Аркашка, страшно гордый возведением во «временные адъютанты» послушно останавливал там, где укажу и дожидаясь высокое начальство дисциплинированно высиживал на облучке, или на козлах, как эта хрень называется то правильно?

Я же лихорадочно отыскивал «точку отъёма дензнаков». Надо так, чтоб сразу найти «кассу», поставить там портал переходник и немножко экспроприировать денежек. Верну потом втрое больше! Ну никак нельзя мне в моём нынешнем положении занимать у купца, я ж не Остап Бендер, я ж лейтенант Отто Шмидт!